– Как ты мог? Как ты мог? – причитая, вопрошал Гамаюн. Весь пыл уже сбежал с него, будто то была не горячность, а обыкновенная вода. – Ты же не только себя, ты и меня подвёл. И какой из меня теперь союзник? Какой из меня защитник и советчик? Я же теперь стану посмешищем. Гамаюн Безнадёжный – вот как меня будут звать. Решился за триста лет взять себе в союзники демона, подвязался, хорош ничего не скажешь. Мало того, что балбес, так ещё и всеслух – наказание любому. Но и этого мало. Нужно было всё испортить и нарушить самые элементарные правила безопасности.
– Прости, Гамаюн, – отозвался Матфей; несмотря на учинённую трёпку, он не думал держать обиду, сочтя наказание заслуженным, хоть и чересчур жестоким. Ему было стыдно. – Я даже не знаю, как всё это вышло.
– Зато я знаю, – каркнул Гамаюн. – Это всё твоя юношеская увлечённость этой особой.
– Она мой друг, – попытался оправдаться Матфей, но почувствовал, как кровью наливается кожа щёк, а голос предаёт дрожью. – Старый друг.
– Ага, такой же друг, как Папа Римский – родной отец, – едко подметил ворон.
– Она никому не скажет, я уверен в ней, – пылко заверил его юноша.
– А я вот не уверен. Ни в ней, ни в тебе, – в сердцах буркнул Гамаюн. – Баста! Чтоб я ещё с кем-то подвязался договор подписывать. Старый дурак!
– И что, ты от меня откажешься? – насторожено спросил Матфей.
– Если бы всё было так просто, – неожиданно тихо и грустно вымолвил ворон, глаза его вновь вернули себе прежнюю прозрачную синеву. – Придётся мучиться с тобой, балбесом, пока кто-то из нас не покинет этот мир. И судя по тому, как развиваются события, этот кто-то – будешь ты.
– Неужели всё так плохо? И нет мне прощения? – Матфей встал из-за стола и, подойдя к кровати, уселся на краешек. Он не боялся ворона. – А я тебе сушёной рыбки припрятал. Думал, вместе поедим, когда заглянешь.
– Ох, и подлиза ты, – каркнул Гамаюн, но взгляд его потеплел. – Если я буду держать обиду, то промучаюсь с тобою долго ли, мало ли, как знать. Какой в этом прок? К тому же урок ты уяснил. Я надеюсь.
– Приложил ты меня основательно, – согласился Матфей. – Но! Всё по делу. А, насчёт Юны не волнуйся, она наш человек, не сдаст и не проболтается. Я ручаюсь за неё.
– Я всё равно уже ничего не могу исправить, – сказал Гамаюн. – Свои мозги не вставишь в чужую голову. Остаётся – надеяться на дьявольскую удачу. Где там у тебя рыбка? Я проголодался жутко.
– Ещё бы не проголодаться! Ты как разъярённый леопард напал на мою ногу, – насмешливо заметил Матфей. – Думал, без ноги меня оставишь.
– Приношу свои извинения, молодой человек, – ничуть не стушевавшись, произнёс Гамаюн, но закрыв притом глаза. – Такое со мной происходит впервые. Признаться, мне неловко за своё поведение. Обещаю, что подобное не повторится.
– Да ничего, я сам виноват, – улыбнулся Матфей. – А ты здорово дерёшься. Повезло мне с союзником.
Через полчаса расправившись с остатками корюшки, ворон удовлетворённо каркнул и прошёлся клювом по внушительной, сухой как бумага горке рыбьей шелухи, дабы убедиться, что под чешуйчатой кучкой мусора не завалялось ни кусочка лакомства.
– Так значит то, что я с детства слышу определённые звуки в доме – это неспроста? – спросил Матфей, дожёвывая рыбий хвост. – А мне никто не верил. Решили, что я всё выдумывал. Списывали на мою необузданную фантазию. Наверное, психом меня считали.
