Холодное блюдо

– Миха, да ты че? Ты же сам согласился…

– Хватит ныть, все едино твой косяк! Может, еще догоним, зацепим. Налево или направо?

– Жми налево. Я с этой стороны, в рот-компот, всегда в шоколаде.

– Поглядим, – мрачно подытожил Чалдон, многообещающе оглядел фигуру Кривого, словно предназначенную для разделки бычью тушу, и включил сигнал поворота.

Фортуна – дама капризная и в следующие десять минут она сначала улыбнулась величевским «торпедам», а затем состроила им рожу. Страшную. Удача заключалась в том, что Наташу они все-таки зацепили, а ирония судьбы – в том, что зацепили в прямом смысле слова.

Чалдон ехал на грани фола, прямо по двойной сплошной линии дорожной разметки, распугивая двигающиеся навстречу автомобили звуковыми сигналами и морганием фар. Попутный транспорт тоже опасливо шарахался прочь от наглого джипа. Они обогнали не один десяток легковушек и около дюжины желтых экипажей с синими шашечками, когда Кривой, исполняющий функции впередсмотрящего, взвизгнул, как недорезанный поросенок, одной рукой схватил напарника за плечо, а другой принялся тыкать в боковое стекло.

– Вот она!!

Из-за «газели» справа вынырнула очередная желтая «мыльница». Чалдон отвлекся от дороги и попытался рассмотреть, кто там сидит на переднем сиденье рядом с водителем. Отвлекся буквально на секунду, но тут же об этом горько пожалел.

По барабанным перепонкам резанул тревожный звук чужого клаксона. Навстречу, сигналя и моргая фарами, несся черный «мерседес».

– Твою мать!

Чалдон успел лишь бросить взгляд по сторонам: слева «девятка» и «газель», справа полный ряд машин – уйти от лобового столкновения почти невозможно – и рванул руль вправо.

Дальнейшие пятнадцать секунд в его памяти отпечатались плохо. Фрагментарно. И фрагменты отпечатались в основном шумовые: скрежет, скрип тормозов, несколько глухих ударов…

Очухался он только, когда Кривой прямо в ухо заорал:

– Миха, мы ее прибили!!

– Кого? – тупо переспросил Чалдон.

– Девку! Ты глянь!

Чалдон посмотрел.

Непосредственно перед их «ландкрузером» стояли, сцепившись в любовных объятиях, «газель» и вишневая «девятка», и понять, где заканчивается капот одного автомобиля и начинается дверь второго, можно было только по цветовой гамме. А чуть впереди покоилась желтая «Волга», «поцеловавшая» бетонный столб и разворотившая в пароксизмах страсти собственное чрево. Водители «газели» и «девятки» уже выскочили из машин и бродили вокруг, оценивая повреждения. А вот таксист и его пассажирка – видно по рассыпанным по спинке кресла длинным волосам – признаков жизни не подавали.

– Твою мать! – повторил затасканное большинством русских людей выражение Чалдон. Он старался понять, как данная ситуация согласуется с инструкциями Величева, и не мог сосредоточиться. Голова работала неважно, мысли были медленными, вялыми, словно снулые рыбки, но скользкими и неподатливыми. Однако до того, что ситуация с инструкциями никак не согласуется, Чалдон допер.

– Все, валим отсюда!

Через четверть часа джип припарковался около замызганного продуктового павильона.

– В рот-компот, облажались, – протянул Кривой.

– Наша тачка на кого оформлена?

– На Петровича, у меня доверка.

– Хоть здесь свезло.

– Факт! С Петровича взятки гладки. Прокукарекает, что тачку стырили, а нас в упор не видел.

– Ты не радуйся! Давай звони! Потом мы кукарекать начнем.

Кривой вытащил мобильник с такой миной, словно держал в руке не последнее слово в сфере сотовой связи, а гремучую змею. Со слабенькой, как новорожденный котенок, надеждой посмотрел на напарника: «мол, друг, может, ты?», но Чалдон лишь покачал головой.

