Веселый Роджер

– Отмечать твою погибель?

– Начни с тоста за мое здоровье.

Он тянется к ней, прикрывает глаза, она к нему, трется своей щекой об его. Трется, трется, кожа к коже, душа к душе. Вера его так обнимает, когда он нуждается. Ну и что, что руками нельзя. Зачем ей вообще руки, разве без них она не покажет ему, как сильно он стал дорог?

– Нужен мне, – шепчет ему, а он сильно зажмуривается, но не отвечает. – Очень.

– Я каждый месяц прыгаю, Вер, – говорит Белов. – С парашютом еще несколько раз в год. Мне это надо.

– Адреналин?

Она все трется и трется уже о другую щеку, нежно касается губами. Ну что ему опять не сидится на месте, зачем эти приключения? Все же хорошо было.

– Острые ощущения, – улыбается он, и Вера тут же ловит эту улыбку губами. Она грустная.

За эти недели они провели вместе так много времени, что кажется, уже год встречаются. Дату бы отметить, да не наступила еще ни одна приличная. С Виком неделя идет за два месяца, нужно посчитать и устроить праздник.

Его пальцы сильно сжимают ее ладонь.

– Боишься за меня? Я ж не люблю тебя Вера, ты тоже веди себя так, будто не любишь.

Им обоим уже смешно от этих нелепых слов, прыскают, отворачиваясь. Можно подумать, их потряхивает от потребности скорее прикоснуться к телу другого, даже при короткой, в несколько часов разлуке, потому что они совершенно не любят друг друга. Белов приучил Веру ласкаться языками, что могло бы показаться слишком, даже мерзко еще полгода назад, предложи ей другой мужчина, но он делает это по-особенному, и ей нравится. Втянулась. Отвечает охотно, на равных. Это их секрет – так делать друг с другом.

Вера ему кивает. Разумеется, они облизывают друг друга потому, что не любят. Нисколечко. Ни грамма. Дурак он колоссальный.

Да они расстаются только из-за того, что обоим надо работать, иначе бы дни напролет что-то делали вместе. Потому что комфортно вдвоем. Молчать комфортно, пялиться в разные книги или планшеты, ругаться, мириться – лишь бы вместе. Поодиночке не то. А с другими не хочется. Вере – так точно ни капли. Тошнит при одной мысли позволить к себе прикоснуться другому мужчине. Сразу к нему надо бежать, чтобы дал понять, что по-прежнему нужна. А пока это так – ничего не страшно.

– Дотяни хоть до августа, Вик. Как я без тебя? ВИЧ убьет меня раньше времени.

– Твои мысли тебя убьют, ненормальная. Пошли, посмотришь, как я летаю.

Белов выпрыгивает из машины, Вера выходит следом.

– А сами бы вы рискнули прыгнуть? – спрашивает она с вызовом у поджидающего их мужика неопределенного возраста с неухоженной, заплетенной в косичку козлиной бородкой и недостаточно надежными, чтобы доверить родного человека, веревками в руках.

Рядом толпа зрителей, не менее двадцати подростков. Оказывается, на добровольные прыжки с двадцатиметровой высоты нужно записываться заранее. Оказывается, это дорого и нужно еще очередь отстоять.

Мужчина в поношенной одежде и грязных, рваных китайских кедах усмехается:

– Тебе понравится, кроха, не бойся. Это абсолютно безопасно.

Белова упаковывают, он бегло проверяет крепления и легко запрыгивает на бордюр. Его держат за ноги, пока он стоит и смотрит вниз, на верную смерть.

– Тебя толкнуть или сам? – лениво спрашивает человек с бородой, пожевывая зубочистку.

По-видимому, он тут самый главный. Документы бы его сфотографировать на всякий случай, да вряд ли они у него есть.

– Сам, – отзывается сзади Вера, надеясь, что в Вике проснется хоть чуточку благоразумия и он откажется. Пусть деньги не вернут, ей не жалко. Она готова еще и доплатить, лишь бы отпустили их по-хорошему, не заставляли.

Она зануда, которая не умеет веселиться. Понимает, что ведет себя, как настырная мамаша, которая вот-вот начнет раздражать. Но если с Беловым что-то случится, как она будет жить дальше? Он же держит ее за руку, когда ей страшно. А когда Вера порезала палец на днях, – нож съехал с апельсина – он облизал рану, прежде чем она успела что-то сообразить. Кто еще будет так делать? В нем будто вырвали с корнем чувство самосохранения. Зачем он с ней спит и лезет на этот мост сейчас? Чего ему не хватает?

Может, дело вообще не в ней? Может, он и правда не любит ее, как говорит постоянно? Просто ему нравится ходить по лезвию, возбуждает близость смерти. Может, она в нем ошиблась и Белов просто псих, ищущий возможность прикончить себя поскорее? Адреналиновый наркоман?