Он приставил замасленный палец к виску и, покрутив им, высунул язык для пущего эффекта. Но тут припомнив кое-что, юноша задумчиво добавил:
– Хотя… раз ты говоришь, что об этом нельзя ни с кем говорить, то они не могли мне попросту объяснить…
– Ерунда всё это, – отмахнулся крылом Гамаюн. – Хорошо, времена другие. Раньше за подобное могли и убить. Что, в принципе, и происходило. – И вдруг зашёлся сухим скрипучим смешком. – А, может, это хорёк со змеем были теми самыми звуками? А ты по наивности до этого не додумался, или по недалёкости.
– Не думаю, – ответил Матфей, сворачивая газету с рыбьими ошмётками в бело-серый ком. – Хотя, в прочем теперь некоторые сомнения прибавились к моим подозрениям.
– Юноша, – официальный тон вернулся в скрипучую речь ворона, – я буду безмерно благодарен тебе, если ты будешь дорожить книгами, данными мною, и беречь их аки зеницу дьявольского ока. Им нужен тайник. Надёжное укрытие. Ты понимаешь?
– Я ещё не придумал, куда их спрятать. – Матфей с сомнением оглядел неприхотливое убранство комнаты. – Пока держу их под подушкой.
– Это крайне неосмотрительно. Ещё столетие назад за подобное разгильдяйство в Вирии тебя бы приговорили к бичеванию плетью.
– А что такое Вирия?
Новое и в тоже время смутно знакомое, это слово, за которым крылось нечто огромное, – Матфей это почувствовал, – вспыхнуло алым цветом в сознании юноши и вмиг разожгло костёр любопытства.
– Кажется, мне попадалось это название в той книге о демонах.
– Попадалось! – сокрушённо каркнул Гамаюн. – Это ты попался мне на жизненном пути, а название одной из величайших стран Терриуса могло повстречаться с тобой, недотёпой, на страницах труда Луки Заокского. Впрочем, и в остальных манускриптах всё тесно переплетено с Вирией и не только с нею. Но как я догадываюсь, ни к одной другой книге ты не приступал.
– Да я просто не успел, Гамаюн, – возразил Матфей, раскладывая перед собой в один ряд вороновы книги.
– У тебя на всё будет один ответ? «Я не успел, я не успел», – передразнил Гамаюн союзника, в точности имитируя его голос и интонацию. – Ты должен уяснить, что сейчас первостепенно твоё обучение и безопасность. Я из перьев вон лезу, соображая, как сделать так, чтобы до праведников и вурдалаков не доползли слухи о тебе, а ты сам напрашиваешься на рандеву со сковородой. Идёшь к девице и в открытую выкладываешь ей всё. Крух!
– Ну, сколько раз мне ещё нужно извиниться, чтобы ты прекратил меня пилить за это?
– Я принял твоё извинение ещё полчаса назад, – ответил Гамаюн. – Но ты понял лишь часть моего увещевания. Всё, что происходит – кажется тебе некой безобидной игрой без последствий. Как салки. Только вот, боюсь, что когда ты действительно всё поймёшь и захочешь следовать моим советам – будет поздно. Тебя осалят.
– Расскажи о Вирии, – Матфей решил сменить курс разговора, переведя стрелку на занимавшую его мысль.
Ворон мельком бросил взгляд на лежавшие в одну линию книжные издания с причудливыми названиями и протрещал:
– Ну, да, этой книги я тебе не дал, решил приберечь напоследок. Как в воду глядел, иначе бы ты и её показал той девчонке.
– Что это за книга? – поинтересовался Матфей, с трудом переборов упрямое, растущее желание потребовать от птицы впредь не называть Юну «девицей» или «девчонкой».
Гамаюн величественно распростёр в стороны веера-крылья, и на холмистый покров постели упал новый фолиант, образовавшийся из тени сине-чёрных перьев и несущий отпечаток мрака на кожаном переплёте. Золотой теснённой филигранью по чёрной замше было выведено: «Слово о Террии и землях покрывающих её». Автором значился Позвизд Строптивый, сын некого Рогволода Дулебского.
