Веселый Роджер

– Я привык, – пожимаю плечами.

– И что, совсем-совсем не возбуждаешься во время съемок? Не встает даже? – Вера входит во вкус, развивает тему. Лучшая оборона – это нападение, ага. Полностью повернулась ко мне, глаза горят.

Такая она мне очень нравится. Пожалуй, слишком сильно.

– Ну-у. Я бы сказал, привстает, – снова смеюсь.

– Совсем чуть-чуть?

– Ага. Совсем слегка.

Я стискиваю ладонью ее колено, она тут же опускает руку на мою, но быстро отдергивает ее, кладет рядом.

– Фу, как непрофессионально, – тычет в меня пальцем.

– Только не сдавай никому.

Эту тему мы еще некоторое время мусолим, затем я высаживаю Веру у «Веранды», а сам направляюсь в студию.

Но на этот раз у меня не встает и даже не привстает. Съемка получается отвратной. Вряд ли удастся выбрать и пару фотографий спустя два часа каторжной работы. Нет, Варя прекрасна как обычно, каждое ее движение, взгляд идеальны и фанатично отрепетированы. Беда во мне.

Чем больше я думаю о предстоящей встрече с Артёмом, тем сильнее злюсь. На подъезде к студии я едва не отменил съемку вовсе, потому что от нетерпения увидеть брата дрожали руки. Но следовало это сделать раньше, так как Марина к двум часам уже убила на модель кучу времени, готовя образ. Впрочем, к концу фотосессии понимаю, что стоило все же перенести планы. Ладно, наконец я в машине. Честно, я себя контролирую. Понятия не имею, почему нарушаю скоростной режим.

«Ауди А5» Кустова брошена на служебной парковке у ресторана «Восток и Запад». Это очень дорогое и элитное место, поверьте на слово. Я знаю, кто делал дизайн: приглашенный француз с псевдонимом RoseF, весьма известная личность в определенных кругах. Его работы, которые попадались мне во время учебы, повергали в трепет и восторг. А когда «Восток и Запад» только открыли, я ходил туда как в музей на экскурсию, чтобы набраться вдохновения и почувствовать себя бездарностью.

Ладно, я веду этот мысленный монолог только для того, чтобы немного отвлечься от предстоящей встречи. Обстановка заведения сейчас не имеет никакого значения, я приехал с другой целью.

Выхожу из машины, включаю сигнализацию и иду к парадному, богато отделанному входу.

После армии Артём поступил на какого-то там менеджера, а потом резко свернул в сторону ресторанного дела. Учился на повара вместе с Верой, даже поработал по специальности какое-то время, но в нем быстро распознали нетривиальные организаторские способности, которые намного выше, чем кулинарные. Уж поверьте мне, я рос с этим парнем в одной семье и точно знаю: готовить он не умеет. Зато уже три года справляется с ролью управляющего в жутко дорогих заведениях.

Мой брат именно сейчас, в данную минуту, возможно, медленно умирает. И хоть он мне не кровный родственник и мы редко общаемся, да и раньше не особенно дружили, точнее, продрались все детство так, что у каждого имеется пара шрамов от стычек, но я действительно его люблю.

Артём полная скотина, которая не уважает женщин и менее успешных, чем он, мужчин. Самонадеянный жестокий придурок, который печется только о собственной заднице, прилично помотал нервы маме, принявшей его как своего и даже усыновившей. А занять место рядом с отцом шестилетнего ребенка ой как непросто. Я был слишком мал, чтобы что-то помнить о времени, когда мама ушла от отца к дяде Коле, но по обрывкам рассказов родственников кое о чем в курсе…

Захожу в просторный, искусно убранный зал, за столиками которого ведут неспешные беседы состоятельные люди. Ищу взглядом Артёма.

…Так вот, я люблю его как брата, несмотря на все косяки, и прямо сейчас продам все, что имею, если понадобятся деньги для спасения его шкуры. Не задумываясь. И мое сердце кровоточит от понимания того, через что Артёму предстоит пройти. Я не слишком хорошо осведомлен в вопросах борьбы с вирусом иммунодефицита, доктор сказал, что расскажет нам обо всем в следующий понедельник. Если будет необходимо. Но предполагаю, что дело это непростое. И полного излечения не существует.

Я бы отдал все, что только мог, если бы было возможно спасти этого любвеобильного идиота, через которого баб прошло столько, что, ручаюсь, сам он лиц и половины не вспомнит.

Но вместо этого я, обнаружив его выходящим из туалета в дальнем, огороженном конце зала, – нас здесь не видно ни работникам, ни гостям – подхожу близко и замахиваюсь. Артём улыбается (в кои-то веки рад меня видеть), но, прежде чем успевает открыть рот, получает по морде. Со всей силы. Я вкладываю в удар всю злость от его безалаберности, бездумности, глупости, поставившей под удар его жизнь, а также судьбу ни в чем не повинной хорошей девушки.

