Истории-семена

– Приходи… хоть… иногда… пжалста… – слетели с сонных губ остатки реальности.

Ответа не последовало. Сон пришёл.

Утром Рони проснулся почти счастливым. Потому что это было утро воскресенья и столько всего интересного должно было состояться. Потому что ночью ему не приснилось ни одного кошмара, а напротив, сны распускались, подобно красочным цветам, один краше другого.

Ночь сменилась утром, квадрат окна наполнялся золотисто-розовым сиянием распускавшегося, безусловно, самого большого цветка в мире, солнца. Рони встал с кровати и подошёл к окну. Меж двух цветочных горшков на белом подоконнике лежало несколько тёмных шерстинок. В уголке, там, где густела тень от одного из горшочков, лежал небольшой белёсый предмет. Рони вытащил его на свет.

В ладошке лежал круглый гладкий камешек с дырочкой в центре. Апотропей.

Рони улыбнулся.

Хроносхворье

Всякое случается в мире повседневно и ежечасно, и даже ежесекундно. Но уж чего-чего, а этакой оказии жители островка в Долгоморье ну никак не ожидали, не гадали с подобной напастью столкнуться, да и после долго ещё почёсывали в недоумении макушки. Неделю уж точно.

Чэро, один из десятка круглых островов, полностью оправдывал своё имя: самоцветные бусины чёток – он и его собратья – полумесяцем облегали гористый мыс южного материка. Воды Долгого моря, тёплые, переливчатые сине-зелёным перламутром, заботливо хранили островки, загодя уводя от их берегов высокие волны. По такой особенности даже родилось поверье, будто бы Чэро и его родня в фаворе у морского духа и никакие напасти не страшны островному люду. Однако в любом заблуждении однажды возникает прореха размером с катастрофу.

Первым, кто заметил что «что-то не так», оказался господин Фонс. Утром, как и обычно, он впопыхах собирался на мельницу, без его зоркого ока дела там обычно скоренько разваливались. Глянув на стрелки карманных часов – большого серебряного медальона с крышкой на длинной цепи – господин Фонс недоумённо моргнул: как-никак куда-то канули в небытие целых пять минут! А он-то уж точно помнил, что полминуты назад у него в запасе были эти бесценные пять минут. В мельничном деле каждая минута бесценна, это каждый мельник скажет. А господин Фонс слыл до педантичности пунктуальным дельцом.

Его супруга, госпожа Алесса, не сказать, чтобы вторила мужу по части точности, но и лентяйкой не слыла. Эта дама почувствовала неладное, одновременно с супругом. В отличие же от господина Фонса, её пять минут растянулись на целых десять. Время тягучим киселём перетекало по стрелкам настенных часов в гостиной, не торопливо взвешивая секунды и минуты.

– Что за чертовщина этакая?! – вскинулась на часы госпожа Алесса. – Время сегодня тащится, как черепаха.

– Ты что! – раздался протестующий возглас господина Фонса где-то на подступе к парадной двери; он на ходу старался застегнуть пиджак и влезть в туфли. – Сегодня время точно с ума сошло! Я опаздываю! Слышишь? Опаздываю!

Эта новость вконец изумила нерасторопную госпожу Алессу, она твёрдо знала – ничто в целом мире не способно свершить нечто, чтобы её супруг когда-нибудь, куда ни было опоздал. Да она никогда прежде и не слышала из его уст подобной паники.

Но всё её существо ощущало медленность течения времени, и этот факт отчасти смутил и немного раздражил госпожу Алессу. Оставалось одно: выйти из дому и нанести визит соседям, милому и простому семейству поблизости, уж там-то всё встанет на свои места. Знать бы ей, что не одна она почувствовала на себе причуду времени – все жители Чэро, так или иначе, теряли бесценные минуты и тонули в секундах, отчего на острове возник кавардак, пусть и небольшой, но всколыхнувший гладь мирного устоя мелкой рябью.

Однако стоило господину Фонсу спешно справиться с одеждой и выскочить из дому, как в дверь постучали. Открыв дверь, до которой хозяйка добиралась, как ей казалось минут пять, госпожа Алесса обнаружила на пороге соседку, мадам Клару, низенькую хрупкую даму средних лет, дружбу с которой вела с незапамятных времён. И в дом которой, кстати, собиралась идти.

– Алесса, привет! Нужна твоя помощь!

Внимательно всмотревшись, госпожа Алесса отметила: глаза миниатюрной соседки раскраснелись, женщина чем-то была сильно расстроена и недавно плакала.

– Что стряслось? – только и выдавила из себя обычно приветливая госпожа Алесса.

– С Бити беда! Наша девочка, кажись, захворала, – запричитала мадам Клара.

Бити, маленькая дочка Клары, редко болела, малышке досталось не дюжее здоровье от отца, месье Леона. Потому-то каждую хворь дочери мадам Клара воспринимала как апокалипсис и чуть что неслась к соседям за подмогой.

– И чем на этот раз захворала малышка Бити? – без интереса вопросила соседка.

Дочку Клары и Леона в этом доме звали не иначе, как малышка Бити, и прекрасно знали, что все болячки, кои цеплялись к ребёнку, оказывались пустячными и не стоящими лишних нервов, не то что слёз. Но вид мадам Клары на этот раз казался сильнее обычного подавленным, потому госпожа Алесса тут же накинув кофточку, последовала за безутешной матерью, по пути выслушивая истеричные пояснения.