Матфей с особым трепетом коснулся бархатистой поверхности корешка. Было заметно, что книгу частенько брали в руки или лапы, – если судить, что основным хозяином манускрипта была птица, – уголки обложки стёрлись до лоснящихся залысин, а края и сердцевина промялись под многократными приложениями пальцев. Но, тем не менее, уцелевшие островки кожи несли в себе неповторимую мягкость и будоражащую сознание таинственность, пробуждая незнакомое доселе волнение перед сокрытой загадкой.
– Что это? – Этими двумя словами ему захотелось вобрать всю суть тайны, дремавшей до встречи с ним под тёмным бархатом ночи.
– Я рассчитывал, что ты самостоятельно узнаешь об этом из книги, – произнёс Гамаюн. Он поймал взволнованный взгляд светло-зелёных глаз. Настойчивый, призывный взгляд.
– Расскажи сейчас, а почитать я всегда успею.
– Это сокровище старее меня, молодой человек, – назидательно изрёк Гамаюн. Он любовно провёл кончиком крыла по прямоугольнику тёмной замши. – Писана она собственноручно опальным княжичем Позвиздом, прозванным в народе Строптивым. Отец писаря, князь Рогволод, правил Дулебами – крупнейшим вирийским городом, вторым после столицы Арконы. А относится написание манускрипта к пятнадцатому столетию по известному тебе летоисчислению. Но верным было и остаётся исчисление лет от Времён Трёх Солнц. И если быть точным, то Лето 603920 от Времени Трёх Солнц и есть точная дата писания этого ценнейшего труда.
– Ну, летоисчислением меня не удивишь. У всех народов оно было разным, а некоторые и до сих пор живут по стародавнему календарю. Лучше скажи, кто таков этот опальный писарь и за что его так обозвали?
– Этот княжич жил на закате средневековья, – охотно продолжил Гамаюн. – Нравы по ту пору были не самые спокойные и благодушные и, тем более, не демократичные. Как ты помнишь, я не раз повторял тебе, вслух: о том, что ты демон, говорить никому нельзя. Ну, так вот, а Позвизд, мало того, что осмелился сказать, он написал целый труд о планете, странах и даже карту создал, что по тем временам было приравнено революции. Конечно, о землях и тому подобном все знали, но в открытую не говорили и тем более не писали. Итогом отец отрёкся от сына, объявил его врагом государства и даже приговорил к смертной казни. К счастью для нас и самого Позвизда, он избежал ужасной участи и, удрав из Дулеб, нашёл себе пристанище в одном из монастырей Агнишандира, восточной страны-соседки Вирии. Там он и окончил свои дни в весьма преклонных годах, как гласит летопись.
– Погоди, а эти самые Вирия и Агни-как-там-его, это старые названия нынешних государств? – вновь перебил повествование ворона Матфей.
– Агнишандир, молодой человек, – терпеливо поправил собеседника Гамаюн. – В конце книги есть подробнейшая карта Терриуса. Настоятельно советую ознакомиться с её содержимым.
– Но ты не ответил! – пропустив назидание ворона, нетерпеливо и достаточно громко сказал юноша.
– Это не старинные названия. Это истинные названия. Истина в том, молодой человек, – ворон трескуче прокашлялся и продолжил, – что в одно и то же время существует две реальности – две планеты. Одну ты знаешь – это родная тебе Земля-Терра. Но есть и Терриус, в древности имевший несколько имен, одно из которых Террия. Терриус полон интересных земель с незнакомыми ещё тебе государствами и неведомыми тварями, о которых ты узнаешь.
– Но почему я не вижу всего этого? – спросил Матфей, его голос дрожал от захлёстывавшего волнения, а кожа щёк полыхала кровью, хотя сам он того не ощущал.