Литовское государство. От возникновения в XIII веке до союза с Польшей и образования Речи Посполитой и краха под напором России в XIX веке

/

русского населения из всего числа жителей, входивших в состав Литовского государства, и только

/

– собственно литовцев.

При таком численном перевесе русского населения над литовским и при том превосходстве цивилизации русской народности над первобытною цивилизациею литовскою влияние русских в собственной Литве было огромное. Влияние это, как видно из летописей и хроник русских, немецких и польских, а равным образом и оставшихся документов, при Жмудской династии проникало во все слои общества. Влияние это прежде всего обозначилось распространением православия в собственно Литве. Православие уже с XII в., как мы видели, начало проникать в Литву, но с XIV в., то есть со времени вступления на литовский престол Жмудской, или Гедиминовой, династии оно пошло такими быстрыми шагами, что почти все члены княжеских родов были православными. При Гедимине и Ольгерде, третьем и четвертом князьях Жмудской династии, богослужение по обряду православной церкви открыто совершалось не только в православных храмах столицы, но даже в самом дворце князей. Принимал ли простой народ православие во времена первых четырех князей Жмудской династии, мы не знаем, но что касается вельмож княжеских и вообще высшего литовского сословия, то несомненно, что они принимали: свидетельством тому служат мощи святых мучеников, находящихся в г. Вильне. Вторым видимым признаком могучего влияния русской народности на литовцев было употребление русского языка в Литовском государстве как князьями, так и вельможами. Об этом сохранилось множество свидетельств и в русских летописях, и в немецких хрониках, и в польских источниках. Но вот вопрос: говорил ли простой литовский народ по-русски при князьях Жмудской династии, или Гедиминовой? По всей вероятности – говорил, и если не большая часть, то многие; по крайней мере, есть на это доказательства в источниках: так, при литовском киязе Витовте умер католический епископ г. Вильны Василло; по смерти его осталось завещание; в этом завещании, писанном по-латыни, Василло, между прочим, привел много фраз из русского языка и при этом оговорился, что «это не мои слова, а простонародья литовского».

Но литовские князья Жмудской династии и высшее сословие этого времени (а, по всей вероятности, были примеры из среднего и низшего сословий) не только употребляли русский язык в разговорной речи, но и писали на нем. Доказательством этого служит много документов, сохранившихся с XIV в.

Затем русское влияние [62 - Первый сохранившийся документ на русском языке был написан в 1347 г. Документ этот (подлинник хранится в главном архиве Царства Польского в Варшаве) составляет договорную грамоту между сыновьями Гедимина и польским королем Казимиром Великим. Второй документ относится к 1375 г.; он написан Александром Кариотовичем, внуком Гедимина; подлинник его хранится в архиве графа Ал. Пршедзецкого. Третий документ относится к 1377 г.; этот документ написан женою Ольгерда Юлианиею к причту Виленского Пречистенского православного собора. От Витовта осталось много грамот на русском языке и между прочим грамота, данная в 1887 г. Трокскому православному монастырю.Кроме указанных грамот остались еще целые сотни подобных им. Очень может быть, что были грамоты и более раннего периода, но они уничтожены польскими патриотами и католическими фанатиками. После Люблинской унии и появления в Литве иезуитов польские патриоты и отцы иезуиты приняли на себя труд повсеместной ревизии и очистки библиотек в Северо-Западном крае, и все, что было не согласно с католичеством и польским патриотизмом, истреблено было беспощадно, не только частным образом, но даже официально, публично. Огромные кучи книг и рукописей сжигаемы были торжественно на городских площадях руками палачей. Все народные памятники, письма, сочинения, песни, в которых видна была русская старина в Литве, обращаемы были в пепел, иезуиты Голинский и Скарга более всех потрудились на этом поприще; а затем подражали им многие духовные лица. Из них особенно известны епископ Валериан Протосевич, Георгий Радзивилл и другой Радзивилл, по прозванию Сиротка, особенно последний: этот истратил большие суммы денег на покупку письменных памятников и книг русских. Из костельных архивов, таким образом, выбрано было все, что ясно говорило о коренных русских началах и православии в Литве. И такое истребление настойчиво продолжалось почти до XIX в. Так по крайней мере говорит польский историк Ярошевич. А Ярошевич один из честных и добросовестных польских историков.] при Жмудской династии обнаружилось в законодательстве литовском, в нравах, обычаях и т. п. Но с особенною силою оно отразилось в характере военного дела. Из сочинений польского писателя Длугоша и немецкого Дюсбурга мы видим, что благодаря влиянию русскому при Витене и Гедимине характер военного дела в Литве совершенно изменился: беспорядочные древнелитовские ополчения сменились более стройными и многочисленными толпами, которые не ограничиваются прежними набегами и грабежом, а совершают более продолжительные и отдаленные походы на поляков и крестоносцев; осаждают и берут города, причем действуют стенобитными машинами и устраивают правильные лагери. С этого времени литовские князья уже не полагаются, как прежде было, на одну естественную защиту своей земли, то есть на болота и озера, а ограждают свои границы рядом новых замков и вновь укрепленных городов; причем, по примеру русскому, местные жители обязываются выставлять очередных людей для содержания гарнизонов. Значительную часть войска всегда составляли русские полки, которых вооружение и устройство, по свидетельству Дюсбурга, были отличные и решительно не уступающие вооружению и устройству западных рыцарей. По свидетельству того же писателя, между русскими, входившими в состав литовских войск, были лица, которые по военной выправке и храбрости не уступали западным рыцарям, с которыми они часто вступали в единоборство и одолевали их. Во главе литовских войск в качестве вождей нередко стояли русские удельные князья, признававшие над собой власть литовских государей.

