Вихрь переправ

– Кроме них, полно людей в доме, – шутливо напомнил Матфей.

– Бабуля и дедуля… да они редко поднимаются на второй этаж, так что не тревожься, – сказала она и, вспомнив, добавила. – А родителей пока нет. Иначе бы мы услышали их.

– Просто я обещал Гам… другу, что никому не скажу. А выходит, что я вроде как не выполнил обещание, – замявшись, промямлил юноша.

– Ты говоришь о вороне? Ведь ему ты дал слово? – спросила Юна, её монгольские глаза, наполненные живейшим интересом, обжигали Матфея до самого нутра.

– Ну, да, о нём. Обещал я ему.

Юна, не признававшая ограничения в чём-либо, и в одежде уважала простоту и свободу. Дома она носила объёмные свитера, мягкие фланелевые штанишки и, конечно, футболки. К этому виду одежды она питала особую, трепетную привязанность. Матфей знал, что футболковую страсть подруга переняла от отца, бывшего школьного учителя физкультуры, а ныне – тренера в частном спортивном клубе. Юна покупала исключительно мужские футболки на два-три размера больше и носила их с трикотажными штанами или с лосинами, которые сидели на её стройных ножках идеально. Но особым шиком, по мнению Матфея, был тонкий чёрный пояс, которым девушка подпоясывала необъятные футболочные просторы, преобразовывая верх одежды в стильную тунику или мини-платье. Что, конечно же, ей чертовски шло.

– Да ладно тебе, Фей, не переживай, мне же можно, – подбодрила его Юна и по-дружески ткнулась плечом о его плечо. И сегодня на девушке сидела длиннющая, почти до колен футболка цвета фуксии с широченным и довольно-таки глубоким вырезом. – Я никому не скажу, даже Нилу.

– Это серьёзно, – улыбнулся Матфей «вескому» аргументу и коротко рассмеялся.

Взглядом он поймал прямоугольник единственного в этой обители окна, одна из створок была на четверть открыта. Юна одинаково любила тепло и холод, но только не тогда, когда баланс нарушался в пользу одного из них. Она частенько проветривала комнату, развеивая жаркую духоту, нагнетаемую змеевиком подоконной батареи, равно как и в особо ветреные и студёные деньки, обкладывалась пледом и подушками, затыкая окно ватой.

– Слушай! – воскликнула тут же она в озарении. – Ты сказал, что он тебе какие-то книги странные дал почитать?

– Да, там про таких как он, и ещё кого-то. Уже не помню.

– Фей, будь другом, покажи мне эти книги, – умоляюще произнесла Юна, для вящей убедительности ласково ухватив приятеля за руку. – Ты же знаешь, я страсть, как люблю книжную братию. А у тебя там есть книга, которой больше ста лет. Представляешь, какой раритет тебе доверили на хранение?!

Безграничный энтузиазм Юны мог сравниться лишь с её одержимостью книгами. Даже чердачная комнатка каким-то чудом вмещала в себя три высоченных шкафа, под завязку набитых книгами различных авторов. Разнокалиберные цветастые корешки, выстроенные строгими армейскими шеренгами, бравыми солдатиками торжественно взирали из-за стекла шкафных дверок, перечитанные не единожды и жаждущие своими историями ринуться в бой по велению императрицы.

Среди трёх книжных великанов стояла квадратная пышка-тумба, служившая журнальным столиком, комодом и трюмо. В обители Юны все вещи казались Матфею нужными и родившимися вместе с самой комнатой. Но сердцем этого жилища он считал небольшую тахту с пригоршней мягких диванных подушек, заботливо укрытую лиловым флисом пледа. Именно на этом острове покоя он столько раз находил приют после гнетущих рабочих будней. А сколько чая и какао было выпито за разговорами на этой оттоманке! Юна не использовала тахту в качестве постели, её маленькая кровать была задвинута в дальний угол и огорожена ширмой от лишних глаз.

– Ну, наверное, можно, – уклончиво проговорил Матфей. – Только Гамаюн обещал вечером залететь. Нехорошо будет, если он тебя застанет при листании своих же книжек.

– А я ненадолго, всего на десять минуточек, – сладко промурлыкала Юна. – Ну, Фей, пожалуйста, пошли.

