Записки о французской революции 1848 года

Затем бесчисленное количество социалистских листков, в которых теории Сен-Симона, Фурье, Л. Блана, Прудона перемешивались в каком-то удивительном хаосе [в котором почти], который еще раз свидетельствовал, как научные и теоретические истины, пущенные в народ, целиком перепутываются в его сознании… Случилось здесь то, что почти всегда бывает: от каждой теории взяты были ее резкие стороны, только выпуклые мысли, бросающиеся в глаза массе, сущность же ее, требующая размышления, оставалась в стороне. Так, в «la France libre»[305 - «La France libre» – «Свободная Франция», французская политическая газета социалистического направления, выходила в Париже с апреля по октябрь 1848 г.], который издавался, говорят, бывшим учеником Политехнической школы, теория Прудона об изменении собственности во владение (possession) превратилась в уничтожение [собственности и капитала] и того и другого. Теория Луи Блана об участии государства в заказах обратилась в теорию ссуд денег всякому ни под что и с тем вместе по необходимости в теорию [надсмотра] надзора за должниками и гарантию против банкротства, [так всегда]. Но это высказано запальчиво и обнаруживает в писателе представителя множества клубных социалистов. Нельзя упоминать обо всех этих листках, журнальцах, которые [возвещали] говорили, требовали социализма, коммунизма, раздела собственности в тех общих фразах, затвержденных наизусть у главных представителей различных теорий, которые поясняются предшествующим и последующим, но, вырванные из полного учения, только кажутся инструментом для возбуждения страстей. Так, «Spartacus libеrateur du peuple»[306 - «Spartacus, liberateur du peuple» – «Спартак, освободитель народа», французская политическая газета социалистического направления, выходила в Париже с 18 по 25 июня 1848 г.] взял эпиграф из Прудона «la propriеtе-c'est le vol»[324 - «Собственность это кража» (франц.).], но у «его это положение, весьма обоснованное Прудоном, выходило просто-запросто призывом к истреблению грабителей-имущих. Подобное же значение имело у него и все экономические фразы учителей, как-то: le droit des travailleurs ? l'intеgritе de leurs produits[325 - право трудящихся на сохранность продуктов их труда (франц.).] и проч., из которых выходило в результате не обновление общества [совершенное, простое], а совершенная невозможность существования какого-либо общества. Что касается до журнальцев, занимающихся участью женщин, как-то: «la Politique des femmes»[307 - «La Politique des femmes» – «La Politique des femmes, journal public pour les interets des femmes et par une societe d'ouvriers» – «Женская политика, общественная газета, выражающая интересы женщин и единого сообщества рабочих», французская политическая газета социалистического направления, выходила в Париже с 18 июня по 5 августа 1848 г.; редактор Дезире Гэ.] и др., то ничего темнее, запутаннее представить нельзя, хотя опять [в отрывочных положениях встречаются] тут беспрестанно встречались отрывки из положений людей, впервые поднявшие этот вопрос. Были, впрочем, листки, издававшиеся для народа и знатоками дела с примесью, разумеется, отчаянной политической полемики. Таков был листок фурьериста de Bonnard[308 - Bonard, Бонар Артур де – французский журналист, социалист-фурьерист.] «le Salut social journal des droits de l'homme, rеdigе par les opprimеs»[309 - «Le Salut social, journal des droits de l'homme» – «Общественное благо, газета прав человека», французская политическая газета социалистического направления, выходила в Париже с 19 по 23 июня 1848 г.; редактор Артур Бонар.] и листок с. – симониста Эмиля Барро[310 - Баро (Barrault) Пьер Антуан Казимир (1799–1869) – французский социалист-утопист, сподвижник Анфантена, публицист и журналист.] (Barrault) «Tocsin des travailleurs»[311 - «Tocsin des travailleurs» – «Le Toscin des travailleurs» – «Набат трудящихся», французская политическая газета социалистического направления, орган сен-симонистов, выходила в Париже с 1 по 24 июня 1848 г.; редактор Баро.]. Барро отличился еще потом письмом к Ламартину, в котором ловко доказывал, что его политика примирения должна привести непременно к междуусобной войне и ненависти всех партий лично к Л<амартину>. Взятые в общности все стремления социальной хаотической журналистики июньских дней чрезвычайно хорошо выражаются следующим журнальным декретом, напечатанном в каком-то листке: «Au nom du peuple fran?ais: Article I

– Il n'y a plus rien. Art 2 – La Commission du pouvoir exеcutif rendra une loi pour assurer l'exеcution du prеsent article»[326 - «От имени французского народа: Статья 1 – Больше ничего нет. Статья 2 – Комиссия исполнительной власти объявит закон, чтобы обеспечить исполнение данной статьи» (франц.).].

