Истории-семена

– Вот вы хотите, чтобы я рассказала про этот ветхий дом. Знаю, его развалины взывают к глубинам вашей любознательности. Ещё бы. Мы живём в домах, выстроенных из дерева, и вполне довольны тем. Но те, что населяли этот дом и жилища подобные ему (а дома прежде могли достигать высоты в десятки таких домов, как этот) – да, да, книги не врут, – те люди любили больший комфорт, чем положено человеку. У них было всё для счастливой и беззаботной жизни, даже слишком много. Соколики, те люди летали по небу, резали глубину океана и даже блуждали меж звёзд! Я уж не говорю о том, что они способны были общаться друг с другом из разных уголков земли, будь то города или царства.

Тут Млад явно взволнованный сверх способностями прошлых людей не удержался и перебил старшую:

– У них были сло?вичи, как у нас? Они могли вложить шёпот в ветер и направить туда, куда нужно?

– Нет. Но у них были устройства, с помощью которых было возможно не только говорить с кем угодно, но даже видеть собеседника.

– Ух ты! А Дами?р говорил, что то – всё выдумка.

– Дурень этот твой Дамир, – поставила точку в отступлении Велена. – Не даром из пустых.

Младший внук опустил голову, но тут же поднял. Ни слова возражения, ни обиды за друга, а ведь бабке прекрасно известно, как дорожил Млад товариществом с сыном дружинника. Но и она ничего лишнего не произнесла: кто ж виноват, что Дамир и всё его семейство из ветви пустых происходило. Зато надёжный и добрый воин вырастет – будущий заступник царской семьи. Это тоже чего-то да стоит. Не всем же в царях расти.

– Те люди, – продолжила, как ни в чём не бывало, Велена, – допустили простую оплошность: они возомнили, что мудрость, давшая им все те блага, была дарована им по сути, а не с божественного согласия. Всяк знает: за любой дар следует возносить благодарность Трём Владыкам сущего, в особом случае – Четырём. Но те, почившие давно, утратили старую веру, завернувшись в разноцветный кочан из выдуманных богов и божков. И тогда Четверо прогневались: земля, вода, огонь и воздух – всё восстало против людского рода, всё стало ядовитым и смертоносным для человека. Именно тогда океан вспомнил о своём вечном поединке с сушей и, сговорившись с воздухом и огнём, напал на землю и почти одолел её. Почти. Не так проста земля, когда за неё стоят людские души. Именно в том страшном поединке в большинстве уцелели добрые люди, они-то и взмолились к Четырём о милости и прощении, они-то и убедили океан не скрывать сушу под безмерными водами своими. А всё, что сохранилось, стало зваться…

– Целой Землёю, – отозвался Милан, на молчаливый призыв бабки.

– Верно. И океан с тех пор нескончаем, но лишь от одного края земли до другого. Наш картограф Велимир после покажет вам, соколики, всю нашу землю. Пора вам уже осваивать больше, чем есть.

– И это всё? – спросил Млад, ему всегда казалось мало того, что рассказывала старшая. По обычаю Красного двора подобные вольготные беседы меж старшей царицей и внуками проходили единожды в две недели, что для мальчиков было слишком долго и мало.

– Отчего же, – успокоил его Веленин голос, – для нашего царства всё только начинается. Когда Четыре угомонились, все люди, кто уцелел, собрались и дружно решили, что следует вернуться к старым корням. Старая вера допускала власть в руки не одного, а сразу семи властителям, тем паче, что ими следовало стать женщинам. Из достойных избрали семь дев и нарекли их царицами семи дворов: Красного, Огненного, Лазурного, Смарагдова, Пурпурового, Солнечного и Белого. Красный двор и стал старшим среди прочих. Каждая царица выбрала себе в мужья подобающего спутника, который отныне становился царём. Но царственные мужи должны были служить мудрым советом и надёжной опорой своим жёнам, напрямую вмешиваться в дела государственные им возбранялось. Прошло какое-то время, цари и царицы благополучно правившие Целой Землёй состарились, у них народились дети и внуки. Кому-то нужно было наследовать Красный двор и прочие. И тогда вновь прибегли к помощи старой веры: старшую царицу выбирали из юных царских дев, по достоинствам и задаткам. Так царевна из младшего, Белого, двора могла стать старшей из цариц. И тогда бы она до конца дней своих носила былые, белые одежды, что напоминали бы всем, о её происхождении, но лишь красная узорная нить да рубины давали знать – она главная.

Велена перевела взгляд на горизонт: рябь, и достаточно крупная, шла по маслянистой глади океана. Ещё полчаса и вода почернеет, вздыбится, набрасываясь на берег, хлеща его наотмашь. Надо бы уже собираться…

– Бабушка, – мягкий тёплый голос Милана вернул её бегущие к горизонту мысли.

