Фрактал Мороса

Ликас позвонил матери, тетке Але и еще одной тетке в Свердловск.

* * *

А потом были похороны и поминки, на которых Ликас в последний раз видел всех оставшихся своих родственников.

Угрюмая мать в раннем климаксе; московская тетя Аля с семьей; заносчивая свердловская тетка Валентина с мужем Петром и детьми, взрослыми людьми. Эта тетка тоже была с бычьим лицом и шишкой над бровью.

Через полчаса после того, как гроб опустили в землю, они уже смеялись и рассказывали о какой-то Ниночке с собачкой, которая гадила в постель.

После двух рюмок на поминках Ликас ушел из дома и долго бродил по тем углам, где искал бабушку. «Она сказала: «Узнай». Что узнать?» Какое-то холодное облегчение опустилась на него. «Умерла, и я свободен». Он любил ее, но не жил с ней долго и не был привязан. «Через девять дней мать и тетка Валя с семьей уедут, и я буду один».

Все спали на диване и на полу в комнате. Утром Ликас вылез потихоньку на кухню, там сидела свердловская тетка Валя. Она курила, выдыхая дым в окно, и стучала по хрустальной пепельнице рубиновым перстнем.

– Что за тетка такая Екатерина Андреевна?

– Это наша соседка.

– Ты ушел вчера, а она приперлась на поминки, спрашивала про тебя.

– Да она нормальная.

– Ведьма.

– Да нет, – Ликасу неприятно было так говорить про нее, – с чего вы взяли?

– Подумалось… Порода такая… – у тетки Вали был мужской голос.

– А у нас какая порода?

– Крестьянская, – она помолчала, – мы все были крестьяне крепостные, рабочие труженики, из Саратовской губернии.

– Из глуши? – Ликасу вспомнился Грибоедов.

– Из какой «глуши»? Из Саратова, говорю[52 - Строка из произведения Александра Грибоедова «Горе от ума». «В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов». В Саратовскую губернию отправляли ссыльных, беглых крестьян. В связи с этим туда переезжали для управления землями отчаянные и жестокие помещики, попавшие в немилость в столице.].

– Откуда вы это все знаете?

– Изучала, интересно было. У меня дома документы хранятся. Есть семейные легенды. Ты их знаешь?

– Нет.

– Ой, что ты! Дикий какой! Иван, родства не помнящий!

Ликасу захотелось двинуть ей кулаком промеж рогов, но он сдержался.

– Нашу прабабку прадед задушил, когда она от него хотела убежать со студентом. Его помещик наш удавить хотел за это, а потом простил. Бабушка и ее сестры тоже были крепостные, неграмотные. Так вот, когда бабушка замуж выходить собралась, сестры, которые старшие, незамужние, решили утопить ее. Насилу спаслась. А спаслась так: когда ее в кадушку с водой стали пихать…

– Все, все, все. Стоп!

– Чего ты? Неинтересно?

– Неинтересно.

– Эх ты, вот интеллигентный человек, умный, спасибо бы сказал, что его просвещают.

Ликас нагнулся к ее уху, почти касаясь перманентных кудрей[53 - Перманентные кудри – долгосрочная химическая завивка волос, популярная в тот период.].

– Заткнись, сука.

Тетка замолчала покорно, как будто ждала именно этого.

* * *

Шаг за шагом. Шаг за шагом. Тень лилась серыми кляксами мастики по вмерзшим в снег листьям, острыми запахами гвоздики по тающим тропам, неведомым тропам.

Тоненькими каблучками звук рассекает камень. Часы тикают. Движется тень. Девочка Женечка, в расклешенных джинсах, со стрижкой каре, сводит с ума тех, кто уже все пережил, и тех, кто еще никуда не добрался.

Кем же ты станешь? Ей уже восемнадцать. Первые тайны уже позади, новое, новое, новое.

Сколько еще оптимизма и планов, веры в себя. Юность – такое короткое сладкое время. Временно, только в этом отрезке столько любви, мудрости, острого. Если его растянуть, юность станет не юностью. Ну а пока тень от ее каблучка тянется ножкой серебряной рюмочки, дымкой, распластанной памятью, следом за ней, следом за ней.

* * *

Человек – это сумма того, что было до него, а может быть, делимое, под которым то и дело проводят черту дроби.

Разъехались похоронные гости. Ликас в порядке исключения начал оформлять квартиру бабушки на себя. Осенью ему исполнялось восемнадцать, и это было возможно.

Он забыл о своих слагаемых и делителях, наслаждался студенческой жизнью. Суррогатной студенческой, но настоящей самостоятельной и одинокой жизнью, когда наступила осень.

Он был одним из тех редких людей, кто не отправился на баррикады в Москве. Пройдя одни, вторые он не заметил. Он до сих пор был ни с кем и ни за кого.

Декан, которую бабушка уговаривала весной допустить талантливого мальчика, взяла его вольнослушателем, решив, что парень на экзамене был не в себе.

* * *

И разделялись страны, расплывались в первобытной мгле континенты. Было сухо и солнечно. И падали на снег листья.

Тени танцевали на панбархате паласов, в полумраке панельной квартиры. Эти недавние дома, такие удручающие своей незавершенностью. Девочки, уставшие от танцев, и мальчики, еще боящиеся девочек. Пить пиво и спать вповалку. Еще крутится пластинка, еще звучит голос[54 - «Еще крутится пластинка, еще звучит голос» – примерная цитата из романа «Тошнота» Жан-Поля Сартра.].

– Тебе нравится, Виталик?

– И да и нет.

– Ты не любишь такую музыку? А какую любишь?

Молчит.

– Жаль, что тебе не нравится.