Таким образом, мы упомянули о двух видах журналистики: террористической и социальной. К ним примкнул еще третий с половины июня – наполеоновский. Здесь представилось явление, указывающее, как должно ценить большую часть этих народных газетчиков. Один из издателей «P?re Duch?ne» г. Deschamps[312 - Deschamps, Дешан Эмиль (1791–1871) – французский критик, публицист и журналист.] отделился от редакции его и сам издает журнал «le Robespierre»[313 - «Le Robispierre» – «Le Robispierre, journal de la reforme sociale» – «Робеспьер, газета социальных реформ», французская политическая газета демократического направления, выходила в Париже с 1 по 5 июня 1848 г.; редактор Э. Дешан.], в котором он заставляет говорить грозного человека от самого себя разный вздор. Все статьи журнала были подписаны Максимилиан Р<обеспьер>. В них Робеспьер гуляет по улицам и объявляет, что он не доволен тем-то и тем-то, и отзывается о себе следующим образом: «je rentre dans la carri?re de la rеvolution-que j'avais quittеe jeune encore – m?ri par 60 annеes de mеditations sur les dеcouvertes du gеnie humanitaire»[327 - «Я возвращаюсь к революционной карьере, которую оставил еще молодым, созревшим за 60 лет размышлений об открытиях человеческого гения» (франц.).].

И дает советы не брать с него примера. Между прочим, он заявляет: «Des imprudents parlent de rеtablir une cour prеvotale pour juger sommairement les patriotes qui sont ? Vincennes. Peuple souverain! par pitiе pour les rеacteurs tu ne le permettras pas: il y aurait l? le germe du tribunal rеvolutionnaire, que repoussent nos moeurs de 1848…!»[328 - «Опрометчивые говорят о восстановлении судов превотальных для скорейшей расправы над патриотами в Венсане. Суверенный народ! Из сострадания к бунтарям ты этого не допустишь! Это было бы возвращением революционного трибунала, против которого восстает весь дух революции 1848 г.» М. Р. (франц.).]

Правда, подобная попытка заставлять говорить деятелей старой революции от собственного имени уже была сделана в мае месяце журналом «le vieux cordelier, drapeau du peuple»[314 - «Le vieux cordelier, drapeau du peuple» – «Старый монах, знамя народа», французская политическая газета демократического направления, выходила в Париже с 19 мая по 1 июля 1848 г.], который вывел на сцену аттического Камиля Демулена и вложил ему в уста следующую речь: «Bourgeois puisqu'il faut t'appeler par ton nom, si ta bouche conspue la foi et le gеnie; si, douе soudain du courage de la peur, tu veux arr?ter la Rеpublique dans son essor vers les grandes choses, je, suis l? pour te faire rentrer dans ton marais, moi, adorateur du bien, du grand, du juste, moi artiste, moi, Camille Desmoulin. ((NI)»[329 - «Буржуазия! Раз уже тебя надо называть по имени, если твои уста поносят веру в гений, если вдруг, обретя смелость трусливого, ты собираешься остановить Республику в ее порыве к великим делам – я тут, чтобы возвратить тебя в твое болото. Я почитатель прекрасного, великого и справедливого. Я художник. Я – Камиль Демулен. (№ 1)» (франц.).].

Как бы то ни было, но г. Deschamps издавал своего «Робеспьера» до тех пор, пока не обнаружилось наполеоновское движение, и тогда он вдруг бросил Максимилиана и стал издавать журнал «Napolеon rеpublicain»[315 - «Napoleon republicain» — «Наполеон-республиканец», французская политическая газета бонапартистского направления, выходила в Париже с 11 по 25 июня 1848 г.; редактор Марцель Дешан.], в котором точно так же заставляет гулять Наполеона по улицам и точно так же говорить про себя глупости: «Je n'еtais pas nе pour la guerre»[330 - «Я не был рожден для войны» (франц.).] и давать следующие советы народу: «Souviens-toi que tu es le seul souverain et que tes reprеsentants sont tes commis»[331 - «Помни, что ты единственный господин и что твои представители – твои приказчики» (франц.).].