– Глаза, её глаза! Они поменяли цвет! Ты представляешь? Я подобного не видела; сегодня зашла к ней в комнату, чтобы позвать к завтраку, а она смотрит на меня этими глазами! И такая бледная и вялая. С ней точно беда, Алесса! Уж я-то чувствую!

Своих детей у Алессы и Фонса, проживших не один десяток лет вдвоём, не было. Представить, что чувствует мать к ребёнку, госпожа Алесса могла отдалённо, хотя порой общаясь с малышкой Бити, ловила себя на печальной мысли «а если бы…» и в такие минуты взирала на девочку с грустной нежностью. И теперь, едва поспешая за суетливой трусцой соседки, Алесса (которая возвышалась на целую голову!) досадливо сетовала на время, которое каждый шаг её длинных и ещё стройных ног замедляло, как если бы женщина ступала не по тверди, а по вязкому болоту.

Где-то в стороне за домом раздавались истеричные нотки раздражённых голосов безнадёжно опаздывавших людей и в пику им – недоумение тех, кто точно мухи в паутине, застряли в тенетах времени. Алессе даже ветер ощущался непривычно: он то ласково касался тёплыми пальцами лица, то вдруг срывался и что есть мочи ерошил волосы ледяными ручищами.

У входа в соседский дом их встретил месье Гаспар, отец Леона и дедушка Бити. Пожилой господин вежливо приветствовал обеих женщин кратким кивком головы и хитрым даже для старика прищуром.

– Довольно странный денёк намечается, – проговорил он, когда Алесса уже прошла мимо.

Эта фразочка тут же насторожила женщину.

– Что вы имеете в виду? – Госпожа Алесса аж встала, как вкопанная.

– Да время сегодня как с цепи сорвалось, бежит, за хвост не поймаешь, – только и бросил безразличным голосом месье Гаспар да и был таков.

– То же самое мой Фонс говорил, – ошарашено вымолвила госпожа Алесса, но её окликнула из глубин дома торопыга Клара. Ничего не оставалось, как идти на зов.

Где-то между гостиной и кухней ей встретилась ещё одна обитательница дома – почтенная мадам Росанна, супруга месье Гаспара. Седовласая дама, в отличие от Клары, выглядела стойко и чрезвычайно обрадовалась гостье.

– Чудный денёк, не правда ли? – старушка подмигнула скорее из желания ободрить Алессу, нежели ради шутки.

– Что?

– Время неторопливо отмеряет свой ход, – заговорщицким, довольным голоском пролепетала мадам Росанна. – А что ещё желать старикам? А?

– А..эм…, вы так находите? – только и нашлась, что выдать гостья.

– Это Хронос забавляется, – прошептала пожилая дама, – куражится, тешится. Великий Шутник этот Хронос.

От такого заявления у Алессы открылся рот, но тут её отвлёк новый окрик Клары, та уже взбежала по лестнице на верхний этаж, где располагались спальные комнаты благого семейства. Только нога госпожи Алессы коснулась первой ступени, как сверху раздались громкие, топочущие шаги, и как результат – незадачливую даму едва не сшиб глава семейства, месье Леон, летевший подобно недавно суетившемуся господину Фонсу, на ходу судорожно впихиваясь в верхнюю одежду.

– О, чёрт! – вырвалось из достославного месье, когда внизу лестницы ему попалось досадное препятствие в лице соседки. – Алесса! А ты по каким делам тут?

– И тебе доброго утра, Леон, – вежливо проскрипела зубами Алесса. По честности, Леона она терпела ради подруги, чей супруг всегда казался заносчивым гордецом и грубияном. – Меня пригласила Клара. Кажется, Бити захворала.

– Как? Опять?! – прокричал месье Леон, летя во весь опор к входной двери. – Дочка ведь хворала не так давно. В прошлом месяце, кажись…

«Кажись» разошлось в воздухе на улице.

– И не месяц, а три тому назад, болван, – сухо поправила пустоту госпожа Алесса, медленным шагом поднимаясь по ступеням.

Когда она очутилась наверху, казалось, прошли часы; за тот подъём по ступеням, которых и было-то двадцать девять (всего-то!) беспокойная мать малышки призвала соседку раз этак десять, не меньше.

В девичьей спаленке, уютной разноцветной обители детства, Алесса застала мать, с тревогой взиравшую на дочь в кровати. Бити, малое дитя, которому шёл седьмой год жизни, тихонько лежала под кровом тёплого лоскутного одеяла. Пёстрое одеяльце из разномастных кусочков тканей нашила мадам Росанна, знатная рукодельница.

Бити и впрямь казалась бледнее обычного. Когда же Алесса приблизилась к девочке, та повернула к ней лицо и обратила свой взор. И тут госпоже Алессе стало не по себе как никогда в жизни: прежде ясные, каре-зелёные глаза дочери Клары теперь лучились золотисто-серебряным светом. Да-да, именно такой цвет уловила Алесса. Никогда в жизни она бы не могла представить себе слияния золота и серебра так, чтобы один другого не поглотил, но в случае глаз Бити невозможное случилось.

– Но как? – пересохшим горлом просипела Алесса.

– Вот и я о том же, – тут же залилась слезами лёгкая на плач мадам Клара. – Бити больна, сомнений быть не может. Но что за хворь? Я о такой не слыхала, а ты, Алесса?

– И я, – растеряно отозвалась соседка, плюхнувшись в детское кресло, которое угрожающе затрещало под весом дамы. И неуверенно добавила, – наверное, нужно за доктором идти.