К числу признаков усиления и влияния православно-русской народности в великом княжестве Литовском мы можем отнести и еще следующие два обстоятельства: во-первых, что среди сподвижников Витеня и Гедимина единственная выдающаяся личность, занимавшая видное место наряду с самими князьями, был русский князь Давид Довмонтович из Пскова[63 - Это был сын того Довмонта, который убил Миндовга и затем бежал в Псков.]. По словам литовских летописей, Давид отличался необыкновенною энергиею, предприимчивостью и знанием военного дела. Давид пользовался в Литве высокими почестями и окружен был со стороны Гедимина всевозможным почетом; Гедимин даже породнил его с собою, выдав за него одну из своих дочерей; во-вторых, что исполнение дипломатических обязанностей поручалось русским; так, мы знаем из сохранившихся документов, что при Гедимине какой-то Александр с товарищами своими «русскими» был посылаем в качестве посла к рижскому архиепископу.

Влияние русской народности на литовцев при Витене и Гедимине обозначалось и в самом титуле, принятом этими князьями. В грамотах к иностранным государям Гедимин титуловался так: «Царь литовский и русский», иногда так: «Царь литовский и множества русских».

Наконец, русское влияние при Витене и Гедимине выразилось и в названии управляемого ими Литовского государства: до них Литовское государство называлось княжеством Литовским и Жмудским, а с их времени оно стало называться великим княжеством Литовским, Жмудским и Русским[64 - В некоторых актах княжество это называется Литовским государством, а потому и мы для оглавления нашей истории приняли последнее название.].

Лютовер. Это был первый литовский князь, положивший начало в Литовском государстве новой династии. Родом он был из жмудского местечка Эйрогола, по происхождению из рода Колюмнов. Взятый ко двору Тройдена, жившего в это время в г. Кернове, Лютовер исполнял разные придворные должности (коморника и маршала) и был любимцем Тройдена. По смерти этого последнего Лютовер русскою партиею, помимо сыновей Тройдена, был избран литовским князем. Но когда именно, то есть в каком году он избран был литовским князем, из летописей неизвестно, равным образом в источниках ни слова не говорится и о походах его[65 - Известно только, что при нем сын его Витень в 1293 г. напал на куявского польского удельного князя (Куявия была на Висле, где теперь Кульм, прусский город) Казимира и его союзников, прусских крестоносцев, и поразил их в битве у Троянова. Сам Казимир был убит, а с ним и 1800 рыцарей. В отмщение за это рыцари в 1294 г., под начальством рагницкого комтура Людовика фон Либенцеля, напали при устье р. Дубиссы на Ромове и разрушили его. Криве-Кривейто с коллегией жрецов бежал сначала в г. Кернов, а потом в Вильну и на долине Свенторога основал новое Ромове.]. Вероятно, он княжил немного. Умер около 1295 г.

Витень (1295–1316 гг.). Витень – второй князь в Литовском государстве из Жмудской династии. Он получил воспитание при дворе Тройдена и, очевидно, под сильным влиянием русской партии, а потому мы видим, что в его княжение существует необыкновенно тесная связь и дружба русских с литовцами. Ни один поход, ни одна битва Витеня с соседями не обходилась без участия русских. Самым приближенным человеком и самым доверенным лицом при Витене был русский князь, упомянутый нами выше Давид Довмонтович из Пскова.

Вступивши на престол Литовского государства, Витень большую часть своего княжения провел в борьбе с поляками и прусско-ливонскими рыцарями. С поляками Витень вел войну за союз их с рыцарями. По словам Длугоша, Витень три раза нападал на польские владения и страшно опустошал их: в первый раз он напал в 1296 г. на землю Линчичицкую, во второй, в 1306 г. – на Калишскую и в третий, в 1307 г. – на Серодзскую. Но самая упорная и продолжительная борьба литовского князя была с прусско-ливонскими рыцарями.