Впрочем, были примеры внезапных странных переворотов и посильнее: Так, какой-то г. Guillemain[316 - Guillemain – установить не удалось.] в один день издал «l'Aigle rеpublicain»[317 - «L'Aigle republicain» — «Республиканский орел», французская политическая газета бонапартистского направления, выходила в Париже c 12 по 21 июня 1848 г.] с энтузиастическими песнями в честь бонапартистского времени, а на другой «les lunettes du p?re Duch?ne» с такими же во славу терроризма. Наполеоновская литература разрасталась, однакож, вместе с движением на улице: тогда посыпались один за другим листки: «le Napolеonien[318 - «Le Napoleonien» – «Le Napoleonien, journal quotidien des clubs democratiques de la garde nationale» – «Наполеоновцы, ежедневная газета демократических клубов национальной гвардии», французская политическая газета бонапартистского направления, выходила в Париже с 12 по 14 июня 1848 г.]», «le Petit caporal»[319 - «Le Petit caporal» – «Le Petit Caporal, journal de la jeune et vieille garde» – «Маленький капрал, газета молодой и старой гвардии», французская политическая газета бонапартистского направления, выходила в Париже с 15 июня 1848 г. по 15 мая 1849 г.], «la Redingote grise»[320 - «Le Redingote grise» — «Серый сюртук», французская политическая газета бонапартистского направления, выходила в Париже с 18 по 20 июня 1848 г. с эпиграфом: «Республика демократическая, единая и неделимая».], и проч. и проч., и наконец листки и большой журнал, занимавшийся уже кандидатурой и будущим значением Луи Бонапарта. Название его носило симптом той же путаницы идей, которая существовала в народе и которой старались обмануть народ: «la Constitution, journal de la rеpublique napolеonienne!»[321 - «Le Constitution, journal de la republique napoleonienne» – «Le Constitution, journal de la republique napoleonienne et des vrais interets du pays» – «Учредитель, газета наполеоновской республики и свободных интересов страны», французская политическая газета бонапартистского направления, выходила в Париже с 12 по 19 июня 1848 г.] Он называл противников Бонапарта оскорбителями народа: les insulteurs du peuple – и, однакож, вскоре умер. И вообще в это время Б<онапарт> не имеет еще серьезного значения. К этому надо еще присоединить листки сатирического содержания, выходившие тоже в неограниченном количестве. Иногда они поражали сочетанием шутки и какого-нибудь страшного события. Так, например, «le Pamphlet»[322 - «Le Pamphlet» — «Le Pamphlet quotidien illustre» – «Памфлет ежедневный, иллюстрированный», французская сатирическая газета республиканского направления, выходила в Париже с мая по июнь 1848 г.; редактор Поль Феваль.] при известии о кровавом мщении негров Мартиники[323 - …о кровавом мщении негров Мартиники… – Во французской колонии на о. Мартинике в феврале 1848 г. было отменено рабство, но угнетение негров продолжалось, что и привело к восстанию в июне 1848 г.], получивших известие о февральской революции и требовавших свободы, сказал, что знаменитые слова: «pеrissent les colonies plut?t qu'un principe»[332 - «Пусть погибнут колонии скорее, чем принципы» (франц.).] должны быть нынче изменены в другие: «pеrissent les colonies suivant les principes»[333 - «Пусть погибнут колонии, следующие принципам» (франц.).]. Впрочем, все остальные журналы этого рода: «Diog?ne sans culotte», «Gamin de Paris», «le Cancan»[324 - «La Cancan» — «La Cancan de la semaine» – «Еженедельная сплетня», сатирическая газета республиканского направления, выходила в Париже в мае – июне 1848 г.], «les b?tises de la semaine»[325 - «Les betises de la semaine» – «Les Betises de la semaine, revue interimaire, ministerielle, parlementaire, parisienne, provinciale et etrangere» – «Глупости за неделю, обозрение должностное, министерское, парламентское, парижское, провинциальное и иностранное», сатирическая газета республиканского направления, выходила в Париже в июне 1848 г.], «le canard»[326 - «Le Canard» – «Le Canard, journal drolatique, fantastique, anecdotique, politique et critique de l'an 1-er de la republique» – «Утка, газета потешная, фантастическая, анекдотическая, политическая и критическая, 1-го года республики», сатирическая газета демократического направления, выходила в Париже в июне 1848 г.; редактор Альфонс де Колонн.], «le diable rose»[327 - «Le Diable rose» – «Розовый дьявол», сатирическая газета демократического направления, выходила в Париже в июне 1848 г.; редактор Эжен Бедоллье. «Le Petit homme rouge» — «Маленький красный человек», сатирическая газета орлеанистского направления, выходила в Париже в июне 1848 г.], и проч. и проч., были довольно пошлы. Демократия вообще смеяться не умеет, и род блестящей искрометности и надменного презрения, требуемой для политической насмешки, остается преимущественно за роялизмом. Так было и здесь. Одним только легитимистским и филиппистским листкам, как «le petit homme rouge»[328 - «Le lampion» — «Le Lampion, eclaireur politique» – «Фонарь, политический дозорный», французская политическая газета легитимистского направления, выходила в Париже с 28 мая по 21 августа 1848 г.; редактор Ксаверий де Монтепен.], «le lampion»[329 - «La Seance» – «Сеанс», французская общественно-политическая газета республиканского направления, выходила в Париже с 1 мая по 21 июля 1848 г.; редактор Август Леру.] и др., удалось сказать несколько едких острот.