И как тут откажешь, когда на тебя подобострастно взирают самые прекрасные глаза в обрамлении тёмного бархата ресниц, когда томный и приглушённый голосок проникает в самое твоё сердце, а тонкие крохотные пальчики нежно поглаживают кожу твоей руки – и от всей этой суммарности ощущений голова туманится, а тело порождает дрожь! Вот и Матфей не смог устоять и поддался уговору подруги.

Наскоро допив чай, они спешно покинули Юнину обитель, и в очередной раз молодой человек, преодолевая лаз в полу, не устоял от искушения сравнить бывший чердак с каютой некого фантастического пиратского корабля, а распахнутую настежь напольную дверку с уводящими вниз деревянными ступеньками – с трюмом, набитом таинственными и неведомыми сокровищами.

Как только Юна и её гость достигли нижнего этажа, размытая птичья тень мельком зацепила оконный проём девичьей спальни, а в неприкрытую по рассеянности хозяйки створку влетело короткое и сухое, как треск сучьев в костре, карканье.

Дома у себя в комнате Матфей не мог отделаться от противоречивости ощущений. Он редко приглашал Юну в свою комнату, хотя каждый день болтал с ней по телефону, и девушка частенько сиживала в просторной и гостеприимной гостиной Катуней за чашкой чая или кофе. Была сущая разница между его и её обителями. У неё в гостях юноше находиться было сродни чему-то естественному и близкому, словно он оказывался в щедро распахнутых для объятий руках, в то время как его жилище напоминало больше берлогу заядлого одиночки, где не было места гостям, а атмосфера жила лишь снами хозяина.

Юна с жадностью накинулась на незнакомые издания, которые Матфей предусмотрительно зарыл под пухлым весом подушки и одеяла. Дабы скорее и полнее закрасить пробелы, Гамаюн снабдил союзника ещё тремя книгами с названиями не менее таинственными и притягательными, как у первой книги.

– Как интересно, как странно, – повторяла гостья, беря в руки то один, то другой экземпляр. – Действительно, старые книги. Я полистаю их, Фей?

– А? Да, только недолго, – рассеяно отозвался он. Его взгляд блуждал по стенам комнаты и вновь отмечал скупость и безликость, пробуждая неловкость и недовольство собой.

– «Демоны и Людины. Крах Племени Творца». «Мракобесные создания», – Юна негромко читала названия обложек. – Фей, Фей, смотри, тут есть «Вирийские сказки»!

– Я их не читал, не успел, – сказал он, вернувшийся в реальность своей спальни её взволнованным голоском. – Наверное, интересные.

– А ещё «Дьявольские твари. Самый полный перечень тех, кто годится в прислужники». – Глаза её потемнели и заметно округлились, когда очередь дошла до последней книги, она звонко присвистнула. – Слушай, так ведь я могу по этой книге подыскать себе помощника, как у родителей. Это же клёво. Как думаешь?

– Наверное, но Гамаюн сказал, что не хозяин подыскивает себе прислужника, а как раз, наоборот, прислужник сам находит себе хозяина.

– Но если я буду знать, кого хочу себе в услужение, то не проще ли заранее выбрать этого кого-то? – Эта мысль так поразила и заняла Юну, что она тут же позабыла о других талмудах, возлежавших подле неё. – Фей, можно я одолжу эту книжку на одну ночь? Всего одна ночь и завтра я её тебе отдам. Могу утром зайти к тебе на работу.

– Я бы с радостью, Ласточка, но я обещал ворону никому не только не давать книг, но даже упоминать о них, – ответил Матфей, стараясь придать голосу твёрдости и не размякнуть, как пластилин, под взглядом её невинно-лукавых глаз.

– А ты отвлеки его на остальные книги, он и не заметит, что этой книжки не хватает, – подсказала Юнина находчивость.

– Прости, Ласточка, но я обещал, – выдохнув, Матфей вынес окончательный вердикт. Его глаза буравили отчаянием и бессилием витиеватый узор ковра под ногами. Вот бы стать крошечным и затеряться в лабиринте тёмно-синих линий, только бы не стоять на перепутье долга и желания.

– Жаль, – вздохнула Юна, но её милое круглое личико не омрачилось сожалением. – Ладно, совсем скоро я узнаю, с кем буду водить дружбу до конца дней своих. До февраля всего ничего.