Ливонский орден, как основанный рижским архиепископом, в начале своего существования был в зависимости от сего последнего, но потом, когда соединился с Тевтонским, сделался самостоятельным. В конце XIII в. рыцари задумали было подчинить своей власти г. Ригу, но встретили протест со стороны архиепископа и магистрата, потому что город был в зависимости от них. Тогда рыцари порешили достигнуть своей цели силою оружия и вследствие этого началась упорная борьба рыцарей с архиепископом и магистратом г. Риги. Но так как последние собственными силами не в состоянии были одолеть первых, то пригласили на помощь литовского князя Витеня.

Весною 1298 г. Витень с многочисленным войском явился на правой стороне 3. Двины во владениях Тевтоно-Ливонского ордена. Рижане и архиепископская дружина немедленно соединились с ним и повели его на орденскую крепость Каркус. Крепость эта, снабженная многочисленным гарнизоном, была разрушена литовцами до основания. После этого войско Витеня рассыпалось по всей окрестной стране и страшно ее опустошило, причем погибло множество духовных лиц и костелов. Обремененный богатою добычею, Витень предпринял обратный поход, но на р. Трейдере его встретил магистр ордена Бруно с сильным войском. Битва произошла 1 июня. Сначала рыцари имели успех: умертвили 800 литовских ратников и освободили из плена более 3000 христиан, и Витень стал было отступать, но потом остановился, устроился и снова повел войско в битву; на этот раз орденское войско было разбито наголову: магистр Бруно, 22 орденских рыцаря и 1500 простых воинов были убиты, а остальные рассеяны.

На следующий год война Витеня с рыцарями возобновилась, но только на этот раз она кончилась неудачно для литовского князя. 29 июня 1299 г. около крепости Неймюля он потерпел страшное поражение: более 4000 литовских ратников было убито и столько же потонуло в ближайшей реке. Последняя победа рыцарей была причиною того, что Витень отказался помогать рижскому архиепископу и магистрату и заключил мир с рыцарями.

Но мир между литовским князем и рыцарями недолго продолжался: через два года борьба опять возобновилась. Она произошла вследствие того, что прусские рыцари, вспомоществуемые войсками мелких польских князей, стали стремиться к тому, чтобы под видом крещения овладеть языческою Жмудью и жителей ее обратить в рабство. Эта новая борьба продолжалась до самой смерти Витеня. Она началась взаимным опустошением владений, а потом перешла в правильную войну с осадою крепостей и взятием городов. Самая ожесточенная война литовского князя с прусскими крестоносцами падает на 1313 и 1314 гг. В 1313 г. Витень, воспользовавшись походом прусских крестоносцев в Померанию, послал брата своего Гедимина опустошить и разорить рыцарские пограничные владения, как опорные пункты против Литвы. Гедимин выполнил эту задачу блестящим образом: он в отсутствие рыцарей разорил и ограбил несколько укрепленных мест, захватил огромное число пленных и вернулся с богатою добычею. Рыцари, возвратившись из Померании, в свою очередь, ворвались в литовские земли, захватили в них два города и в пылу ожесточения поступили с ничем не повинными жителями этих городов совершенно не по-рыцарски: они всех их перебили, не щадя ни пола, ни возраста, даже младенцев не пощадили: одних убили, а других сожгли на костре. Такой варварский поступок не остался без наказания: тот же Гедимин снова напал на владения ордена и обозначил свой путь пеплом и кровью; он проник в самую глубь орденских владений и дошел до Браунсберга. Последний набег литовцев сильно встревожил рыцарей. Они порешили нанести удар Литовскому государству в самое сердце. В 1314 г. крестоносцы выступили против литовцев с огромным войском и притом двумя путями: сухим и по Неману водою. Позади пройденного пути рыцари устраивали склады боевых и съестных припасов, а для охраны тыла оставляли значительную стражу. Разоряя и опустошая все встречавшееся на пути, они дошли до Новгородка, который немедленно взяли, жителей перебили, а дома сожгли; затем приступили к осаде замка. Против крестоносцев Витень отправил любимца своего Давида Довмонтовича. Давид сначала постарался уничтожить оставленные рыцарями на пути к Новгородку боевые и съестные склады, а потом незаметным образом зайти в тыл немцам и тут захватить весь обоз их и перебить при нем прислугу и стражу. Крестоносцы, не ожидая сего нападения, перепугались и, бросивши осаду замка, стали отступать. Правда, отступление рыцарей началось в стройном порядке, как подобает дисциплинированному и хорошо организованному войску, но это продолжалось только до первого пункта, где сложены были их боевые и съестные припасы; а когда они, преследуемые Давидом, дошли до него и когда увидели, что тут все уничтожено, то так перепугались, что побросали свое оружие, потеряли строй и в беспорядке, врассыпную, обратились в бегство. Пробегая в сутки до десяти миль, рыцари Тевтонского ордена все-таки не добрались до своего отечества: среди дремучих лесов и топких болот все до одного погибли от голода и истощения. Это было последнее событие при жизни Витеня: в 1316 г. он был убит молнией.