Последний журнальчик, чисто легитимистский, отличался даже в это время тем неимоверным количеством позора, который выливал он на Исполнительную комиссию и республиканских действователей. Между прочим, один раз он сказал, что если Барбес заболеет, то не следует поручать его товарищу по тюрьме, доктору Распайлю, ибо как ни огромны его преступления, но смертная казнь уничтожена во Франции. В другой раз он объявил, что Иисус был казнен по требованию народа, а так как это известие оскорбляет величие народа, то придется издать декрет, по которому казнь Иисуса должна будет считаться отныне делом национальной гвардии той эпохи, и проч. А клевет на лица, а оскорблений, а ложных известий – бездна! [Часто смеялся] Забавны были также комические изложения заседаний Парламента в журнале «la Sеance»[330 - «Le Redingote grise» — «Серый сюртук», французская политическая газета бонапартистского направления, выходила в Париже с 18 по 20 июня 1848 г. с эпиграфом: «Республика демократическая, единая и неделимая».]. Исключение из нашего правила составляет демократически-сатирический журнальчик «l'Epoque»[331 - «L Epoque» – «L'Epoque de 1848» – «Эпоха 1848» – французская политическая газета республиканского направления, выходила в Париже в июне 1848 г.; редактор Одиллон Пишо.], который иногда очень удачно пародировал старую известную эпоху и закоренелые мнения Одиллона Барро и др. Если к этому присоединить еще попытки восстановления журналов, знаменитых в 1830 году, как-то: «le bon sens»[332 - «Le bon sens» – «Le Bon Sens du peuple, journal des honnetes gens» – «Здравый смысл народа, газета порядочных людей», французская политическая газета республиканского направления, выходила в Париже с 26 марта по 15 апреля 1848 г.; редактор Поль Феваль.], «le tribune»[333 - «La tribune» – «La Tribune de 1848» – «Трибуна 1848», французская политическая газета социалистического направления, выходила в Париже в марте – июне 1848 г.; редактор рабочий Баллу.], «Figaro»[334 - «Figaro» – «Le noveau Figaro, programme des theatres, journal quotidien du soir, politique, litteraire et satirique» – «Новый Фигаро, программа театров, ежедневная вечерняя газета, политическая, литературная и сатирическая», выходила в Париже с 8 по 13 июня 1848 г.; редактор Амеде Роллан.], попытки, кончившиеся вообще неудачно, то приблизительно можно получить понятие о всем этом каждодневном хаосе журнальном, где беспрестанно сталкивались воспоминания всех минувших эпох с плохо понятыми требованиями современности, (неразборчиво) с истинным увлечением, настоящая нелепость с поддельной глупостью и особенно вражда одного класса общества к другому. Последнее только и было знаменательно и действительно реально во всем этом движении. Несмотря на [резкость] оглушительный шум этих тысяч голосов, нашелся журнальчик «l'organisation du travail»[335 - «L'organisation du travail» – «L'Organisation du travail, journal des ouvriers» – «Организация труда, рабочая газета», французская политическая газета социалистического и демократического направлений, основана рабочими делегатами Люксембургской комиссии, выходила в Париже с 4 по 25 июня 1848 г.; редактор Жак Дезире.] – приверженец теории Л. Блана, который успел покрыть разладицу и обратить на себя внимание. Он напечатал в двух своих №№ списки банкиров и торговцев с показанием их капиталов и списки землевладельцев с показанием их доходов (№ 8 и 9). Как ни преувеличены и ложны были цифры, но в эпоху всеобщего бедствия и нищеты, они были прямым указанием народу, где искать пособие и добычу. Это уже выходило из ряда личных оскорблений и взаимных обвинений партий, и поэтому один депутат потребовал отчета у министра юстиции, какие меры приняты для наказания дерзкой провокации и вообще, что сделалось с залогом (cautionnement) журнальным, который преимущественно назначался для обуздания их издателей. Министр Бетмон сознался, что, действительно, старые большие журналы имеют этот залог, но что многие и вновь явившиеся его не имеют, что он видит в этом большую несправедливость, что Правительство имеет наклонность определить залог для всех вообще журналов, но когда и как представит оно закон по этому предмету – оно само не знает этого (всеобщий смех). В таком положении находилось Правительство. В другом оно и не могло быть. Напрасно уже сам «National» взывал к Исполнительной комиссии: мы вас поддерживаем, но, ради бога, покажите же, что все управляется. Управлять было нельзя – и только первые пушки, раздавшиеся в Париже, поставили на истинной почве вопрос: кто будет править Францией.

Вечером в четверг 22 июня огромная масса народа, говорили, тысяч 5 или 6 [человек], двинулась от Палаты, прошла улицу St. Jacqu es, хлынула на Гревскую площадь перед Ратушей и оттуда направилась к Бастилии, где и рассеялась на проходе ее. Гревская площадь была занята войском. Толпа эта уже кричала: «vive la rеpublique dеmocratique et sociale» и напев: «vive Napolеon» был заменен другим, более значительным: множество голосов припевало в каданс: ««du pain au du plomb»[334 - «Хлеб или свинец» (франц.).]. Слух об ней тотчас же разнесся по Парижу.