– Ага, совсем немного, – с облегчением кивнул Матфей. Бескрайний оптимизм подруги в затруднительных ситуациях всякий раз поражал и придавал в его глазах Юне некий ореол сверхчеловека.

Стук в окно вернул Матфея в реальность, и он торопливо сопроводив гостью на нижний этаж и наскоро распрощавшись с нею у входной двери, помчался наверх по лестнице, перескакивая ступеньки. Как хорошо, что Юна всегда всё понимала и не обижалась. Это частично снимало с него груз вины перед ней, но всё же уши полыхали жаром от её ласкового: «Конечно, понимаю. Всё нормально, Фей». Он чувствовал себя жутким эгоистом и неотёсанным грубияном.

– Добрый вечер, молодой человек, – приветственно каркнул Гамаюн, скользнув тенью в открывшееся перед ним окно. – Не больно-то ты торопился меня впустить.

– Меня не было в комнате, – наспех соврал Матфей.

– Ну-ну, выпроваживал свою подружку, чтоб я её не застал с тобою, – язвительно сказал ворон.

– С чего ты взял, что у меня кто-то был?

– Я видел её, видел, как она торопливо прошла от парадной двери, но после у калитки остановилась, замерла и обернулась, – ровным глухим голосом произнёс Гамаюн. – Глаза у неё блестели, и кажется она что-то говорила, – я не расслышал, был далёк от того местечка, видно было только, как размыкаются и смыкаются её уста.

Юноша сразу сник. Только не хватало, чтобы из-за него, вернее из-за его, Матфеевой необходительности, был обижен его друг, точнее подруга. Да за это в аду сгореть мало.

Гамаюн замолчал и с неподдельным интересом уставился на маленькую горку книг в центре кровати. Ворон подобрался ближе, чтобы рассмотреть корешки, узнал манускрипты и жадно втянул воздух. Со стороны казалось, будто птица обнюхивает книги, как поисковая собака, с целью взять чей-то след.

– Не может быть! Ты – первостепеннейший кретин! – взвыл Гамаюн, его синие глаза потемнели от гнева и стали черны как ночь. – Глупец непробиваемый! Болван, балбес, простофиля! Ты показал ей книги, а ведь я тебя просил!

– Извини, – пискнул голос Матфея.

Таким злющим и ершистым ворона юноша ещё не видел. И когда Гамаюн попёр на него, угрожающе щёлкая клювом и растопырив в стороны крылья так, будто не перья были в конечностях тех, а кинжалы, поблёскивавшие в свете бра чёрной синевой, Матфей невольно отступил и стал суетливо озираться по сторонам в поисках какой-нибудь защиты от разъярённого союзника.

– О нет! – пронзительно верещал Гамаюн. – Дьявол Всезрящий! Ты злосчастье на мою голову! Ты ей всё рассказал! Ты выболтал девчонке о том, о чём должен был молчать!

Глаза ворона и без того большие и чёрные округлились ещё сильнее от новой догадки и окрасились непроглядным мраком. Издав немыслимый гортанный клич, птица накинулась на растерявшегося в конец Матфея и со всего маху вонзила крючковатые когти в левое бедро опешившего парня. Какими бы плотными ни были джинсы, спасти от острых и длинных когтей ворона они не могли.

– Прекрати! Отпусти меня! Отпусти! – взвыл от страха перед пернатым демоном Матфей.

Он отчаянно затряс ногой и попытался руками сбить бесноватую птицу, но ворон соскользнув вниз, уцепился на голени и, улучив момент, сильно долбанул клювом Матфея в стопу.

– А-а-а, прекрати! Больно же! – вскрикнул от боли юноша.

Вероятно, удовлетворившись наказанием, Гамаюн выпустил из цепкой хватки потрёпанную штанину и вернулся к горке книг, где всё равно не смог найти покоя и принялся нервно расхаживать по волнистому покрову одеяла. Сняв пострадавшие от вороновых когтей джинсы, Матфей осмотрел ногу: несколько мелких, но глубоких царапин на бедре и голени, а на стопе кровоточила крохотная ранка. Опасаясь ещё одного приступа гнева со стороны прислужника, молодой человек предпочёл занять место подальше от кровати, удовлетворившись креслом за столом.