Вариант с женщиной я даже не рассматриваю: во-первых, тыкать в вену человеку чревато для меня обмороком, да и проводить какие-либо манипуляции с людьми ветеринарным врачам строго-настрого запрещено. Во-вторых, очевидно, что ксенотрансфузия[40 - Ксенотрансфузия – переливание крови от другого биологического вида.] человеческой крови в случае панлейки совершенно не оправдана: там нет нужных антител.
Вот бы придумали какой-нибудь волшебный препарат, заменяющий цельную кровь, который мог бы храниться долгое время, а не эти несчастные трое суток, после которых кровь, даже в холодильнике, становится непригодной. Эритроциты не заморозишь в морозилке…
Следуя какому-то странному порыву, открываю дверцу холодильника, словно там может быть ответ на мой вопрос и… вижу на полке большой шприц, с кровью. Словно в тумане, беру его в руку. На шприце чёрным маркером написано два смачных слова: «Кошачья кровь».
Вот это чудо! Я смотрю на потолок, словно этот шприц только что упал с неба. Почерк Танин – она работала сегодня в день. Несмотря на поздний час, ей и звоню:
– Тань, привет. Прости, что так поздно…
– Да ничо, – сонным голосом отзывается она. По всей вероятности, я её разбудила: – Что случилось-то?
– Скажи мне, что за кровь в холодильнике лежит? Когда брали?
– Ах это… – Таня облегчённо вздыхает: – Сегодня днём. Здоровый, мордатый котяра приходил. Отличный донор.
– О-о-о! Можно взять? У нас тут… – я едва не произношу «смертник», но что-то останавливает: – … котёнок…
– Да конечно бери, – разрешает Таня, мучительно зевнув, и повторяется: – Отличный донор… Мордатый… Проверенный…
Прощаемся, вешаю трубку.
Котёнок, который к этому времени находится в могиле уже хвостом и тремя с половиной лапами, получает ещё один шанс – чужие мощные антитела против вируса от мордатого здорового донора, которые наверняка там есть. Аккуратно перемешиваю эритроциты с плазмой, бережно качая шприц в руке. Подключаем его в инфузомат. Вероника доливает тёплой воды в ванночку, куда погружена часть трубки от капельницы.
Через час после переливания котёнок медленно переваливается на живот и принимает позу «поживу ещё чуть-чуть, так и быть»… и достаёт из могилы одну из лапок.
Четыре часа, пока медленно капаются остальные жижки, женщина сидит с ним на коленях. Под конец у котёнка начинаются судороги, – это похоже на гипокалиемию, которая нередко является следствием поноса. Интуитивно корректирую содержимое капельницы – определить содержание электролитов в крови нет возможности. В пять утра отправляем женщину с котёнком домой, заливаем всё дезраствором и ставим кварц: церемониться с вирусом не приходится. Сами ползём на второй этаж, в ординаторскую, где бухаемся на разобранный диван.
– Как думаешь, выживет? – спрашиваю у Вероники.
– Ну… – тянет она задумчиво и не заканчивает фразу.
– Вот и я так думаю, – соглашаюсь с очевидным, недосказанным.
Вероника молниеносно проваливается в сон. Не успеваю я задремать, как звонит телефон. Нащупываю его рядом с подушкой:
– Ветклиника…
– Алё! – пьяный женский голос звучит в трубке. – У меня тут пищщанка!
«О, Господи… Кто?» – мой внутренний голос тоже просыпается.
– Простите… Кто? – хочу уточнения я.
– Песчанка! И она… СМОТРИТ! – поясняет женщина, озвучивая причину своего волнения.
– Смотрит? – будить меня в пять утра ради какой-то песчанки, которая смотрит… это бесчеловечно!
– Вы не понимаете! – убеждённо произносит женщина.
«Не понимаю», – смиренно соглашается внутренний голос.
– У меня песчанка, и она смотрит! – от того, что женщина повышает голос, он становится ещё более пьяным.
– Минутку, – говорю ей, после чего шёпотом спрашиваю полупроснувшуюся от звонка Веронику: – Ради всего святого… Что такое, блять, песчанка?
– Хуй знает, – испуганно отвечает сонная Вероника тоже шёпотом. – А что случилось-то?
– Фа-а-ак… – мозг стремительно просыпается и выдаёт мне скудную информацию о том, что, кажется, это нечто, похожее на мышь, только с хвостом белки. – Вероника, там у женщины песчанка, и она смотрит.
– Смотрит? – задаёт всё тот же вопрос Вероника.
– Алё! – возвращаюсь я к женщине. – А ещё какие-то жалобы есть?
Та надолго зависает: видимо её удивляет тот факт, что смотрящая песчанка для меня – аргумент скудный и недостаточный. Советую ей подойти по записи к специалисту по грызунам, которым не являюсь. Нас в академии вообще учили с грызунами обходится только одним способом – дератизацией[41 - Дератизация – комплексные меры по уничтожению грызунов.].
В надежде, что к утру или женщина протрезвеет, или же песчанка прекратит её гипнотизировать, снова пытаюсь уснуть.
«Ставлю на песчанку!» – жизнерадостно восклицает внутренний голос.
Следующий звонок раздаётся через пятнадцать минут. Звонит мужчина:
– У меня кот упал с подоконника.
– Жалобы? – я едва могу ворочать языком.
– Теперь он хромает на ногу.
– Днём будет ортопед, приходите на приём, – о, сжальтесь, дайте хотя бы часик поспать! Умоляю!
– А запишите меня, – мужчина на том конце отвечает бодрым весёлым голосом, словно на часах не пять утра. Да кто-нибудь вообще спит сейчас? Или все бухают, практикуют гипноз и падают с подоконников?
Я лежу наверху, журнал, соответственно, внизу, и для начала надо совершить подвиг под названием «поднять жопу с дивана». Говорю:
– Ну… Вы готовы подождать миллион пятьсот часов, пока я спущусь вниз? – мой голос почти умоляет не проделывать со мной этой изощрённой пытки.
– Вы не хотите вставать? – хочет уточнения мужчина.
Нет, блять, всю ночь только об этом и мечтала – выползти из-под тёплого одеялка и ползти вниз ради этой самой записи в журнал…
– На завтра к ортопеду почти никого нет, – уверяю его, включив всё своё обаяние. – Вас примут даже в порядке очереди. Или как на счёт того, чтобы позвонить после девяти и тогда уже записаться?
Потому что после девяти приходит дневная смена и, собственно, сам ортопед. Мужчина соглашается, но напоследок говорит:
– Я вам, если что, через полчаса перезвоню, – и быстро вешает трубку.
…Остаток ночи я не сплю, ожидая его звонка, но он так и не перезванивает.
В восемь утра ночной котёнок снова у нас. Женщина, на этот раз одетая в повседневную одежду, разворачивает всё то же большое полотенце. Подозрительно заглядываю туда: котёнок живой.