Это были уже восставшие работники национальных мастерских. Несколько человек из партии работников, отправившихся на Салунский канал, возвратилась с известием, что на болотистой почве его не приспособлено было ни жилищ, ни пропитания для людей. Подозрение, уже ходившее в работниках, что Правительство намерено [образовать] во что бы то ни стало отделаться от работников, хотя бы мором [получило здесь], превратилось теперь в уверенность. Вместе с этим негодование, произведенное декретом о взятии многих работников в солдаты, было очень искусно разрабатываемо главными предводителями. Часть работников, весьма небольшая в сравнении с общим числом их, отправились поутру в четверг прямо в Люксембург требовать объяснения у Исполнительной комиссии этим предметам. Здесь вместо свободного прохода, какой они бы получили два месяца назад, они встречены были по приказанию Мари, игравшему и здесь непопулярную роль мужа опоры, – караулом. После переговоров между Мари и передовыми положено было отправить от толпы депутацию, а массе ждать решения у св. Салюстия. Депутация говорила дерзко и грубо [повелительно] с Мари – тот отвечал твердо и повелительно, что все вредные слухи распускаются неблагорасположенными людьми, но что Правительство не отступится от своих намерений. Один из депутатов Пюжоль[336 - Пюжоль Луи – французский публицист, мелкобуржуазный демократ, лейтенант национальной гвардии в период революции 1848 г.], наиболее запальчивый, был отстранен при самом начале переговоров Мари, который сказал ему: «Я видел вас 15 мая в Собрании и не хочу говорить с бунтовщиками», а когда товарищи начали роптать, он прибавил: «Разве вы не можете сами изложить свои претензии? Est-ce que vous ?tes les esclaves de cet homme?»[335 - «Разве вы рабы этого человека?» (франц.).]

Когда переговоры кончились, разумеется, неудачно, депутация, а более всего Пюжоль, изменила весь смысл их и донесла толпе, ждавшей у св. Салюстия, что Правительство решило истребить работников и называет их les esclaves. Крик бешенства раздался из толпы, которая хотела броситься снова на Люксембург, но Пюжоль велел ей собраться вечером у Пантеона. Там с решетки, окружающей пустой храм Славы, Пюжоль произнес возбужденную речь, в которой ярко выступили пророческие слова: «Истинно говорю вам: много прольется нынче крови на эти камни» и приказал на другой день утром собраться у Бастилии. Толпа в неимоверном возмущении прошла, как мы видели, площадь Ратуши и на другой день, действительно, собралась у Бастилии. Здесь перед [лицом] тенями павших в июле 1830 г. и в феврале 1848 г. Пюжоль произнес за всех клятву умереть, как они, в деле свободы и равенства. Утром в пятницу я сидел за журналом в кофейной, когда прибежал бледный и запыхавшийся человек к хозяину с извещением, что у ворот св. Дени уже строят баррикады. Я тотчас же отправился домой узнать, в чем дело. Я жил довольно высоко тогда и там мог слышать перестрелку. Едва я отворил окно в комнате, как раздался вдали ружейный залп, за ним другой, третий – гроза начиналась.

Но если национальные мастерские начали битву, то по какому-то капризу судьбы зерно восстания, разлившегося вскоре с неимоверной остротой, составляли не они, а члены общества des droits de l'homme, клубов и радикальная часть национальной гвардии.

Варианты

Вариант к с. 289–290

В ночь приняли они прокламацию к народу, войску, национальной гвардии, приняв две решительные меры, а именно: декретировать 24 новых батальона национальной гвардии из работников, сделав, таким образом, из невооруженных людей – офицеров порядка, причем дано им 30 су жалования в день, а обмундировка на казенный счет, и на другой день я уже видел в рядах национальной гвардии людей в блузах, куртках, сюртуках: это шли защитники тишины. Они составляют уже полицию у баррикад, занимают посты и, так как они объявлены передвижными, то будут направлены на зажигателей и грабителей, которые уже появились.

В ночь с пятницы на субботу сожжен Нельский замок, причем погибли и сами зажигатели: (150 человек), упившихся и передравшихся в его погребах; сожжена и дача Ротшильда, давшего в самое это время 50 т. на раненых; сожжен великолепный мост в Аньере, по которому проходила железная дорога, мост и станция на Руанской и С. Жерменской дорогах. Против них направлена тотчас из Парижа колонна из волонтеров и мобильной гвардии под предводительством студентов. В Руане сожжен великолепный мост. Национальная гвардия с подвижным батальоном направлены в окрестности.

Вторая мера – это была социальная, заявленная Луи Бланом и, может быть, нужная на первое время, как удовлетворение требований работников, но сама по себе незрелая: объявлено, что Правительство обещало работу всем работникам и дает им на первое время миллион, следовавший Луи-Филиппу. 24 февраля вторым декретом объявлено открытие национальных мастерских и назначено Тюльери стать Инвалидным домом для старых работников. Наконец, вчера, во вторник, на требования 6000 работников, собравшихся у Отель де Виль и требовавших организации работ [Правительство декретировало], Правительство объявило, что вопрос этот представляется суду будущего Национального собрания, а покамест составляется комиссия для исследования отношений фабрикантов и работников – Commission рог les travaileurs (Президент Луи Блан, Вице-президент Альберт), которая будет заседать в Люксембурге (Палате пэров). Между тем другие министерства тоже делают бесчисленное количество декретов. В пятницу в 1 час объявлена Республика окончательно. Ламартин под саблями и страшными угрозами удерживал трехцветное знамя вместо красного, которое предлагали.