– Ах да. Пять раз избиралась старшая. Вам прекрасно известно, скоро настанет время шестого Царства Семи Владычиц. И если вы выкажете удаль, мудрость и благочестие, как знать, может новая старшая изберёт кого-то из вас в мужья. А пока мужайте, набирайтесь ума у мёртвых книг. В том и превосходство над прошлым, что оно себя изжило, оставив все свои ошибки на поверхности, как лист на речной воде. Изучив ошибки, соколики, вы можете извлечь мудрость, которая не даст вам и вашим детям и детям ваших детей повторить ошибки мёртвого прошлого.

Всё, пора возвращаться ко двору. Мальчикам в день Отхода Вьюжных Дней достаточно. Велена твёрдо решила сегодня же отослать внуков к архивнику Бориславу, мастеру над мёртвыми книгами, её супругу и старшему царю. Пускай начинает обучение, она и так уже год потеряла, дала соколятам вволю резвиться, продлевая детство.

– А как же дом? Он так и будет стоять? – не сдавался пытливый и не в меру любознательный Млад.

– А что ему будет, дому-то этому? – беспечно выговорила бабка. – Он, как и люди, а люди, как и земля – выстоит в поединке с океаном. Не вечно же воде главенствовать? Однажды век золотой повторится, когда люди вернутся к старой вере, точно повторится. А теперь домой, живо.

Мальчики послушно поднялись, отряхнулись и, заняв места по бокам старшей, направились к Красному двору. А Велена, прямо ступая прочь от берега, подумала: нет, пожалуй, из Милана выйдет куда лучший супруг для будущей старшей.

Притча о совином народце

Огонь в костре набрал силу и злость, до отвала вскормленный сухими сучьями. Старик и двое его юных спутников, окончив вечернюю трапезу и расслабившись после дневного похода, мерно потягивали сладковатый настой иван-чая из жестяных кружек.

Круглая как луна поляна наполнялась пряной безмятежностью трав, погружавшихся в сон с заходом солнца. Ветер покинул эти края, вдоволь наигравшись со всеми цветами Седого леса и пересчитав все песчинки его тропок. Тишина и покой заполнили собой каждый лесной уголок – от верхушки Сосны-Великанши до лабиринта корней Дуба-Прадеда. И звёзды, точно племя золотистых светлячков, высыпали на индиговом покрывале неба, заняв каждая удобное местечко.

– Скоро и луна пожалует, – заметил старик.

Он полулежал на траве, вытянув длинные, заголённые до колен ноги к костру. Его усталая спина облокачивалась о пухлый рюкзак, заботливо подставленный юнцами. Сами они удобно устроились на расстеленном покрывале напротив старика. Дети для него, они уже вошли в пору хмельной юности и увязались за ним в тяге приключений. Маленькие романтики, так он их и называл.

– Янус, расскажи историю, – попросила девушка лет шестнадцати, рыженькая и веснушчатая – само солнце о зелёных глазах. – Ты обещал ещё три дня назад, мы ждали.

– А очень хочется? – спросил Янус.

Его лицо обрело лукавый вид. Возможно, тому виной были тени, ожившие на глубоких складках вокруг рта, но прищур у него вышел довольно хитрым.

– Очень-очень, прям ну очень, – игривая улыбка осветила девичье личико.

– Да, дед, хорошая история не помешала бы сейчас, в такую ночь, – добавил темноволосый юноша одних с девушкой лет. Его глаза казались чёрными угольями и непроницаемыми, как лесная темень, лишь отсвет огня оживлял мрачный, тяжёлый взгляд танцующими искорками.

Старик кивнул и, покопавшись в карманах ветхой, как он сам, куртки, выудил несколько мятых самокруток. Девушка, которую звали Сольд, с помощью прута ловко вытащила из костра красноватый уголёк и подкатила его к Янусу. Тот наклонился и, приложив цигарку к пыхавшему жаром угольку, раскурил её, одарив Сольд благодарной улыбкой.

– Ты прав, Раро?г, – произнёс старик, выпуская в воздух густую струю табачного дыма. – Ночь сегодня особенная и заслуживает хорошей истории.

– А чем же она особенная, Янус? – поинтересовалась Сольд.

Она заняла своё место подле Рарога. Юноша заботливо накинул её на плечи кофту и придвинулся ближе. Янусу была по душе эта парочка. Брат с сестрой уже месяц, как отчалившие из родной деревеньки, брели с ним, куда глаза глядят. Ну, насчёт, куда глаза глядят, сильно сказано. Он-то, Янус, шёл в горный край, за которым простиралось Лихое море. А вот его романтичные попутчики желали увидеть весь мир и гадали каждый день, что же лежит за тем самым морем.