Гедимин (1316–1341 гг.). После смерти Витеня на литовский престол вступил брат его Гедимин. Он управлял государством 25 лет. При нем оно окрепло, упрочилось и значительно расширилось в территориальном отношении. Поэтому все историки считают Гедимина собственно основателем Литовского государства и относят его к числу замечательных государей своего времени[66 - своего государства и обеспечения его от нападений со стороны сильных пограничных правителей Гедимин похож на германского императора Максимилиана I (1496–1519), о царствовании которого составилась поговорка: «Пусть другие воюют, а ты, Максимилиан, будь счастлив посредством браков». Правда, Гедимин вел борьбу с соседями, но он вел ее только с мелкими, а с крупными – никогда.].

Борьба Гедимина с тевтоно-ливонскими рыцарями. Союз его с рижским архиепископом и магистратом г. Риги. Враждебные действия Гедимина с тевтоно-ливонскими рыцарями начались с 1320 г. В этом году прусские крестоносцы, под начальством магистра Генриха Пляцке, вступили в Жмудь и стали опустошать ее. Гедимин, узнавши об этом, собрал огромное войско и двинулся на них. Враги встретились на р. Жеймоле. Произошла кровопролитная битва, которая кончилась совершенным поражением рыцарей.

На следующий год неугомонный Пляцке снова предпринял поход в Жмудь. Он проник далеко в глубь литовской территории и осадил сильную крепость Медники, но и этот поход его окончился полною неудачею: литовский князь, зайдя магистру в тыл, нарубил деревьев, завалил ими пройденный рыцарями путь, чтобы затруднить им отступление, и затем, обойдя фланговым движением войско крестоносцев, напал на него с фронта. Завязалась страшная битва; одолеваемые русско-ливонскими войсками, рыцари начали было отступать и как раз попали в места, заваленные срубленными деревьями; страх напал на них: в испуге рыцари побросали оружие и обратились в бегство; Гедимин погнался за ними и всех истребил. В числе убитых оказался и сам магистр Генрих Пляцке, а товарищ его, первое лицо после магистра, Герард Роде, попался в плен и был сожжен на костре в честь литовских богов.

Меднинское поражение было великим скандалом для всего Тевтонского ордена; нужно было отомстить Гедимину. Рыцари стали готовиться; два года они созывали охотников с разных сторон западной Европы и приготовляли припасы[67 - Один летописец передает, что Гедимин во время этих приготовлений рыцарей, воспользовавшись раз оплошностию их, напал на Ливонию и страшно опустошил Дерптскую область, причем одних пленных увел более 5000 человек. Правда, рыцари послали было от себя, как сообщает тот же летописец, небольшой отряд в Жмудь, чтобы отомстить литовскому князю за его последнее нападение; но отряд этот вернулся ни с чем: был такой сильный мороз, говорит летописец, что все рыцари чуть было не перемерзли.]. Но привести в исполнение своей мести им скоро не пришлось: обстоятельства так сложились, что орден должен был прекратить на некоторое время свои враждебные действия против литовского князя.

Какие же это обстоятельства?

При изложении княжения Витеня мы говорили, что рижский архиепископ и магистрат вели борьбу с прусскими рыцарями за г. Ригу. Тогда же мы видели, что сторону первых принял литовский князь Витень. Но это, как мы тоже видели, никакой пользы не принесло им: разбитый наголову около крепости Неймюля, Витень отказался от союза с архиепископом и магистратом и заключил мир с рыцарями.

Теперь архиепископ и магистрат г. Риги предоставлены были собственным силам. Но собственными силами они не могли вести борьбы с рыцарями, войска которых все более и более увеличивались вследствие прибытия к ним новых подкреплений из западной Европы. Тогда архиепископ и магистрат задумали повести дело иным путем: они, не вступая в открытую борьбу с рыцарями, стали посылать на них жалобы папе, который жил в это время в южной Франции, в Авиньоне[68 - Сначала жалобы свои они посылали в Рим; в Авиньон стали посылать с 1308 г., когда папа Климент V, по желанию французского короля Филиппа Красивого, перенес туда свою столицу.]. В этих жалобах архиепископ и магистрат, между прочим, выставляли папе на вид корыстолюбие, алчность и разбойнические набеги рыцарей на литовцев, отчего, по их мнению, эти последние не только не принимают христианства, но даже отступают от него и те из них, которые уже раньше приняли было эту религию. Рыцари, узнавши об этом, с своей стороны, стали посылать папе один за другим доносы, в которых обвиняли архиепископа и магистрат Риги в том, что они вступают в дружбу с литовцами, заключают с ними союзы, интригуют против них, рыцарей, и вообще ведут себя так, что литовцы сделались гораздо упорнее в своем язычестве, чем прежде, и никак не хотят принимать христианства.