Вариант к с. 309

Из него мы видели, что последняя администрация в 7 лет сделала долгу в 912 миллионов (229) 328 франков и возвела весь долг Франции в 5 миллиардов 179 миллионов 644 тысячи, цифра страшная и тяжелая. Далее, с 1831 года управление Людвига Филиппа возвысило текущий долг с 250 миллионов до 670 миллионов, и каждый день в последние дни (в 268 дней) издерживала более положенного (т. е. более 294 800 000) по 1 000 000 франков в день, которых уже не знало, чем покрыть. Этот текущий долг состоит особенно из долгу сберегательной кассе 350 миллионов (депозитных), из кредитных билетов (bons du Tresor), которые в один год, сказать между прочим, с 12 апреля 1847 г. по 26 февраля 1848 г. возведены до этой ужасной цифры: они прежде составляли только 86 миллионов. Между тем, этим двум долгам не соответствует ничего. В сберегательной кассе наличной суммы только (в феврале 1848 г.) 65 753 тысячи [франков] 620 франков, а сумма погашения долгов, обеспечивающих кредитки, обращена была на работы и другие потребности. Касса уже не защищена ничем, и в это время, несмотря на страшное увеличение доходов, бюджет государства постоянно не покрывал издержек: в течение 7 последних лет издержки превосходили доход на сумму 652 с половиной миллиона.

Примечания

В настоящем издании впервые публикуется рукопись Анненкова «Записки о французской революции 1848 года». Первое упоминание о рукописи Анненкова находим в письме А. И. Герцена московским друзьям от 2–8 августа 1848 г.: «Наш друг, Поль, который написал вам хронику целую о всех происшествиях с 24 февраля, не может никак стать обеими ногами на революционной terrain. Вечером 15 мая, посмотревши все, что было, я говорил Боке и Полю, что республика кончена, они восстали против меня. Боке на другой день сидел уже в Консьержери – а Полю следовало посмотреть на ужасы июня, чтоб согласиться. А посему я советую, читая его историю, быть осторожными» (Герцен, т. XXII, с. 81). Это письмо Герцена было отправлено в Россию с А. А. Тучковым, который со своими двумя дочерьми был в Париже в период революции, а в августе 1848 г. возвращался на Родину. С ним же, как видно, был отправлен в Россию и труд Анненкова.

Как реагировали московские друзья на «Записки» Анненкова – не известно: кроме письма Герцена, об этих «Записках» нет никакого упоминания ни в печати, ни в частной переписке, молчал о них и сам Анненков, что, в общем, понятно, если учесть политическую обстановку в России тех лет. Десять лет спустя, в 1859 г. Анненков публикует в «Библиотеке для чтения» (№ 12) очерк «Париж в конце февраля 1848 года», а в 1862 г. в «Русском вестнике» – продолжение (№ 3): «События в марте 1848 года в Париже» и «Физиономия Парижа в марте месяце». Как можно предположить, эти этюды создавались на материале «Записок», но, конечно, не вобрали в себя всего их содержания.

«Записки» Анненкова были обнаружены лишь после революции. Упоминание о них содержится в переписке В. Д. Бонч-Бруевича с сыном Анненкова Павлом Павловичем Анненковым, относящейся к 1933–1934 гг., когда Бонч-Бруевич работал по организации Центрального литературного музея в Москве. Письма Бонч-Бруевича адресованы П. П. Анненкову в Ленинград, где он работал и жил (переписка хранится в ГБЛ и ЦГАЛИ).

Бонч-Бруевич писал П. П. Анненкову 14 июня 1933 г.: «Сообщаю Вам, что фондовая комиссия ГЛМ в своем заседании от 27 мая с. г. (прот. 12, п. 16) постановила приобрести «Записки» Вашего отца о революции 1848 г. с тем, чтобы передать их для напечатания в сборниках «Звенья»«(ЦГАЛИ, ф. 7, оп. 2, ед. хр. 190, л. 10). В письме Бонч-Бруевича П. П. Анненкову от 20 июня 1933 г. говорилось: «Сейчас над рукописью Анненкова работает опытный литературовед, особенно знакомый с Литературой той эпохи, так как к ней нужно сделать значительный комментарий, а главное, хорошо разобрать рукопись – почерк Вашего батюшки был довольно трудный» (там же, л. 11). 20 октября 1933 г. Бонч-Бруевич извещал П. П. Анненкова о том, – что «самое большое через две недели» «Записки» «поступят из переписки на окончательное чтение» и после написания к ним примечаний будут напечатаны в первом выпуске сб. «Звенья» (там же, л. 15). Из последнего письма Бонч-Бруевича П. П. Анненкову от 2 марта 1934 г. следовало, что дело так и не сдвинулось с места: «Как давно мы не переписывались, а за это время случилось некоторое существенное событие. Так, Николай Михайлович Мендельсон, который должен был разобрать, переписывать и комментировать «Записки» Вашего батюшки по поводу февральской революции, неожиданно умер… Мы, разумеется, сейчас же переключились на других сотрудников, и эти «Записки» в настоящее время разбираются, переписываются и будут нами напечатаны в одном из номеров «Летописи» нашего Музея» (ГБЛ, ф. 399, кар. 232, ед. хр. 36).