От этих мыслей сердце пропускает удар. Вера сжимает кулаки, понимая, что отомстит ему за свои переживания так изощренно, как только сможет. Прямо сейчас. Держись Белов, довел. Сам виноват. Она ему подарит острые ощущения.

Тем временем Вик стоит пару минут, разводит руки широко, оборачивается и широко улыбается. А затем прыгает! Не делает шаг, а именно прыгает вверх и вперед, но не взлетает, как птица, а падает вниз на бешеной скорости несколько секунд, сгибая ноги в коленях. Он кричит что-то вроде: «Яху-у-у!» – а потом висит на веревке и машет ей, пока его тянут вверх несколько сильных мужчин.

– А ты, красотка, следующая? – обращаются к ней. – Белов два прыжка бронировал.

– Не, она не будет. – Оказавшись на земле, Вик поправляет крепления под аплодисменты зрителей, с кем-то здоровается за руку, с кем-то перебрасывается парой слов и показывает жестами, чтобы ему позвонили позже. – Второй прыжок тоже для меня.

– Буду. – Вера решительно выходит вперед, откуда-то берется уверенность, что она обязательно сделает это.

– Эмм, нет, она не будет. – Белов делает шаг назад, не давая снять с себя страховку. – Вер, ты чего? Это же опасно.

– Ты же прыгнул, ничего не случилось. Я тоже хочу летать.

Некоторое время они препираются, Белов повышает голос, пока толпа не начинает скандировать: «Вера! Прыгай! Смелей!» Удивительно организованно и дружно. Неожиданно для себя Вера проникается дружелюбной атмосферой безумных подростков-отморозков (где только их родители?), делает большой глоток шампанского под общие аплодисменты и смело шагает в руки замызганных хиппи, которые поразительно умело и быстро цепляют к ней веревки. Белов все еще держится за свои крепления, но это никого не волнует, ведь есть еще одни.

И вот Вера на краю моста, ее держат за ноги, противно, якобы незаметно ощупывают бедра – хорошо, что она в джинсах. Но сегодня ее и юбка не остановила бы. Она победоносно смотрит на белого Белова, усмехается тавтологии. Ему эта идея не нравится вовсе. Он качает головой, дескать, не надо, слезай. Он не верит, что Вера это сделает. Не верит, что она рискнет.

Риск – это вообще не ее, она из тех, кто просчитывает шаги наперед. Но рядом с этим сумасшедшим пиратом хочется творить нереальное и несвойственное. Она обещала самой себе, что заставит его испугаться.

– Вера, еще не поздно отказаться. Слезай. – Вик старается говорить беспечно, но по глазам видно: злится. Такого в планах не было.

– Ты ж хотел острых ощущений. Переживай за меня, Вик. Чем не ощущения?

Ее взгляд падает на веревку у самого крепления, которая истончилась в несколько раз, видимо, очень старая. Вера трогает ее пальцем, тут же показывает Вику. Сколько сотен людей несчастная вытащила из пропасти? Выдержит ли Веру? Его глаза округляются.

– Страшно, Вик?

Он кидается к ней, но не успевает, потому что Вера делает рывок, прыгает вниз, зажмурившись и сгруппировавшись.

Она летит, наверное, целую секунду, пока ремни не врезаются в ноги и руки и Вера не виснет одна в темноте над пропастью. Вот где она живет последние месяцы – в черной пропасти. А там наверху ждет Белов, который забирает ее с работы, везет к себе в безопасность, где, просто находясь рядом, заставляет хотеть жить любой, даже с вирусом в крови.

Наконец, Веру ему возвращают. Прямо в руки, которые тут же смыкаются на талии. За время, пока ее поднимали вверх, Белов едва не подрался с волосатым мужиком. Разняли, растащили. Она прекрасно видела и слышала, как он кричал, что не проверили оборудование, вырывался, хотел набить тому морду. За что? За то, что сам же ее сюда и привез?

– Я ж говорил, что выдержит. А ты сразу с кулаками. Не хорошо, Виктор, – с обидой говорят откуда-то сзади.

Вик ощупывает ее, целует, трется о ее лоб своим, на котором снова капельки пота, хотя здесь совсем не жарко, даже прохладно, хочется кофту накинуть. Он тут же снимает толстовку, словно читая мысли, кутает Веру, обнимая не только руками, но и ароматом кожи с всегда одинаковой туалетной водой, ее любимой теперь. Больше ничего и не нужно.

– Никогда так не делай, – говорит Белов строго, с надрывом. Глаза вытаращены, внимательные.

Вера прижимается губами к его шее и чувствует, как под кожей бьется жилка. Он ошарашен, словно все еще не верит, что она это сделала и что уже в безопасности. Сжимает ее запястья.

– Никогда не прыгай вниз с моста, мне не понравилось.

– Ты тоже никогда, – шепчет она в ответ, все еще ощущая, как кипит разбавленная адреналином кровь от ужаса и страха.