– Это ночь на Ивана Купалу, – пояснил Янус, выдав новую порцию дыма. – Самая звёздная ночь в году. Звёзд на небе становится так много, что даже луне тесновато на своём престоле.

– Ух ты! – с восхищением выговорила Сольд. В её изумрудных глазках заблестели огоньки-светлячки.

Старик вновь был приятно удивлён её поразительной, по-детски готовой решимостью видеть везде чудо. Мир давно не тот, даже дети стали другими – циниками, впитавшими с материнским молоком «правильное» мировоззрение. А сказкам в их сердцах больше места нет. Тесно, как луне на небе в звёздную ночь.

Рарог был противоположностью Сольд. Колючая замкнутость и немногословность отгораживали юнца от реального мира, что считал Рарога глупцом и зазнайкой. Лишь сестра видела брата иным. С ней он преображался в преданного рыцаря и добродушного компаньона её историй. Он верил в чудеса, но никогда не говорил об этом вслух, считая, что болтать об этом не имеет смысла, а кому нужно, тот и сам всё поймёт. Сольд же поняла.

– Да, луна скоро взойдёт, – довольно произнёс старик.

Его сухое, потрёпанное временем лицо излучало знание мира и хранило печать миллиона загадок, которые юным Рарогу и Сольд только предстояло узнать.

– Но прежде в лесу зародится музыка, – добавил он, – затем воздух наполнится совиным пением, и уж после мы увидим её – ночную госпожу.

Только Янус это сказал, тут же, как по подсказке, заскрежетали лесные скрипачи – цикады и сверчки. Им подыграли земляные жабы, выползшие из своих норок, дабы насладиться ночью и всласть пропеть серенады любви Седому лесу. В этот нестройный хор влился вокал самовлюблённого соловья, не стерпевшего конкуренции на лесных подмостках.

Как и предсказывал старик, терпкий июньский воздух прорвали десятки мощных кличей. А затем в ночном небе стали различимы крошечные силуэты, парившие и пикировавшие, залихватски ухавшие и радовавшиеся жизни больше остальных обитателей леса. Несколько сов бесстрашными тенями пронеслись совсем близко от огня, будто приглядываясь к чужакам.

– Между прочим, совы крадут луну, – назидательно произнёс старик. – Каждую ночь. Нет, каждое утро. Они не в силах расстаться с королевой сов – Луной, потому уводят её подальше, в самый укромный, тёмный уголок. Совиная свита весь день охраняет королеву, ревностно оберегая её державный сон, а вечером, когда остатки сладких грёз оставляют ночную госпожу, совы следуют за королевой-луной и до самого восхода солнца охотятся, любят и умирают в её честь. Они всё ещё помнят о днях былого величия и надеются, что вновь будут жить в первозданной гармонии.

– Ну же, Янус, не дразни, рассказывай сказку! – потребовал ласковый голосок Сольд.

И вот луна выкатила своё жёлтое, словно масленичный блин, тело на звёздный небосвод. Она нависла над поляной янтарным оком, внимательным и таинственным. А совы сновали высоко-высоко, проносясь, словно вихри, над истончавшимся вверху дымком костра и скрывались меж верхушками сосен, плотно обступавших поляну по кругу.

Видно появление небесной царицы стало сигналом и самому Янусу, который выдохнув очередную порцию сизой дымки, начал свою историю:

– Однажды, когда Луна была особенно одинока, тени звёзд ожили и обрели форму. Форма заимела крылья. И из теней вышли совы. Первые птицы из птиц. Они стали надёжными стражами и вернейшими слугами небесной владычицы ночи.

Самая тёмная из сов стала их княжной, наречённая Чароит – чёрная сова, черней которой была только ночь. А самая светлая сова, чьё белоснежное оперение могло тягаться с белизной месяца, получила в дар от Луны имя Селенит. И судьбой определено было Селенит служить княжне и быть ей верной советчицей и единственным другом.

Так повелела Луна, впрочем, недолго довольствовавшаяся своими первородными созданиями. Тоска вновь овладела её непостоянной душой, и она создала иных летучих тварей, которые должны были радовать её и услаждать своим обществом. Но летучие мыши вовсе не собирались посвящать ночи Луне-матери, завистливые и эгоистичные, эти создания не могли простить совам, что те первыми стояли в родстве и были красивы, полны гордости и высокомерия в отношении младших сородичей.

В ту пору юности совы и впрямь возгордились, но не потому, что были первыми. Эти птицы, созданные лунной госпожой, одинаково любили день и ночь и не знали устали, покоряя небо с утра до заката и от вечерней зори до восхода солнца. Всё было любо им, всё в диковинку, всё они стремились постичь и узнать.