«Великолепный век» Сулеймана и Хюррем-султан

«Скончался величайший из правителей, султан Селим Первый Явуз, тень которого падала на всю вселенную. На престол взошел его сын и наследник, султан Сулейман, препоясанный мечом Османов в округе Эйюп. Сейчас султан направляется в Стамбул, где завтра в его честь будет устроено празднество. Торжества начнутся с восходом солнца».

Хафса-султан тихо сидела у фонтана в своем дворе. В руке она держала любовное стихотворение, которое давным-давно написал ей муж, султан Селим.

«Хотя львы трепетали под моей сокрушающей дланью,
Судьба уготовала мне пасть жертвой любимой с глазами лани»[2 - Фрили Д. Указ. соч.].

Ее замыслы осуществились, но она обронила слезу.

Глава 16

Молодые наложницы в Старом дворце взволнованно перешептывались, обсуждая, что теперь их ждет. Многие из них, входившие в гарем Селима, но ни разу в жизни не видевшие султана, надеялись, что теперь их отпустят на свободу, они покинут стены гарема и, может быть, выйдут замуж за какого-нибудь вельможу.

Хюррем заметила, как то одна, то другая девушка украдкой идет наверх, к своему сундуку с приданым, и прикидывает, сколько стоят драгоценные материи и камни, которыми их наделили. Те же наложницы, к которым прикасался султан, торжественно сидели в темных нишах спален. Им никогда не позволят покинуть золотую клетку или познать другого мужчину, поймать восхищенный взгляд мужских глаз. Самым младшим из них исполнилось всего четырнадцать.

Старый дворец не случайно называли Дворцом слез, как сообщила Хатидже своей подруге. Хюррем сидела рядом с ней на мягкой тахте на верхней галерее, они уютно прижались друг к другу и, негромко переговариваясь, наблюдали за другими девушками.

— Завтра, дорогая моя, ты познакомишься с моим братом, султаном Сулейманом. Наша мать, Хафса, получит титул валиде-султан — мать султана, а ты станешь подарком Сулейману от нее.

Хюррем внимательно слушала подругу.

— Какой он? — спросила она.

Хатидже горделиво улыбнулась:

— Дорогая моя, мой брат — настоящий красавец. Ему двадцать пять лет. Он высокий, худощавый, но поддерживает себя в хорошей форме. Он растит усы, но боюсь, пока у него всего лишь тень над верхней губой. — Хатидже довольно хихикнула. — Мы все нежно любим Сулеймана. Он добр и нежен, однако при этом прекрасно умеет управлять. Он доказал это, пока был наместником в Манисе… Не сомневаюсь, он станет величайшим из султанов.

— Откуда Хафса знала, что так случится?

Хатидже отпрянула от Хюррем, разжав объятия. Потом лукаво улыбнулась, снова обняла подругу и прошептала:

— Так бывает, дорогая. Хоть мы и заключены в золотую клетку, мы всецело управляем своим будущим — и, наверное, будущим всей империи. Ну, пора за дело. Завтра ты должна выглядеть безупречно.

Хюррем отвели в хамам, где ею занялись другие наложницы и мавританки. Пока одни массировали ее и умащали благовониями, другие девушки взволнованно ластились к ней и всячески демонстрировали свое почтение. После того как мавританки закончили массаж, Хатидже велела принести хну. На стройных руках и ногах Хюррем нарисовали сложные орнаменты и знаки. Волосы расчесывали до тех пор, пока они не заискрились, а затем вплели в них жемчуга и рубины, которые подчеркивали их огненный цвет.

Гиацинт принес в гарем великолепное белое шелковое платье, расшитое бриллиантами. Хюррем больше не смущалась того, что мавр видит ее обнаженной. Он присутствовал при том, как девушки помогли ей одеться, а затем придирчиво осмотрел Хюррем, проверяя, как сидит наряд. Хатидже распорядилась, чтобы платье ушили по фигуре, чтобы вшили больше бриллиантов вокруг линии груди и на манжетах длинных рукавов. Хюррем поняла: сегодня многие девушки в гареме будут работать всю ночь, чтобы завтра она выглядела как надо.