Однако «Записки» Анненкова так и остались неразобранными, непереписанными и неопубликованными. Рукопись Анненкова была кратко описана в бюллетене Государственного литературного музея 1940 года, № 5, где в разделе: «П. В. Анненков, I, рукописи»; читаем: «I. Воспоминания о революции 1848 г. в Париже. Без года, на 54 лл. Шифр – 981–6. Черновая рукопись с многочисленными поправками и вставками на русском, частично на французском языках. Рукопись представляет собой описание событий в Париже с конца февраля по июнь 1848 г. с приложением отдельной статьи о деятельности Луи Блана за этот же период. Часть рукописи, касающаяся февральских и мартовских событий, напечатана в журнале «Библиотека для чтения», кн. 12. Приобретена у П. П. Анненкова».

Под названием «Воспоминания о французской революции 1848 года» и с датировкой «1862–63 гг.» рукопись была передана в 1941 г. Литературным музеем в ЦГАЛИ, где она и хранится в настоящее время в фонде П. В. Анненкова (ф. 7, оп. 1, ед. хр. 1).

Это рукопись объемом 53 листа, сдвоенных, большого формата, с оборотом. Рукопись без заглавия, начала и фамилии автора. Видимо, в таком виде она поступила в Гос. лит. музей, так как в письме П. П. Анненкова к Бонч-Бруевичу от 25 августа, содержащем опись переданных музею материалов, читаем: «№ 2. Черновые записки П. В. Анненкова, относящиеся ко времени его пребывания в Париже вместе с Герценом, Огаревым, Бакуниным в феврале 1848 г. – на 53 листах» (ГБЛ, ф. 369, кар. 232, ед. хр. 36).

В принадлежности рукописи Анненкову сомневаться не приходится: на это указывает и почерк, и текстуальные совпадения первых страниц рукописи с очерком Анненкова «Париж в конце февраля 1848 года», опубликованным в «Библиотеке для чтения».

Обилие конкретных деталей и мелких подробностей в описании революционных событий 1848 г., многочисленные выдержки из парижских газет, прокламаций, воззваний, афиш, речей депутатов Учредительного собрания, декретов Временного правительства французской республики 1848 г. – все это убеждает, что перед нами не воспоминания, а рассказ очевидца, создававшийся по следам событий. Об этом же свидетельствуют и выражения, на каждом шагу встречающиеся в рукописи: «шаг сделан, вперед или назад [337 - неизвестно] еще бог знает». «К социальным органам присоединился орган Прудона» и т. д.

Знакомство с рукописью ЦГАЛИ показало, что в ней не только отсутствует начало, но и не хватает многих страниц в середине. На местонахождение этих отсутствующих листов указала публикация И. Л. Морозова в «Историческом сборнике» (Л., 1935, № 4). В комментарии к публикации, содержащей шесть писем Анненкова к И. В. и Ф. В. Анненковым из Парижа в 1848 г., Морозов вскользь упомянул о разрозненных листах, хранящихся в ИРЛИ под названием: «П. В. Анненков «Записки о французской революции 1848 года»«. Действительно, в ИРЛИ удалось обнаружить указанный материал (№ 57 49 XXX б 38). Это девять листов того же достоинства и формата, что и московская рукопись, в них речь идет об июньских, событиях революции 1848 г. Видимо, эти листы выпали из рукописи при транспортировке архива Анненкова из села Чирькова в Ленинград летом 1917 г., когда он: был передан П. П. Анненковым в Пушкинский дом.

При воссоединении в рукописи не оказалось никаких пробелов, отсутствует только начало; ее объем 63 листа, из которых 59 с оборотом и 4 листа без оборота. Листы рукописи автором не пронумерованы. В целом рукопись представляет собой несброшюрованную тетрадь большого формата. Бумага нелинованная, белая, плотная, сдвоенная. На одном листе (ИРЛИ) просматривается штемпель: овал, по внутренним краям которого идет надпись: Императорская Петербургская бумажная фабрика. В середине овала – изображение короны. Эта фабрика, согласно указателю С. А. Клепикова «Фелиграни и штемпели на бумагах русского и иностранного производства» (М., 1959, с. 103), находилась в Петергофе; указанный на бумаге штемпель этой фабрики применялся в 1844–1845 и 1846–1849 гг.

На остальных листах штемпель отсутствует, они уже другого достоинства и несколько меньшие по формату. Характерно, что на такой же бумаге написана копия статьи Герцена «После грозы», привезенная Анненковым из Парижа осенью 1848 г. На полях этой рукописи рукою Анненкова сделана надпись: «Посвящена и подарена мне Алек<сандром> Ив<ановичем> Герц<еном>. Переписана М. К. Ерн 1848 в августе перед нашим отъездом из Парижа» (ГБЛ, ф. 69 Герцена и Огарева 2/24).

