Истории-семена

Чароит под зорким и верным направлением Селенит осваивала новые леса и равнины, луга и горы, степи и болотистые пустоши, всюду заселяя их совиным народцем. Скоро во всех уголках Терриуса не было такого места, где бы ни разносилось жизнерадостное совиное уханье. Довольна была чёрная княжна, счастлива её верная советчица – в благодати жил совиный народ.

Но не жилось спокойно летучим мышам. Зависть, чернее ночного неба, снедала их княжича Щуура. Вторые дети Луны обделены были, как красотой, так и способностью резвиться, подобно совам, в дневную пору. Досада на мать и злоба на собратьев, сильнее обезобразила мышей, загнав их глубоко в пещеры и подземелья, дабы не смущать мир своим уродством.

Не мог простить Щуур совам их красоты и того, что живут те в радости и не знают проклятия дневной немощи. Недоброе замыслил мышиный княжич: лишить сов их полноправного царства. Свергнуть пернатых выскочек и наказать за высокомерие.

Дружен был совиный народец, крепки связи детей ночи. И Щуур подослал самых хитрющих и пронырливых своих шпионов в совиный стан, где те принялись лукаво искажать правду, расшатывая веру в княжну Чароит и её белокрылую подругу.

– Почему, скажите доблестные, – вкрадчиво вопрошала одна мышь у семейки сов в лунную ночь, примостившись на ветке дерева, – отчего, ответьте, прекраснейшие, у вашей княжны только одна подруга-советчица?

– Неужели никто из вас, славнейшие, не достоин другом быть и советником великой Чароит? – лукаво впрыскивала яд недоверия другая мышь-лазутчик.

– Разве Селенит лучше вас, мудрейшие? Чем она умнее и славнее вас, справедливейшие? – пищала летучая мышь, лестью ослепляя гордыню и пробуждая доселе незнакомую совам зависть.

– Но так распорядилась сама Луна – наша государыня, – в испуге перед едким, новым чувством осмеливались выступить в защиту княжеской наперсницы некоторые совы.

– Так ли это? – вопрошала коварная мышь. – Это вам сказала Селенит. И вы ей верите? Но она такая же, как и вы – не выше и не ниже вас. Так отчего же Луна определила ей стоять над вами, а не наравне?

И яд злословия впитался, а семена сомнений проросли в смуту. Никто из сов более не был уверен в неоспоримом порядке вещей, всяк считал, что он лучше Селенит, а некоторые, особенно зарвавшиеся уверовали, что могут тягаться с самой Чароит. Как же злорадствовал Щуур в утробе темнейшей из пещер, как наслаждался его слух совиными перебранками. Ещё немного и его план осуществится.

Глубоко опечалила Чароит размолвка подданных, что крупной трещиной размирья пролегла меж совами, поделив их на два лагеря. Тех, кто ещё сохранял веру в княжну и её советчицу и по-прежнему был на стороне старых законов и тех, кто требовал перемен, крутых и жёстоких, призывая свергнуть тёмную сову и её белоснежную подругу, дабы изгнать обеих подальше.

Покинула Чароит свой дом в стволе старейшего из всех деревьев Терриуса – дуба-великана – и отправилась в странствие по землям, вразумлять добрым словом совиный народ. Селенит же осталась наместницей, исполняя волю княжны.

Этим и воспользовался Щуур. Одной безлунной ночью, когда тоска по небесной владычице особенно сильно сковала сердца совиного народца, мышиный княжич наслал своё войско в лес, где стоял дуб-великан, с наказом уничтожить белую сову.

Орды летучих мышей заполонили лесные окрестности, наводя ужас на жителей леса. Верные Селенит воины отважно встретили враждебных чужаков, и немало пало их в схватке с неприятелем. Выстояла совиная стража, уцелела и Селенит, но как же горько ей было после сражения слушать проклятия собратьев, постыдно покинувших небесную битву и невозмутимо отсиживавшихся до самого исхода сражения в ветвях деревьев. Не желали они более видеть среди себя белую сову, не хотели подчиняться ей, считая себя лучше и достойнее. В слезах и с горечью в сердце покинула Селенит с горсткой преданных ей сов любимый лес, обретя новый дом в далёких и снежных, как её оперенье, землях.