Получая такие противоречивые жалобы, папа не знал, кому верить, и вследствие этого не принимал серьезных мер для прекращения ссоры. Так дело тянулось до 1321 г. В этом же году он взялся за него энергически и благодаря крупным рыцарским подаркам принял сторону Тевтонского ордена: архиепископ и магистрат были признаны виновными и сильно сконфужены. Что было делать последним? Как склонить папу на свою сторону? После долгих рассуждений решено было послать послов к Гедимину и вступить с ним в самый тесный союз, а затем добыть у него документы, которыми бы архиепископ и магистрат г. Риги могли убедить папу и весь христианский Запад в том, что упорство литовцев при обращении их в христианство происходит не от них, архиепископа и магистрата, а от предосудительных поступков самих рыцарей.

В 1322 г. посольство это с грамотою прибыло в Вильну к Гедимину[69 - Начиная с этого года сохранилось несколько грамот, писанных архиепископом и магистратом г. Риги к Гедимину. Из содержания одной из них, относящейся к 1323 г., между прочим, видно, что Гедимин был брат Витеня, а не сын, как прежде думали.]. Князь принял его очень ласково и согласился на предложение архиепископа и магистрата вступить с ними в дружественный союз. Затем рижские послы приступили к выполнению самой главной и самой трудной цели своего прибытия в Вильну, именно: приобретения вышеозначенных документов. После долгих хлопот им удалось достигнуть и последнего. Но при этом послы совершили ловкую и хитрую мистификацию. Подробности этого дела весьма любопытны: Гедимин, вступивши на литовский престол, часто выражал желание пригласить в свое государство заграничных ремесленников и колонистов для насаждения в нем начатков западной культуры. О желании Гедимина вняли в Риге. Поэтому рижские послы, когда прибыли в Вильну и заключили дружественный союз с литовским князем, уговорили Гедимина написать грамоту к прибалтийским немецким торговым городам. Любику, Штетину и другим с просьбою о присылке ремесленников и колонистов; а затем убедили его написать еще три грамоты: одну в Авиньон к папе и две других к монахам двух католических орденов – Францисканского и Доминиканского[70 - Вероятно, рижские послы, убеждая Гедимина написать последних три грамоты, выставили какие-нибудь торговые мотивы.]. Но так как Гедимин ни слова не знал по-латыни, а между прочим вышеозначенные грамоты следовало написать на этом языке, как дипломатическом того времени, то он пригласил к себе во дворец живших в Вильне двух францисканских монахов: Бертольда и Генриха и просил их составить эти грамоты, а те, по наущению рижских послов, поместили в последних трех грамотах не то, что говорил князь, а то, что желали архиепископ и магистрат. Так, в грамоте к папе, вместо почтительных выражений, употребленных Гедимином по отношению к главе католической церкви, Бертольд и Генрих написали, что будто бы литовский князь соглашается принять христианскую веру и что если он до сего времени не сделал этого, то виноваты в том тевтоно-ливонские рыцари, которые перехватывали его послов, отправляемых в Авиньон. В грамотах же к монахам двух католических орденов – францисканского и доминиканского – вместо изъявления князем обещания покровительствовать каждому из братий сих орденов в случае прибытия их в Литовское государство[71 - Кажется, они об этом раньше просили Гедимина чрез особых послов.] Бертольд и Генрих написали, чтобы оттуда присланы были миссионеры, знающие литовский язык, для распространения латинства и что для присланных будут основаны монастыри и костелы. В то же время в грамотах к двум вышеозначенным орденам прибавлено было, что Гедимин потому собственно обращается к ним, монахам францисканского и доминиканского монастырей, что не желает иметь никакого дела с алчными и жестокими рыцарями Тевтоно-Ливонского ордена. После этого вышеозначенные четыре грамоты были подписаны Гедимином, скреплены печатями и чрез особого княжеского посла отправлены к архиепископу и магистру для дальнейшей отсылки[72 - В этих грамотах в первый раз упоминается о Вильне, и притом как уже о столичном городе Литовского государства.].

Такова была мистификация, устроенная немецкими послами по наущению архиепископа и магистрата и таким образом достигнута желанная цель касательно приобретения необходимых документов, чтобы одолеть тевтоно-ливонских рыцарей.

Очень может быть, что обман скоро открылся бы, если бы посол Гедимина благополучно прибыл в Ригу. Могло бы случиться, что эти грамоты прочитал бы кто-нибудь, не состоящий в сговоре с архиепископом и магистратом, и объяснил бы послу их подложность. Но в том и дело, что посол не попал в Ригу: он на дороге где-то пропал без вести, а грамоты, между прочим, кем-то переданы были кому следует.

Рижский архиепископ и магистрат, получивши вышеозначенные грамоты, отослали их на Запад по назначению. Папе грамота доставлена была каким-то рижским монахом, причем им заявлено было, что литовский посол, везший ее, на дороге был схвачен рыцарями и брошен в тюрьму.