* * *

– Ты почему мрачный, Стрельцов? Не пугай меня, мне нельзя. – Жена встретила Артема на пороге чувственным поцелуем и ненавязчивым, мимолетным, но внимательным осмотром. Не прицепился ли к рубашке длинный женский волос, не благоухает ли суженный недозволенным ароматом «Шанели», не притаились ли под подбородком следы помады? Поцелуй в ритуале ежедневного приветствия присутствовал всегда, а вот осмотр появился совсем недавно, во время беременности Насти. Осмотр проводился, конечно, понарошку, однако известно, в каждой шутке…

Против осмотра Стрельцов не возражал, справедливо полагая, что беременной женщине простительны и не такие слабости, как эти маленькие приступы ревности. Наоборот, внимание Насти, даже выраженное в подобной форме, было приятно. Любимая жена, что ни говори, к тому же носящая под сердцем первенца.

– Я не мрачный, я задумчивый. – Артем обнял жену и положил руку на ее еще вполне плоский живот. – А как у нас дела? Парень ножками не болтал, не пихался?

– Темка! Ты бы хоть в Интернете прочел пару статей про беременность. А то дуб дубом, ляпнешь что-нибудь несуразное при маме. Кто на третьем месяце пихается?

– А вдруг?

Настя артистично изобразила бровями возмущенное удивление и кулачком дотронулась до стрельцовского лба:

– Балда!

– Балда-балда, – рассеянно согласился Артем, отпихнул ногой крутящуюся у порога в надежде на нечаянное угощение Настину любимицу Чапу, прошел в гостиную и повалился на диван. Кстати, родной, производства ООО «Мебель-плюс», а не итальянский, как у некоторых… ренегатов.

– Вот он, кошмар моей старости! – Настя подперла бока, изобразив букву «Ф». – Вместо того чтобы уделить внимание любимой супруге, пузатый муж в застиранной майке коротает вечера на диване у телевизора. Не хватает только пива в руке и черного трико с пузырями на коленях.

– Где ты у меня пузо увидела? – вяло возмутился Стрельцов. – А майки я не ношу.

– Это я фантазирую… от недостатка внимания.

Чапа тявкнула в знак согласия с хозяйкой, мол, и мне уделите минутку и пару кусочков колбаски, переступила лапами и пару раз деликатно стукнула хвостом по полу. Родословную потомственной дворняжки один из предков запятнал генами таксы, поэтому вид Чапа имела несуразный и смешной: длинное туловище, короткие кривые лапы, лохматая морда и уши торчком. А когда она столь уморительно-просительно переминалась, смотреть на собачку без смеха было просто невозможно.

Однако сейчас Стрельцов даже не улыбнулся. Настя сразу почувствовала, что муж чем-то озабочен.

– Темка, что случилось? Неприятности?

– Нет.

– Выкладывай, знаешь же, что не отстану.

– Да, ерунда это. Зачем тебе голову забивать.

– Ничего себе ерунда: вваливаешься с такой миной, будто всех родственников похоронил, пасмурный…

– Как погода?

– Да, как погода.

Из стрельцовской груди вырвался тяжелый, усталый вздох. Действительно, не отстанет. Пять лет брака тому порукой. Настя считала, что радости и горести супруги обязаны делить друг с другом, иначе семейный корабль непременно разобьется о коварные рифы житейских проблем. Эту аксиому Артем и не пытался оспорить, но желание жены вникнуть в каждую мелочь порой раздражало. На почве «дележки радостями» в период «притирки» у них частенько происходили и ссоры – Стрельцов не желал изливать душу, Настя обижалась, что он ей не доверяет, а значит, и не любит. Доходило до битья посуды и взаимных оскорблений. Непосредственно перед регистрацией брака они вообще так разругались, очевидно, по причине предсвадебного психоза, что Артем ушел из дома под аккомпанемент выкриков Насти в духе похмельного Шурика из бессмертного полотна Гайдая «Кавказская пленница». Имел место и факт прямого цитирования классика: «Свадьбы не будет!»