Лишь к концу вечера Хатидже подобрала все необходимые для Хюррем украшения и осталась довольна. Затем она отвела Хюррем в сторону, и они почти всю ночь проговорили о том, что с ней будет и как она должна вести себя на следующий день.

Глава 17

К вечеру в городе началось ликование. На главных улицах горели керосиновые фонари; мерцание огней из окон усиливалось. Город готовился к большому празднику и пышным пирам, которые начнутся на следующий день с восходом солнца.

Дариуш бесцельно брел по извилистым улочкам, по базарам, где не прекращалась бойкая торговля. Вот уже несколько дней во рту у него не было ни крошки; в животе урчало. Он с тоской смотрел на горы еды, разложенные на лотках. Зайдя в небольшую нишу, он принялся рыться в своем мешке, ища там что-нибудь ценное, что можно было бы обменять на кусок хлеба или мяса, но так ничего и не нашел.

С отвращением он швырнул мешок на землю и свернулся в темной нише, глядя, как прохожие жадно поедают жареное мясо, как дети облизывают пальцы после липких сладостей.

Он облизнул губы и уныло потер живот.

Вдруг на улицу высыпала стайка молодых парней, ровесников Дариуша. Его отпихнули к стене. Кто-то из парней перевернул тележку торговца кебабами. В наступившей суматохе многие успели поживиться.

Лоточник громко ругался и грозил кулаками убежавшим юнцам. Дариуш вскочил и погнался за ними. Он бежал по извилистым улочкам, слабый от усталости и голода. То и дело спотыкался, часто падал, но старался не отставать. Повернув в очередной переулок, он заметил, как колышутся кусты вдали. Решив, что воришки спрятались там, он, замедлив шаг, с опаской побрел вдоль каменной стены, пока не подошел к колючим зарослям. Осторожно раздвинул их и увидел вход в старинный подземный ход. Он был наклонным и спускался вниз. С потолка туннеля, гулко ударяясь о каменный пол, капала вода. На узких выступах вдоль стен горели свечи; он без труда находил дорогу. Впереди Дариуш услышал гулкий смех юнцов, которые радовались добыче.

— Да здравствует новый султан! — прокричал один из них.

— Да будет при нем наш город процветающим, а наши животы полными! — воскликнул другой.

Остальные дружно расхохотались.

Добравшись до конца туннеля, Дариуш очутился в просторной, тускло освещенной подземной пещере. Высокий потолок поддерживали колонны — ему показалось, что их больше тысячи. Он посмотрел на другую сторону пещеры, откуда доносились голоса. У основания колонн плескалась вода. Он попытался определить ее глубину, но вода была мутная, и он не видел дна. Осторожно ступая по доскам, положенным между основаниями колонн, совсем рядом с водой, он пошел на свет факела вдали. Доски скрипели и качались под его тяжестью. Обхватывая колонны руками, Дариуш осторожно перепрыгивал с доски на доску и шел на звук голосов.

Когда он подошел ближе, смех вдруг оборвался, и в огромной пещере воцарилась тишина. Только вода капала сверху и плескалась внизу.

Дариуш вглядывался в темноту. Его кожаные туфли со стертыми подошвами промокли насквозь. Он осторожно поставил ногу на доску, ведущую к следующей колонне, напрягая слух и пытаясь хоть что-нибудь расслышать или увидеть, пока глаза привыкали к темноте.

Вдруг из темноты на него кто-то бросился, и Дариуш вместе с нападавшим упал на дощатый настил. Дариуш молотил кулаками воздух, а потом кулак со всей силы врезал ему в подбородок, отчего он прикусил язык. Откатившись вбок и вскочив на ноги, он перепрыгнул на другую доску — и вовремя, потому что еще один юнец врезался в колонну в том месте, где он только что стоял. Теперь он отчетливо видел силуэты трех юнцов, окруживших его. Двое прыгнули на его настил. Один из них замахнулся кулаком, но Дариушу удалось уклониться и ответить ему ударом, от которого юнец попятился и плюхнулся в воду.

