Дуэль

– Что ж, – продолжая оглядываться, – судя по всему, до исключения мне далеко.

– Вот и хорошо.

Вновь поправив очки и устремив взгляд прямо на собеседника профессор произнес.

– Итак, слушаю вас. Я весь во внимании.

– Кхм..да, – прокашлявшись, Андрей продолжил, – я как и вы не люблю попусту тратить время, поэтому перейду сразу к делу. Но в начале стоит рассказать предысторию, дабы свести ваши вероятные вопросы к минимуму. Постараюсь это сделать вкратце, однако заранее предупреждаю, что я могу увлечься.

– Без проблем.

– И заранее оговорюсь, что буду делать сноски, на несколько лет назад, дабы у вас сложилась полное представление.

– Как вам угодно – все с той же улыбкой ответил Долгорукий, – вещайте!

– Эта история началась семнадцать лет назад, в Петербурге. В то время, будучи двадцатичетырехлетним, мне удалось устроится практикующим психологом – помощником, к одному из тогда известнейших психотерапевтов России – Крамарову Виктору Сергеевичу. Он был одним из совладельцев новой, частной клиники, попасть на работу в которую, в то время было большой редкостью. Да и сейчас, если честно тоже. Туда я смог устроится с помощью моего дяди. Он работал водителем скорой, в одной из таких клиник, и знал, что в подобные места требовались интерны. Он же и предложил мне сходить в ту, где работал сам, мол, чем черт не шутит. Четыре года назад, когда мне было двадцать, я только что закончил университет, по специальности педиатрия. Мы к тому времени, я со своей женой, воспитывали нашу дочь. Ей только исполнился год. Вначале, продолжая учится и живя в общежитии, нам помогали наши родители. Однако, завершая учебу и прекрасно понимая, какая на меня ляжет ответственность, когда я стану папой, а моя семья при этом будет без денег, я срочно принялся за поиск работы. Долгое время меня никуда не хотели брать по специальности. Была возможность только в качестве интерна. Вам не хуже меня известно, что у них мизерная оплата и они вынуждены сутками пропадать на работе. Меня это не устраивало, поэтому продолжал искать работу дальше. К моменту, когда мне уже исполнилось двадцать четыре, я перепробовал множество профессий, от официанта до заведующего магазином офисной мебели, но так нигде и не смог задержаться надолго. Вариантов найти работу по специальности не было вовсе. Вскоре я уже начал было отчаиваться, как вдруг меня и выручил мой дядя. Мне, конечно, была известна разница между частными предприятиями и государственными. Платили там на порядок больше, да и график был свободней. И хоть это в который раз была вакансия интерна… в совершенно другой области знаний… поговорив с женой, мы оба решили, что это мой шанс и нужно им воспользоваться, во что бы то ни стало. Таким образом с помощью удачи и связей, я смог туда устроиться. Скажу сразу, что несмотря на устройство по блату, мне понравилась область психологии и я честно старался стать хорошим врачом. Мне нравилось и нравится приносить пользу людям и надеюсь, что продолжу это делать в дальнейшем.

Андрей на мгновенье замолчал, всматриваясь в панорамное окно.

– Уверен, вы абсолютно искренни в своих словах, – прервал молчание Долгорукий, не сводя глаз с собеседника.

– Да, спасибо, – вновь обретя себя, ответил Чуковский, – На чем я остановился… ах да, работа практикантом. Крамаров был зачастую строг, но это даже пошло мне на пользу. Я многому у него учился и старался оправдывать его доверие, когда заботу о пациенте он поручал мне, пусть и под своим пристальным присмотром. Меня это здорово нервировало, но оглядываясь назад, понимаю, что это было верное решение. Недалекость увы, частый спутник молодости. Мне удалось проработать с ним всего лишь год, когда его здоровье сильно пошатнулось и его место стало вакантным. Замену нашли ему довольно быстро, и спустя неделю, его место занял Антон Павлович Шкуренко – психотерапевт с большим опытом из Ростова на Дону. Ему было слегка за пятьдесят и с ним мы быстро поладили. Однако…

Чуковский вновь на пару секунд прервался. Его горло требовало прохладительной жидкости, которая вскоре остудила его разгоряченные связки, после того, как Андрей достал бутылку «Bonaqua» из своего рюкзака и сделав пару глотков, заснул ее обратно. Долгорукий тем временем, скрестив руки над столом, молча продолжал всматриваться прямым взглядом в своего собеседника, внимательно слушая. Прокашлявшись, Андрей продолжал…

Однако в ту неделю, когда Краморова уже не было и ему искали замену, вся ответственность за пациентов лежала на мне. Благо, их было всего четверо, а работать с их диагнозами, при моем объеме знаний на тот момент, я все же мог. Один из них страдал алкогольной зависимостью, а трое других (среди которых была молодая женщина) были неврастениками. В первые дни все шло как обычно: я проводил с ними n-ое кол-во часов, мы беседовали, ходили на прогулки. Следил за их состоянием, делал записи и советовался с другими докторами. И вот наконец, наступила среда…

Андрей умолк, устремив взгляд в пол. Его, казалось, вполне свежее, пусть и уставшее лицо, постепенно утрачивало нотки своего обладания, а его взгляд, после бродилок коридорами памяти из ясного, превратился в рассеянно-туманный. Молчание затянулось дольше прежнего.