Автограф «Записок» Анненкова, помимо собственно рукописи, содержит план на трех листах с оборотом.

Рукопись представляет собой обстоятельный, богатый подробностями и хронологически построенный рассказ о событиях французской революции 1848 г., начиная с 24 февраля и кончая 22 июня 1848 г.

В рукописи семь глав, и условно ее можно разбить на две части. В первой – четыре главы, разные по жанру, композиции, объему. Название первой главы отсутствует, в ней повествуется о событиях конца февраля. В отличие от всех последующих, первая глава состоит из отдельных этюдов, названных самим автором: «Четверг», «Происшествия 25, 26, 27, 28, 29 февраля», «Подробности бегства короля», «Заключение, 3-го марта, пятница», «Окончание подробностей». Вторая глава названа – «Через неделю. Март месяц», третья – «Луи Блан в Люксембурге» и четвертая – «Физиономия Парижа в марте 1848».

После первой части идет план, за ним вторая часть рукописи, состоящая из трех глав, одинаковых по жанру и композиции; они названы: «Апрель месяц», «Май месяц», «Июнь». План, предшествующий второй части, также состоит из трех частей под названием: «Апрель месяц», «Май месяц», «Июнь».

В рукописи, особенно в первой части, много помарок, вставок, сносок, она носит явно черновой характер; видимо, это авторский экземпляр, с которого была снята копия для московских друзей, отправленная с А. А. Тучковым в августе 1848 г.

Рукопись написана на русском языке, но в ней много французских текстов, разных по объему; в основном это выдержки из французской прессы, прокламаций, афиш, декретов, речей. Фамилии участников революции, ее вождей и идеологов, названия парижских улиц, театров, пьес, клубов, газет даны по-французски и по-русски.

Рукопись и план написаны черными чернилами, выцветшими от времени, мелким, бисерным, крайне неразборчивым почерком, характерным для Анненкова 1840-х годов. Разбивка на абзацы в тексте почти отсутствует, строчки расположены вплотную одна к другой; в тексте много зачеркнутых слов, предложений, абзацев; много слов, предложений и целых абзацев вписано между строк.

К основному тексту рукописи автором даны вставки, они написаны на листах того же достоинства и формата, что и весь текст, и обозначены особым знаком – крест в скобках (X), который стоит и в рукописи, и на листе вставки. Есть в рукописи большие по объему сноски, они даны в конце страницы, под чертой; некоторые из них переходят со страницы на страницу и имеют в свою очередь сноски.

В рукописи прослеживается три слоя авторской правки: черными чернилами, рыжеватыми чернилами и карандашом. Правка рыжеватыми чернилами, видимо, первая по времени. В рукописи много помарок, есть большие чернильные пятна, затемняющие текст.

Двуязычие рукописи, обилие в ней всякого рода помарок, исправлений, вставок, сносок, своеобразный язык, а главное, неразборчивый почерк сделали ее крайне трудной для расшифровки. Тем не менее рукопись практически расшифрована целиком, за исключением нескольких слов.

Заглавие рукописи «Записки о французской революции 1848 года», под которым она публикуется в настоящем издании, установлено на основании, во-первых, переписки П. П. Анненкова с В. Д. Бонч-Бруевичем, во-вторых, названия рукописи, вернее части ее, хранящейся в ИРЛИ.

При публикации никаких лексических, стилистических изменений, а равно изменений в расположение текста рукописи не внесено. Орфография и пунктуация приведены по возможности в соответствие с сегодняшними нормами русского языка. Все французские тексты, слова, предложения сохранены в тексте, их перевод дан под строкой, внизу страницы, со знаком *.

Предложения, абзацы, а также некоторые слова, зачеркнутые в тексте, при публикации восстановлены и заключены в квадратные скобки. Большие по объему зачеркнутые тексты также восстановлены и даны в Приложении (см. Варианты), если удалось обнаружить вставку, их заменяющую; если вставка осталась необнаруженной, то зачеркнутые тексты заключены в квадратные скобки, восстановлены и оставлены на своих местах.

Слова, не дописанные автором, восстановлены и даны в угловых скобках. Слова, предложения, вписанные между строк, равно, как и абзацы, внесены в основной текст; слова, предложения и абзацы, написанные автором поверх зачеркнутых слов и текстов, также внесены в текст, в подстрочных примечаниях эти вставки не оговорены.

Первая глава состоит из шести листов, пять из которых с оборотом. Четыре листа с оборотом (л. 1–4) и один без оборота (5-й лист) хранятся в ЦГАЛИ; один лист с оборотом (не пронумерован) в ИРЛИ.

Начало первой главы, равно как и заглавие рукописи, утрачено. О содержании утраченных страниц 1-й главы может дать некоторое представление очерк Анненкова «Февраль и март в Париже 1848 года» (см. наст, издание).

Первая глава, видимо, писалась Анненковым в ходе самих событий: рассказ его строго фактичен, фрагментарен и эмоционален; это рассказ очевидца, потрясенного событиями и спешившего зафиксировать непосредственные впечатления от них.

Через неделю. Март месяц