Грамоты эти произвели сильное впечатление на западе Европы. Папа немедленно известил французского короля о радостном событии для христианства – о предстоящем крещении литовского народа. Затем сейчас же приказано было, посредством особой буллы, всем духовным лицам Ливонии вступить в тесный союз с Гедимином и заключить с ним вечную дружбу. То же самое другою буллою повелевалось сделать и рыцарям Тевтоно-Ливонского ордена. Последние, получивши папскую буллу и узнавши из нее о желании Гедимина креститься, не подозревая, конечно, мистификации в этом деле, страшно перепугались: рыцари увидели, что многолетний спор их с архиепископом и магистратом за Ригу теперь уже кончится не в их пользу; они потеряли голову, не знали, что делать и за что ухватиться; начали бросаться то в одну сторону, то в другую; но в конце концов все-таки должны были исполнить требование папы, то есть вступить в тесный союз с литовским князем и заключить с ним вечную дружбу.

Вот те обстоятельства, которые заставили рыцарей, как мы уже говорили выше, отложить свое мщение Гедимину за знаменитое меднинское поражение.

Между тем как происходило заключение дружественного союза ливонского духовенства и рыцарей с Гедимином, на Западе от имени литовского князя в 1323 г. появились еще две грамоты, вероятно сфабрикованные кем-нибудь также по распоряжению рижского архиепископа и магистрата, потому что Гедимин их не писал. В одной из этих двух грамот изложены были от лица Гедимина все обиды и оскорбления, которые нанесены были ему от рыцарей, а в другой – заключались уверения в том, что будто бы литовский князь уже давно уверовал во Св. Троицу и в видимое главенство папы. Последние две грамоты побудили святого отца поторопиться отправкою посольства в Литовское государство для крещения князя и народа. В состав этого посольства, между прочим, вошли: Варфоломей, епископ алетский, и Бернард, аббат бенедиктинского монастыря Св. Теофрида в Пюо. 22 сентября 1324 г. легаты прибыли в Ригу. Отсюда они отправили послов к литовскому князю с извещением его о своем прибытии, а равным образом и с просьбою назначить время и место для приведения в католичество как его самого, так и его подданных.

3 ноября рижское посольство прибыло из Риги в Вильну и в торжественной аудиенции спросило Гедимина: пребывает ли он твердым в своем намерении принять святое крещение, как писал о том папе? Гедимин поражен был этим вопросом, а потому в свою очередь спросил послов: известно ли им содержание грамоты, посланной папе от его имени, и когда получил утвердительный ответ, то велел немедленно прочитать ее. Обман обнаружился. Гедимин вышел из себя и с сердцем начал громко говорить: «Я ничего подобного писать не приказывал. Если же брат Бертольд от себя написал, то пусть ответственность за эту ложь на его голову падет. Если бы я когда-либо действительно имел намерение креститься, то обратился бы за этим к дьяволу, а не к вам. Я действительно говорил, как написано в грамоте, что буду почитать папу, как отца, но я сказал это потому, что папа старше меня; всех стариков: и папу, и рижского архиепископа, и других я почитаю, как отцов; сверстников своих люблю, как братьев; тех же, кто моложе меня, я готов любить, как сыновей. Я говорил действительно, что дозволю христианам молиться по обычаю их веры: русским по их обычаю, а полякам по-своему; сам же буду молиться по нашему обычаю. Все мы ведь почитаем одного Бога».

После такого ответа послы 24 ноября оставили Вильну и поспешили в Ригу, где передали слова Гедимина[73 - Отчет об этом посольстве к Гедимину, составленный тем же монахом, который доставил папе грамоту литовского князя, сохранился и дошел до нас. Из него, между прочим, видно, что Гедимин тогда же чрез своего тиуна делал строгий розыск о виновнике этой мистификации.]. Папские легаты, потерпев полную неудачу в своей миссии, покинули Ливонию и вернулись обратно во Францию[74 - Некоторые ученые допускают, что грамоты, писанные к папе от Гедимина, не искажены, а написаны так, как диктовал литовский князь, и вообще не усматривают особой мистификации в этом деле со стороны рижского архиепископа и рижского городского магистрата, но мы при изложении сего события придерживаемся мнения проф. В.Б. Антоновича, который на это дело иначе смотрит, и, как кажется, вернее.]. Но тем не менее союз, заключенный ливонским духовенством с Гедимином в 1323 г., остался действительным. Только рыцари не хотели признать его, так как литовский князь, как говорили они, не принял христианства. Поэтому крестоносцы после удаления папских легатов из Ливонии немедленно возобновили свои военные действия против Гедимина: они теперь с особенным рвением стали грабить и разорять владения литовцев, перехватывать людей и послов князя, посылаемых в Ригу, одного даже повесили. За эти поступки рижский архиепископ отлучил Тевтоно-Ливонский орден от церкви, а рыцари со злости напали на Ригу, и в Ливонии снова началась междоусобная война. Но архиепископ и магистрат города, опираясь на силы Гедимина, с успехом отражали нападения крестоносцев.