Вернулась Чароит, но не застала любимой подруги в родном лесу. Узнала княжна о сражении и об изгнании верной советчицы и впервые в жизни прогневалась на свой неразумный народ.

– О, госпожа моя! О, владычица ночи! – воззвала Чароит к Луне. – Нет у меня более верных подданных – зависть забрала их верность. Нет у меня более любящего народа – злоба и высокомерие отняли их любовь. Не хочу быть больше княжной тем, кто отвернулся от меня и отнял у меня самое дорогое – дружбу и веру. Забери назад свою волю и повели совам им дальнейшую судьбу.

Холодна была Луна, сурова. За предательство и глупость жестоко покарала она совиный народец, навсегда лишив его радости дневного света. С тех пор и поныне совы царствуют ночью, но с восходом солнца, вынуждены покидать небосвод и пребывать во сне весь день до вечера. Такова была кара Луны за ослушание детей своих.

А Чароит вернулась на небо и вновь стала тенью ярчайшей из звёзд. И когда наступает самая звёздная ночь в году, то среди серебристых искорок на тёмном небосводе можно разглядеть чёрный силуэт совы. Тень Чароит – так называют его.

– М-да, – задумчиво и грустно выдохнула Сольд. Её светлые глаза увлажнились и сверкали ярче изумрудов. – Как у людей. Какая грустная сказка.

– Уж какая есть, – пробурчал Янус, докурив последнюю цигарку и бросив бычок в огонь. – Не я её выдумал.

– Ты чего, Сольд? – смущённо проговорил Рарог, заметив маленькую слезинку, стремительно скатившуюся по веснушчатой щеке сестры. – Это же просто сказка. История у костра. Подумаешь, совы не летают днём. Ну и что? Да и Создатель с ними.

– Нет, Рарог, это больше, чем история, – тихо возразила Сольд и наскоро утёрла глаза. – Люди ведь когда-то жили в ладу друг с другом, я твёрдо верю в это. А потом меж ними произошёл разлад, как у сов. И они стали чужды и враждебны, завистливы и горды. Люди стали совами.

– Но, ведь людей никто не лишал дня. Не так ли? – мягко заметил юноша и заботливо обнял её за плечи.

– Люди сами себя лишили дня, Рарог, – с надрывной горечью в голосе отозвалась Сольд. – Не так ли Янус?

– Ты слишком близко принимаешь сказанное к сердцу, Сольд, – прошептал ей на ухо брат.

Старик, смолкший после рассказа, смочил пересохшее горло остывшим иван-чаем и, поразмыслив о чём-то своём с минуту, наконец, изрёк:

– Не стоит так сильно переживать из-за птах. Вон, смотри, как они беззаботно порхают в небе, высматривая зазевавшихся мышей. Парень прав – это всего лишь история у костра. А так, как она рассказана, то и нам пора отдохнуть. Советую не мешкать со сном. Утро вечера мудренее. А нам отсюда нужно топать по росе, пока солнце не набрало силу. Больно жаркое лето выдалось, ребятки.

Брат с сестрой прижались друг к дружке и вскоре уснули, более напоминая невинных совят, нежели взрослеющих юнцов. Янус долго ворочался, проклиная не торопившийся к нему сон, и то и дело поглядывал в сторону мирно сопевших спутников, чьи лица постепенно скрывала ночь, одолевая затухающий огонь.

– Какая есть, – прошептал старик за миг до того, как темнота спрятала от его взора спящую девушку, – какая есть.

Пограничье

Двуглавый

– А почему две, а не три? Куда ещё одну девал?

Этот вопрос вконец вывел из себя Сэндэлиуса, его громадный мохнатый хвост принялся нервно раскачиваться из стороны в сторону, словно оживший маятник. Мальчишка нахально пялился прямо в налитые кровью глаза волка и даже не изъявлял и малейшего намёка на покорность или маломальский испуг.

– Не твоё дело, малец, – раздражённо прорычал Сэндэлиус. – Лучше ответь, почему ты здесь? Или до тебя не доходит, где ты?

