Фрактал Мороса

– Почему?

– Мужчины лучше понимают музыку. Ведь нет женщин – настоящих композиторов. Все великие композиторы – мужчины.

– Хочешь, сыграю тебе? – он чувствовал себя больным. Ему хотелось нравиться этой девочке.

– Нет, сейчас не надо! А ты умеешь?

– Не знаю.

Ликас никогда не болел, пока жил в Литве. Более приятный московский климат плохо действовал.

– У тебя такой вид, как будто ты не спал три ночи.

– А я и не спал.

– Пойдем спать?

– Вместе?

– Просто, – Юле жалко стало его, совершенно какого-то чужого здесь.

– В большой комнате на диване только Васька. Мы его подвинем.

– Пошли.

В соседней комнате свернулись три девчонки, кто-то лег на кухне и в кресле в коридоре.

– Юлька Витальку спать увела.

– Ага.

– Ты видела, что у него за бумаги в куртке?

– Видела, что что-то есть. Он мутный тип.

– И что, ты думаешь бумаги эти посмотреть?

– Ну а что?! – Дарьяна была в стельку.

– Давай, только все не будем брать.

– По ситуации.

Дарьяна и Вика Азарянц босиком протопали в прихожую.

Вика стояла поодаль от крючков с одеждой, почти в дверном проеме. Силуэт ее был виден Ликасу. Ночь совсем светлая, и тени от предметов тянулись от окна к стенам.

«Человек – объемный организм, тень его – плоский призрак прошлого – сопровождает в этой жизни. А есть и позапрошлое. Но оно невидимо. Одномерность, супериор-тень, она тоже есть у каждого. Мы уплывем в лодке Харона в мир теней и станем постериор-тенями[55 - Супериор и постериор – латинские термины, обозначающие соответственно, прежний и последующий.] более сложных себя… Вика. Силуэт Вики, в темноте он сам – тень. В темноте мы становимся своим прошлым».

* * *

На следующий день они пили здесь же. В квартире Тани Евграфовой. Надменной странной девочки с короткими волосами. Четыре дня ее квартира была свободна. И четыре дня группа пила здесь.

Ликас никогда не звал их к себе. Собирались в общаге, на квартирах.

Пока остальные были на лекциях утром и днем, он лежал в комнате, наполненный простудой, обезоружившей его, переводил с русского на литовский статьи и книжки для издательства.

«850 тысяч транзисторов. 25 МГц – тактовая частота, кэш-память 16 Кб. Операционная система MS-DOS 5.0. Работа сопроцессоров», – дальше шли специфические технические параметры.

«Бинарная система оперативной памяти. Информация записывается в двоичном формате – 1 или 0 (да-нет), единица этой информации носит название бит. Непосредственно закодированный восьмиразрядным двоичным числом символ называется байт».

Как перевести на литовский слово «байт»? Никак. Он так и написал, как было. «Двоичная система кодирования информации. Единица или ноль. Намагничено-ненамагничено. Какой чудовищный примитив! И эти люди говорят о заговоре машин, о компьютерном разуме. Как только бинарность будет преодолена, о разуме можно будет говорить, а пока… Это прошлое, то есть уже не совсем живое»…

На сороковом листе перевода, где шла речь о компьютерах «Сетунь» троичной логики и трайтах, текст оборвался. Дальше был пропуск, листы пропали. «Выкинем эту главу, и черт с ней», – завтра надо было сдать перевод в издательство.

Ликас продолжал писать грубым почерком буквы, топорщившиеся диакритическими знаками[56 - Диакритические знаки – надстрочные или подстрочные буквенные знаки.], но трайты не выходили из головы. «Все-таки они есть, трайты, троичная кодировка, трехмерная кодировка…»

«Языки программирования… Внутреннее устройство компьютера».

«Что за идиоты. Внутреннее устройство идет последней главой, а должно идти первой».

На последней главе он завис, хотя переводил всегда с легкостью. Буквы расплывались от слез. «Черт возьми, я никогда так не болел», – Ликас поплелся в ванну, его пошатывало. От холодной воды стало легче, лицо уже не горело и два раскаленных глазных яблока временно успокоились. На стиральной машине лежали щипцы для завивки волос.

«Побыстрее бы закончить эту писанину. Сделаю лаконично. Лучше одно слово, несущее пять смыслов, чем пять, не несущих никакого». Его шатало, задетые щипцы полетели на пол. «Таблетки. Найти бы хоть какие-нибудь. Никогда до Москвы не пил». Ликас начал рыться в шкафчике на кухне, дополз в комнату. Там в сервантике лежал пакет с таблетками, шприцами и бинтом. Феназепам, люминал… что за говно?» Отдельно в кальку был завернут целый набор противопростудных. «Ну, хоть так проще». Он проглотил аспирин и парацетамол. Таблетки застряли в горле, и он опять пошел в ванну, запить их водой, пнул ногой крокодилью мордочку щипцов: «Еще писать последнюю главу. И спать».

Щипцы грубо крякнули, оскалились, ухмыляясь на него зубастой челюстью.

* * *

– Ну и что на этих листках?

– Чушь. Набор слов.

– Да ладно, дай мне.

Вика вертела бумажки:

– «Трайтовая запись информации. Революционная троичная компьютерная запись была разработана в московской лаборатории. Это совершенно специфический вид шифрования информации. Электромагнитное бесконтактное реле на магнитных усилителях трансформаторного типа. Троичная ферритодиодная ячейка работает на основе…» – Тьфу! Ну и чушь! Ну и чушня! Вот он носит при себе это говно… Зачем?

– Я откуда знаю? Положи ему обратно в карман.

– Ладно, – Вика сунула бумажки себе в карман. Нравится он тебе?

– Виталик?

– Рогалик!

– Чудноватый.