В то же время сам литовский князь, чтобы вернее иметь успех в борьбе с Тевтоно-Ливонским орденом, вступил в родственную связь с королем польским Владиславом Локотком. В 1325 г. Гедимин выдал свою дочь Альдону (в крещении Анну) за его сына Казимира, наследника польского престола. В качестве приданого за дочерью Гедимин возвратил 20 000 пленных поляков.

Следствием этого родственного союза была борьба поляков и литовцев с рыцарями, которая продолжалась с небольшими промежутками почти шесть лет. В 1331 г. борьба эта кончилась страшною битвою под Пловцами. Тут рыцари потерпели решительное поражение. После этой битвы Тевтоно-Ливонский орден долго не мог оправиться. Он волею или неволею должен был помириться с литовским великим князем; по крайней мере, в течение 10 лет мы не видим борьбы его с Гедимином. Что же касается до исхода борьбы ордена с архиепископом и г. Ригою, то с ними он помирился пред Пловцкою битвой. В 1330 г. ливонский магистр Эбергард фон Мунгейм признал полную независимость Риги, обязался не строить, как прежде было, в черте города Риги укреплений и дал слово восстановить за свой счет все городские заводы и постройки, разрушенные рыцарями[75 - Рыцари помирились с архиепископом и магистратом г. Риги с тою целию, чтобы иметь более возможности вести борьбу с Гедимином и поляками; но и там дело кончилось для них плохо: они, как мы сейчас видели, были разбиты наголову под Пловцами.].

Отношение Гедимина к русским удельным князьям. По отношению к русским удельным князьям умный литовский государь держался совершенно иной политики, чем к тевтоно-ливонским рыцарям. С рыцарями Гедимин или сам лично вел борьбу, или поручал ее своему знаменитому зятю Давиду Довмонтовичу; с русскими же князьями Гедимин почти никогда не ссорился и старался избегать столкновений. Раз только мы и видим, что Гедимин вступил в борьбу в самом начале своего княжения с галицко-волынскими князьями: с Андреем и Львом Юрьевичами, правнуками Даниила Романовича; но к этому понудила его не жажда завоевания, а желание оградить пределы своего государства от вторжения галицко-волынских князей, так как галицко-волынские князья, состоя в союзе с прусскими крестоносцами, первые напали на владения литовского князя. Но, как видно из летописей, нападение кончилось для галицко-волынских князей очень плохо: Андрей и Лев Юрьевичи должны были уступить Гедимину Подляхию с городами: Берестьем, Дрогичином, Мельником, Бельском и др.[76 - Некоторые ученые относят этот поход Гедимина к 1316 г. и при этом говорят, что в сие время был галицко-волынским князем Юрий Львович, внук Даниила Романовича, который и погиб в одной битве с литовским князем.] Правда, у литовского хрониста Стрыйковского есть еще рассказ о борьбе Гедимина с русскими князьями, именно: под 1321 г. у него весьма подробно рассказано о походе литовского князя на Волынь и Киевскую землю и происшедшей затем битве на р. Ирпене, где будто бы русские князья потерпели решительное поражение, после чего Волынь и Киев присоединены были к Литовскому княжеству. На основании этого рассказа, помещенного в хронике Стрыйковского, все историки новейшего времени признали Гедимина одним из воинственных князей литовских и самый рассказ внесли в свои исторические сочинения, как факт несомненно исторический, но, как теперь оказывается, Гедимин никакого похода не делал на Волынь и землю Киевскую, и самая битва на р. Ирпене есть плод фантазии Стрыйковского[77 - Профессор Киевского университета В.Б. Антонович в своей докторской диссертации: «Очерк истории вел. Литовского княжества» основательно исследовал и доказал несправедливость летописных сказаний о завоевании Гедимином Волыни и Киева в 1321 г. Правда, ему возразил в своих «Заметках по истории Литовского государства» проф. Дашкевич, но мы придерживаемся мнения проф. Антоновича.].

Действительно, Волынь в последний год княжения Гедимина отошла к Литве, но только не тем путем, каким представлено у Стрыйковского. Она присоединена была чрез женитьбу сына Гедимина Любарта на дочери последнего волынского князя Льва Юрьевича Буше[78 - Так ее называет Нарбут; но такого женского имени в православной церкви нет, а дочь Льва Юрьевича, как известно, была православная; по всей вероятности, имя Буша есть сокращенное имя Лукерия. Лукерия у простого русского народа называется Луша, а иногда и Буша.]. Что же касается Киева, то он присоединен был к Литовскому государству только при сыне Гедимина Ольгерде, после того как Ольгерд на р. Синие Воды (Синюхе, притоке Южного Буга) в 1362 г. нанес решительное поражение трем подольским татарским темникам, от которых зависел Киев.