Он выше меня почти на голову, но так как не мог ожидать подвоха, падает, не способный устоять, еще и ударяется своей безмозглой башкой о кафель.

– Ты что натворил, придурок?! – срываюсь я, едва удерживая себя от желания хорошенько пнуть, пока он, беззащитный, лежит у ног, но уже начинает подниматься.

Артём занимался боксом, да и крупнее меня. Другой возможности побить его не будет.

Он вскакивает, толкает меня со всего маха, но я готов. Делаю шаг назад и сохраняю равновесие, бью в ответ ладонями по его груди, и чудо – он снова падает.

Прекрасно отдаю себе отчет, что камеры в углах закутка снимают каждое движение.

– Мать твою, ты чего творишь?

Пошатываясь, Артём вновь поднимается на ноги, готовый к обороне и атаке. Ладони сжаты в кулаки, тело мгновенно принимает стойку, но бить его я больше не собираюсь. Я ж не идиот, его руки длиннее моих. При равных условиях у меня нет ни единого шанса. Губа брата разбита, из носа течет кровь, щека быстро краснеет, распухает.

– Ты о существовании гондонов вообще в курсе?!

Я тоже в оборонительной позиции, наготове, если он кинется давать сдачи. Мы сверлим друг друга полными ненависти взглядами.

– Че, она уже поплакалась тебе? – Артём брезгливо поджимает верхнюю губу, морщится. – Побежала вприпрыжку жаловаться? Почему к тебе-то?! – Кажется, он поражен. – Вот шлюха, да еще и воровка! Советую пересчитать деньги после ее ухода!

– Черт, ты вообще осознаёшь, что натворил?!

– Еще не до конца, – рычит он, ощупывая лицо и сосредотачиваясь на ране. Видимо, понимает, что дальнейших нападений не планируется.

– Ладно, твоя жизнь, ты взрослый мужик, подыхай от чего выберешь сам. Но девка-то не виновата ни в чем! Любила тебя, детей от тебя хотела, ноги раздвигала, доверяя.

– Иди ты к черту, Белов. И так паршиво, ты еще с траханой претензией. Считаешь, я сейчас о Вере беспокоюсь? Ты вообще в курсе, чего мне навыписывали гребаные врачи и о чем рассказали? Какая жизнь мне теперь предстоит, какое будущее ждет? Да я об этой шалашовке думаю в последнюю очередь! – Артём выплевывает слова так, что слюни долетают до меня.

Качаю головой, отступая. Говорить с ним больше не о чем. Этот спор ни к чему не приведет, свое отношение я высказал, его мнение услышал.

– Мать бы пожалел, – бросаю через плечо.

– Подобрал ее, да? – кричит он мне вслед.

Я уже на середине зала. Замираю, но не оборачиваюсь. Люди в дорогих костюмах и платьях отрываются от своих дел, недовольно таращатся на нас. Охранник направляется в мою сторону.

– Ты вечно все за мной подбираешь: одежду донашиваешь, в игрушки доигрываешь, баб моих пользованных трахаешь. Сначала Настя, теперь Вера. Прешься, что ли, от этого?

Руки сжимаются в кулаки, тело напрягается так, что едва не болит. Я стискиваю зубы и губы, огромным усилием воли удерживая себя на месте. Да, я был с Артёмом жесток, но он ударил словами ниже пояса, наотмашь, без шанса достойно ответить. Понимаю, что я в бешенстве. До такой степени в бешенстве, что готов кинуться на него и бить, бить, пока не размозжу череп или пока не размозжат мой.

– Давай, трахай ее! – слова врезаются в спину, когда я открываю дверь на улицу. – Она мне больше не нужна. Бревно, оно и есть бревно!

И прежде чем официанты и охранники приходят в себя и добегают до меня и Артёма с целью прекратить эту душераздирающую и никому не нужную семейную сцену на глазах у дорогих гостей, я показываю ему средний палец и закрываю за собой дверь.

«Ему уже хватит, расплатится за всё сполна», – уговариваю себя по пути в машину, но чувствую, как трясет от желания вернуться немедленно. Хочу заткнуть ему рот, поставить на место, отомстить, причинить так много боли, как только смогу. Мне надо подраться, немедленно. Куда девать эту злость, от которой распирает, голова вот-вот лопнет?

Да, в этот момент я ненавижу Артёма всей душой. Рука онемела, болит, только сейчас замечаю кровь на костяшках пальцев. Давненько я не дрался. Возможно, выбил ему зуб или сломал нос. Левой рукой, уже в машине, набираю сообщение: «Если нужны деньги – помогу». Он отвечает не сразу, коротко: «Знаю».

Часть II

Глава 10

Отчеты непотопляемого пирата. Запись 6

Чистый голос Дэнни режет перепонки из колонок «Кашкая», заполняет машину, разносится по улице из окон – у меня отличная аудиосистема. Дэнни, как и всегда, чувствует мое настроение, орет в уши о гребаной гравитации, которая тянет к гребаным воспоминаниям, которым нет конца. Как Артём вообще мог припомнить Настю?