– Да знаю я, куда попал, – простодушно отозвался тоненьким, ещё по-девчоночьи слабым голоском мальчик, утирая воду с лица, что стекала с длинных волос. Он насквозь вымок, и вокруг него набежала приличная лужица. – Это проход в подземелье, мне сюда и надо. Но отец говорил, что у церберов три головы, а у тебя лишь две. Где третью потерял?

Подобной наглости к своей персоне Сэндэлиус давно не встречал. Пожалуй, с несносным мальчишкой сравниться мог Геракл, но то был сын самого верховного, и в тот раз пришлось церберу проглотить унижение. Ещё бы, быть пойманным за хвост! И кем? Каким-то смертным, пусть и наполовину богом, но смертным! Никто, кроме господина, не смел обходиться подобным образом с главным стражем подземного царства. Никто! В конечном счёте, извинения были принесены, но вот обида осталась. Сэндэлиус был из породы злопамятных.

– Не терял я её, – грозно рыкнул цербер.

– А я думал, что у тебя каждая голова отдельно разговаривает, – заметил мальчик, отжимая подол рубахи. Его тёмные, точно перезрелые маслины, глаза поблёскивали в полумраке пещеры. – А оказывается, только одна. Тогда зачем тебе две другие? Вернее одна другая?

– Тебя твои родители совсем не учили чтить богов и их прислужников? – нахмурился Сэндэлиус.

Гнев отступил, когда пришло осознание, простое и ясное: мальчик непроходимо глуп. Конечно, этот юнец отчасти прав, цербер по рождению имел три головы: белая и серая, по бокам, решали, а чёрная, в центре, – выбирала лучший вариант и исполняла его. Но так уж сложилась жизнь, что Сэндэлиус последние две сотни лет обходился двумя.

– Да нет, – протянул мальчуган, жамкая руками мокрые штанины. Вода ручейками стекала на каменный пол. На вид ему было не больше десяти лет, а то и меньше, до того тщедушен. – Мой отец Поллукс всегда говорил, что нужно чтить верховного бога и всю его достославную семью, уважать творения рук божественных и не чинить зла никому.

– Хороший у тебя, значит, отец, – проговорила чёрная голова цербера. – А что ж ты так себя ведёшь, будто не знаешь, как следует обращаться к стражу подземного царства?

– Просто это очень нудно и долго, – не глядя на Сэндэлиуса, ответил мальчик, явно слишком увлечённый отжимкой воды из своих одежд. – К тому же мне уже ничто не грозит, раз я мёртв. Не так ли?

Стражник замолчал. Что сказать на слова юного утопленника, раз он вычеркнул себя из списка живых? Две головы, белая и чёрная, задумчиво уставились высоко поверх ребёнка, и не мудрено: размерами цербер мог тягаться со здоровенным элефантом.

– Меня Парисом зовут, – наконец представился мальчишка и вновь устремил взгляд тёмных глаз на стража. – Ты меня пропустишь?

– А куда ты спешишь? – Сэндэлиус приблизил обе головы к лицу Париса и глубоко втянул носами воздух. – Тебе не место здесь, ты знаешь? Ты должен был прожить долгую жизнь. Так какое отчаяние или глупость вынудили тебя закончить свой земной путь на дне реки?

– Ух, ты! Церберы способны видеть будущее?!

– Не видеть, а чувствовать, если понадобится. Я не пропущу тебя, покуда не дашь ответ.

– Да всё просто, – сказал Парис, переминаясь с ноги на ногу, будто ему стопы морозил камень, хотя подобного быть не могло. – Отец мой, Поллукс, выпасал стадо овец у горы Аарах. Откуда ни возьмись, объявился большой серый волк, подобных ему тварей в нашей деревне никогда не видывали. Этот зверь напал на отцовское стадо. Самое странное, он напугал собак, те не кинулись на защиту отары, а с истошным скулежом сбежали и пропали совсем. Днём, когда это случилось, отец вернулся домой с глубокими ранами на теле, а на закате его дух отошёл в подземное царство.

– И ты, глупец, решил отправиться за ним следом, чтобы вернуть его?! – вскричала белая голова цербера. – Это невозможно!