Таким же мирным путем, как Волынь, присоединены были Гедимином к Литовскому государству еще следующие русские удельные княжества:

Витебское княжество. Сын Гедимина Ольгерд в 1318 г. женился на единственной наследнице последнего витебского князя Ярослава Васильевича, по смерти которого он получил в наследство его княжество.

Княжество Полоцкое. Эта область разделена была на две части: одна часть ее с городом Полоцком уже при Витене была присоединена к Литве, а другая около 1323 г. Последний князь этой второй части Полоцкой области Василий добровольно отдался во власть Гедимина, был его другом и очень часто исполнял дипломатические поручения литовского князя.

Княжества: Пинское, Туровское и Минское также мирным путем были присоединены к Литовскому государству Гедимином. Правда, в источниках об этом ясно не говорится, но ни слова не говорится и о походе его на эти княжества; а между прочим, мы видим, что в конце княжения Гедимина области эти уже принадлежали Литовскому государству.

Таким образом, при Гедимине русские удельные княжества, вошедшие в состав Литовского государства, приобретены были мирным путем, исключая только Подляхии, отнятой Гедимином у галицко-волынских князей, но эта область была не чисто русская, она состояла из покоренной южной части ятвяжской земли.

Упрочивши свою власть над вышеозначенными русскими уделами, Гедимин задумал подчинить своему влиянию еще две русские области, именно: Псковскую и Новгородскую. Но этому намерению его помешал московский князь Иоанн Даниилович Калита.

Историческое значение великорусской или московской народности. Столкновение Гедимина с Иоанном Калитою за Псков и Новгород. В настоящее время народ русский, по некоторым особенностям в языке, характере, нравах и обычаях и отчасти типу, делится на три части: белорусов, малороссов и великорусов, или ветвь московскую. Белорусский народ в древности составляли славянские племена: кривичи, древляне и дреговичи. Малорусский же: поляне, северяне и родимичи. Великорусский, или московский: смесь славянских племен с финскими – весью, мерею, муромою, мещерею и др. Смесь эта, давшая начало великорусской, или московской, ветви, составилась еще в доисторические времена Русского государства.

Первоначальное образование Русского государства, как известно, произошло из соединения первых двух ветвей русской народности, то есть белорусов и малороссов. Но Русское государство, образовавшись из этих двух ветвей, не могло явиться стройным, крепким и могучим политическим организмом с абсолютною монархическою властью, грозною для внешних врагов; почему?

Белорусы и малороссы, как известию, страстные любители личной свободы, доходящей до произвола. Свобода эта прежде всего проявляется в семейном быту белорусов и малороссов: каждый член семейства до тех пор только и повинуется старшему члену семьи, или хозяину: отцу, брату, дяде и т. п., пока бывает мал, но как только делается взрослым, так сейчас требует раздела и, получивши его, становится самостоятельным и независимым лицом. Если кто долго жил в Белоруссии и Малороссии, тот не мог не видеть, что вышеозначенные явления в сих областях постоянно повторяются: там, как только малые члены семьи – сыновья, племянники или другие родственники, находившиеся под опекою, – подрастут и сделаются совершеннолетними, сейчас требуют отдельных хат и надела земли;

в противном случае начинают ссору, и старший член семьи волею или неволею уступает им, и семья раздробляется.

Так было и в древние времена Русского государства: из источников мы знаем, что и тогда семья постоянно раздроблялась.

Затем дух этой свободы перешел и в города. Из истории мы видим, что в Древней Руси, в первые два-три века существования ее, города развивались самостоятельно и независимо друг от друга. Если существовала связь между ними, то не более как федеративная. Наконец, это врожденное стремление к независимости и неподчиненности высшему авторитету перешло и на удельные княжества, из которых состояла Древняя Русь. С развитием Рюриковой династии каждый член ее требовал непременно отдельного и самостоятельного княжества, хотя бы из одного городка состоящего; в противном же случае он поднимал крамолу. Вот одна из главных причин, почему мы видим в древнем Русском государстве множество самостоятельных удельных княжеств. Но очевидно, что такой государственный строй в Русской земле неминуемо должен был сию последнюю привести к гибели: стоило бы только напасть на Русь какому-нибудь стороннему, внешнему, но более стройному и крепкому политическому организму, и существованию ее был бы конец. И действительно, подобного рода исход для древней удельно-вечевой Руси уже предвиделся, когда на нее стала напирать Литва с своими даровитыми представителями. В самом деле не прошло 70 лет со времен образования Литовского государства, как оно уже в лице Гедимина владело чуть ли не половиною тех областей, которые составляли древнюю удельно-вечевую Русь! Поэтому ясно, что если бы Литовское государство продолжало расширяться за счет русской территории с такою быстротою, с какою оно до сих пор расширялось, «то скоро пришлось бы, – по справедливому замечанию одного историка, – справлять тризну по государству Владимира Святого, как по покойнику».