Когда еще двое пошли на него, Дариуш стал прыгать с доски на доску. Вскоре он увидел довольно широкий выступ, на котором лежали одеяла и горел костерок. Тут же лежали мехи с вином. Он развернулся и увидел, что его преследователи тоже прыгнули на выступ. Он бросился на них и успел задеть одного, но потом его швырнули головой вперед в воду. Вода была грязная и вонючая. Ударившись головой о каменное дно, он наглотался отвратительной мутной жижи. Он встал, кашляя и отплевываясь, и с изумлением увидел перед собой огромное высеченное в камне лицо горгоны Медузы. Он в отчаянии схватился за змею, торчащую из грозной головы, и, подняв голову, посмотрел на колонну, растущую из ее верхушки. Сбоку, на скрипучем настиле, стояли три темных силуэта и смотрели на него. Один из них угрожающе ударил кулаком по ладони другой руки.

В том месте, где стоял Дариуш, глубина была совсем небольшой — ему по пояс. Он поднялся на ноги, крича и всей тяжестью толкая доску, на которой они стояли. Доска соскользнула с основания колонны, и все трое полетели навзничь вниз, в воду.

Громкий плеск воды эхом отдался от стен пещеры и от колонн. Они отплевывались и кашляли в воде, а Дариуш, подтянувшись из последних сил, снова вскарабкался на каменный выступ. Его преследователи с трудом выбрались наверх следом за ним. Какое-то время они просто лежали и глазели на него. Тот, кто находился ближе, посмотрел ему прямо в глаза, продолжая кашлять и отплевываться вонючей черной водой. В очередной раз сплюнув и вытерев губы рукой, юнец вдруг расхохотался и сильно хлопнул Дариуша по спине. Он с трудом встал на ноги и помог Дариушу и остальным подняться.

Все хохотали; Дариуш невольно присоединился к ним.

Один из них, задыхаясь от смеха, произнес несколько слов. Дариуш не понимал их языка, но догадался, что его по-дружески приветствуют. Он протянул руку, которую пылко пожали, а затем с тоской покосился на лежащий на выступе мешок с припасами. Видимо, догадавшись, что незваный гость голоден, новый знакомый взял его за руку и усадил рядом с собой на каменную плиту. Дариуш жадно набросился на хлеб, который ему предложили. Правда, он по-прежнему настороженно поглядывал на своих недавних врагов, которые с усмешкой наблюдали за ним.

— Как хорошо! Я много дней ничего не ел, — шепотом произнес он, и его шепот эхом отразился по всей подземной пещере.

— А, значит, ты умеешь говорить, красавчик! — воскликнул парень, который вытащил Дариуша из воды. Он без всякого труда переходил с одного языка на другой.

Дариуш удивленно повернулся к нему:

— Меня зовут Дариуш.

— А меня Халим. Это Исхак и Касим.

Все трое снова пожали ему руку, а он продолжал запихивать в рот хлеб и кусочки острого мяса. Он отпил немного вина из меха, поморщившись от его горечи, но вскоре по его телу распространилось приятное тепло.

Исхак поворошил палочкой пепел почти затухшего костра. Подбросив в него немного растопки, он опустил голову и принялся раздувать огонь. Наконец, дерево задымилось.

После вторжения Дариуша все они промокли насквозь, теперь они скинули с себя рубахи и штаны и аккуратно разложили их на карнизе — сохнуть. Дариуш тоже снял через голову рваную рубаху и положил перед собой. Посмотрел на прорехи и дыры и с отвращением выкинул рубаху в воду. Халим расхохотался, но тут же замолчал, заметив шрамы на груди и на спине Дариуша.

— Ты воевал, друг мой, — с уважением произнес он.

Дариуш не ответил.

Он встал, чтобы снять штаны, оглядел протершуюся материю.