– Наступила среда, и что ж? – с заинтересованностью спросил Долгорукий.

– Да, среда… – вяло повторил свои же сказанные слова Чуковский. И….в тот день я проснулся как обычно и… – возвращаясь к своей былой речи продолжал Андрей, – занялся утренней рутиной. Да, забыл сказать… в ту неделю я полностью остался на проживании в клинике. Жену это не радовало, но, она понимала мое положение, так что… и вот… сделав утренний обход пациентов и собираясь, заняться чем-то своим, ко мне подошла Варвара Николаевна – наша медсестра, и обеспокоенным голосом сказала, что на рецепцию пришла мать с ребенком. Что на матери нет лица, и что… она бледная до жути. Но пришла не ради себя, а из-за сына. Ему на вид годи-ка четыре… такой же бледный, как и его мать. Я ответил ей благодарностью, за то, что она так своевременно разыскала меня и попросил, чтобы она передала мое сообщение, чтобы те ждали в кабинете Крамарова. Я же, перед встречей, направился в уборную, чувствуя, что сердце отчего-то у меня не на месте.

И вот, входя в кабинет, я впервые тогда увидел их вместе. Мать, как и описывала Варвара Николавна, была действительно вся бледная. С виду ей было около сорока, стройная, блондинка. Лицо выражало сильную тревогу. А затем, я увидел Максима. Сына. Мальчику и впрямь на вид, было около четырех лет. Он был тоже стройным и постоянно смотрел в пол. Его взгляд ничего не выражал. Он также был бледен и, казалось… чем-то подавлен.

Мы представились друг другу, а затем Виктория Игоревна… его мама, поведала мне их историю.

Оказалось, что месяц назад в их доме произошла трагедия. В целях самозащиты… так вышло, что она убила отчима Максима. Его родной отец погиб в авиакатастрофе, за три месяца до рождения сына. Последние полгода они… т.е Виктория и отчим, жили вместе в ее квартире. Он часто напивался и приходя домой, устраивал скандалы по поводу и без. У них возникали ссоры, нередко с рукоприкладством. В один из таких дней, он пришел раздраженным и был пьян сильней прежнего. Это был поздний вечер, когда Максим с мамой находились на кухне. Вскоре разразился скандал, снова дошедший до рукоприкладства. По ее словам, сначала ей доставались сильные пощечины, а затем, дабы заставить ее замолчать от криков, он начал ее душить. Защищая себя, Виктория, взяв кухонный нож, всадила его со всей силы в яремную вену отчима. Кровь, хлынула во все стороны, вытекая с молниеносной скоростью под сильным давлением. Удар оказался смертельным. Отчим, находящийся над ней, мгновенно потерял сознание и ослабив хватку, рухнул всем весом прямо на нее и в считанные минуты, потеряв много крови, умер на кухонном полу. Виктория, освободившись из-под тела, будучи в состоянии сильного шока и аффекта не сразу обратила внимание на сына. А когда все же обратила, чуть не упала в обморок. Максим, полностью, с ног до головы, облитый кровью, как ни в чем не бывало, продолжал есть остывший суп. Позвякивая ложкой о тарелку, в то время как густые капли красной жидкости, медленно собираясь на его лбу и ресницах, превращаясь в тягучую массу, неспешно капали в его тарелку.

Глава 2

Чуковский сделал паузу и вновь достал минералку из рюкзака. Его горло напрочь пересохло.

– Интересное кино получается. Такое поведение мальчика явно свидетельствует о нарушении психики. И при чем нарушении, происшедшее с ним, явно много раньше этого случая. Да, это интересно… есть пара мыслей… пожалуй, запишу-ка я их, – как бы про себя и в тоже время обобщенно сказал Долгорукий, воспользовавшись паузой Чуковского. И тут же, открыв электронный блокнот, начал записывать свои мысли. Тишину пространства еле слышно наполнил тихий звук пальцев, бегущих по клавиатуре.

– Это было только начало, профессор.

– О, не сомневаюсь, дорогой Андрей Станиславович, – с легкой усмешкой не отрываясь от экрана, ответил Долгорукий, продолжая печатать, – Случай, как я уже сказал – интересный. У него могут быть любопытные корни. Это редкость. Вы были правы. Что ж, – напечатав последнее слово, Богдан Васильевич откинулся на спинку кресла и взглянув на собеседника бросил коротко:

– Продолжайте.

– Тот вечер вопреки желанием кажется, навсегда останется в памяти Виктории. Была вызвана милиция, составляли протокол, она давала показания… сильный стресс… Ну, сами понимаете. Перед тем как их вызывать, она, насколько могла, пришла в себя и тотчас же бросилась к Максу. В тот момент времени она не могла отдавать себе отчет о своих действиях. Взяв сына на руки, первым делом отнесла его в ванную, где дрожащими руками смывала с него кровь отчима. Даже не могу представить, что творилось у нее в голове тогда… помню, в тот момент я подумал о своей дочке и жене. Поставил себя на место Виктории… Признаюсь, я был растерян.

– Это вполне естественно. Все мы переживаем за своих близких и всегда принимаем близко к сердцу любой негатив, проявленный к ним, – твердым голосом сказал Долгоруков.

– Вы правы. Что ж, я слегка, отклонился от темы… целью ее прихода была просьба осмотреть мальчика. Рассказанная с ее слов история, меня на удивление, сильно зацепила, хоть я не считал, и не считаю себя слабохарактерным. По ее мнению, и тут я с ней согласен, и думаю, что вы тоже, тот факт, что его поведение после данного инцидента не вызывало никаких нареканий, был как минимум подозрителен. Будто, ничего и не было. Я сказал, что конечно помогу. Мысленно взяв себя в руки, я начал с ним диалог. Вопросы о случившемся, конечно, я ему не задавал. Учитывая ситуацию, я ожидал, что он…

– Будет замкнут, – сыграв на опережение, закончил в этот раз фразу Долгорукий.

– Именно! – удивленно воскликнул Чуковский.

– Но он таковым не был.

– Не был! Совершенно верно! – с еще большим восторгом почти выкрикивая отвечал Андрей. Он был…

– Вполне адекватный, учитывая ситуацию, и охотно отвечал на ваши вопросы, полагаю…

– Вы будто в воду глядели… п.…профессор, – запинаясь отвечал его собеседник.

– Ничего мистического мой друг, – с легкой улыбкой отвечал Долгорукий. Я располагаю богатым опытом, и на его основе могу строить некоторые догадки. Только и всего.

– Это верно. не подумал.

– Ну-с.…и что же? Диалог прошел хорошо?

– Да. Хорошо. Он… Макс отвечал спокойно, может… немного неуверенно… скованно… но его ответы не вызывали во мне какие-либо опасения на его счет.

– О чем же вы беседовали?

– О разном.. спрашивал как у него дела, чем он любит заниматься, как проходят его дни, какие у него отношения с друзьями, мамой… его ответы были просты и естественны. Ни тело, ни жесты, ни мимика лица не выражало какого-либо протеста против его слов. Все было в самой обыкновенной норме.

Собеседник снова взял короткую паузу, нервно потирая костяшки ладоней.

– А вы, оказывается, наблюдательны, мой друг, – вновь прервал паузу профессор. – Не каждый психолог, особенно в стрессовые моменты способен к анализу человека, отталкиваясь от полотна, которое описывает перед вами язык его тела. Хвалю.

– Спасибо, – с легким смущением ответил Андрей, – Наша беседа с Максом продлилась минут пятнадцать. Я был вынужден констатировать Виктории, что несмотря на странное спокойствие ее сына, учитывая обстоятельства, он не вызывает никаких признаков беспокойства. Все мы переносим стрессы по-разному и вполне вероятно, Макс из той редкой категории, чья защитная система, решила каким-то образом оградить его от негативного влияния извне. Однако, исходя только из благих намерений, я все же порекомендовал Виктории записать Макса на двухнедельный курс к нам в клинику. Дабы быть уверенными, по окончании курса, что у него нет никаких проблем и его здоровье цело и невредимо. Она с радостью согласилась на мое предложение…

Монолог прервал незаметно подкравшийся дождь, и теперь тихо стучась в окно, становился невольным соучастником и слушателем одновременно.

– Красивый у вас вид из окна.

– Согласен. Природа всегда действует успокаивающее. Какие бы тревоги нас не терзали.

Андрей в ответ лишь молча кивал.

– Как же прошел двухнедельный курс? Вы смогли разгадать этот ребус?

– О нет. Тогда мне было это не под силу. Этот курс никак не приблизил меня к отгадке. Конечно же, с ним беседовал не только я. Шкуренко, вскоре занявший пост, так же провел с ним несколько встреч. Для него было очевидно, что защитная реакция организма просто – напросто выключила этот эпизод из его памяти, не подвергая мозг и его владельца сильному риску. В напряженных ситуациях наш мозг нередко берет контроль на себя, и мы не в состоянии сознательно отреагировать на эти действия. Все, что нам достается – побочный эффект в виде краткой амнезии.