Фуршет в эпицентре рая

Лыжник медленно подошёл и присел на корточки в двух метрах от Элис, затем осторожно снял шлем, стараясь не поранить кожу об острый край вырванного электрода. Элис задрожала и похолодела от ужаса сильнее, чем от ледяной литосферы, скользящей под её лёгким телом, – на неё смотрел поп. Она упала на спину и стала медленно отползать, цепляясь лыжными ботинками за редкие снежные кочки.

– Глупая пустышка, ты опозорила своего отца, и подставила весь Штаб, – закричал поп. – Ты не должна здесь находиться!

Он был абсолютно трезв, – на Элис смотрел собранный и цельный человек, не имеющий ни чего общего с тем пьяным похотливым питекантропом, которого Элис встретила вчера вечером в Теремах. От шока она не могла вымолвить и слова. Элис уставилась на попа, как на сошедшее с небес видение.

– Что ты здесь делаешь? – крикнул поп ещё сильнее, пытаясь привести её в чувства и заставить сказать хоть слово.

Элис всё ещё не могла говорить. Поп достал мобильный обогреватель, вынул из кармана пузырёк с мутной белой жидкостью и поднёс к её губам. Резкий запах эфира привел Элис в чувства. Поп убрал пузырёк и сильно встряхнул её за плечи.

– Приходи в себя, сейчас же! У нас мало времени, он уже ищет тебя!

– Я ничего не понимаю, – сказала Элис хриплым и сбивчивым голосом. – Кто Вы? Откуда знаете моего отца?

Поп снова надел шлем, от резкого движения рук куртка поднялась вверх на несколько сантиметров, Элис увидела на поясе рацию, издающую шипящий звук.

– Если ты смогла вычислить маньяка всего за пол часа, то уж точно узнаешь кто я, если включишь свои куриные мозги, – сказал поп.

Элис схватилась за голову, потом ещё раз посмотрела на попа.

– Этого не может быть! Я Вам не верю, – закричала она и не услышала своего голоса.

– Я с трудом пролоббировал вариант отъезда в геттополис, но тебе захотелось провести неделю с этим недоумком больше, чем увидеть отца, – сказал поп, как будто последняя фраза не имела к нему никакого отношения. – Теперь ты подставила нас обоих!

Элис ударила себя руками по голове, словно выбивала слова, которые только что услышала от попа.

– Что происходит? Что это было в исповедальне? И вчера вечером? Мне нужны доказательства! Я никому не верю!

Поп снова достал пузырёк и поднёс к её губам. Элис вздрогнула и резко замолчала.

– В исповедальне перед твоим носом болталась резиновая игрушка, чтобы отбить тебе охоту приближаться ко мне. Надо было сперва выяснить на что ты способна, прежде чем идти на контакт. Теперь я вижу, что большего ты и недостойна.

Элис обхватила голову руками и заревела, как брошенная невеста.

– Осколки разбитой несчастной любви часто попадают в посторонних людей, – сказал поп. – Сотни революционеров оказались под ударом из за несостоявшейся свадьбы Ромео и Алисы в стране чудес. Тебе надо срочно покинуть Терема.

Элис размазывала по щекам сопли заледеневшей лыжной перчаткой.

– Кто он? Я должна это знать.

Поп помог Элис подняться.

– У меня нет времени объяснять, но точно не тот, за кого ты его принимаешь.

Поп достал миниатюрную рацию, похожую на мобильный квантофон и передал Элис.

– Прямая связь со штабом. Надеюсь ты не забыла, что за использование беспроволочной связи дают пятнадцать лет лагерей? К ним добавится пожизненное за шпионаж, если устройство обнаружат. Теперь понимаешь, в какие любовные игры ввязалась?

Элис всхлипнула вместо ответа. Поп отыскал в снегу отлетевшие лыжы и одобрительно похлопал рукой по креплениям.

– Уверен, ублюдок убедил тебя в том, что нейроинтерфейс отсутствует? До жениха наконец дошло, что моё появление здесь не случайно, поэтому и держит тебя при себе.

Элис промолчала, ответ легко читался на лице.

– Медовый месяц подходит к концу, не успев начаться, – съязвил поп. – Теперь слушай внимательно: я вызываю спасателей; когда встретишь женишка, скажешь, что тебя привезли с самого верха. Потом наслаждайся погодой и приятной компанией. Ублюдок не должен ничего заподозрить, – пусть выдаёт себя за кого хочет, – за революционера, жениха, или за обоих вместе. Через пол часа сделай вид, что устала, возвращайся в номер и жди сигнала, – покинешь Терема сегодня же с частного аэродрома. Женишок будет в это время в другом месте, – об этом я позабочусь.

Поп презрительно хмыкнул:

– Это будет несложно.

Лицо Элис было белее, чем снег. Поп достал таблетку и поднёс к её рту в ладони, как будто кормил котёнка.

– Положи под язык, через минуту это выбьет весь кокаин из твоей дырявой башки. Как только получишь сигнал, выходи из номера, о дальнейшем я позабочусь. У тебя будет максимум три минуты. Если не успеешь, – целые семьи повесят на кошачьих ошейниках, а ты позавидуешь подростку, растворившемуся в кислоте. Это понятно?

Элис отвела взгляд от попа, приняла таблетку и обречённо кивнула. Поп спустился с залихватским драйвом без всякого нейроинтерфейса, доставая коленями почти до трассы, как профессиональный горнолыжник. Время для приезда спасателей было выбрано максимально чётко, – карета появилась сразу после того, как поп скрылся из виду.

У главного подъёмника Элис заметила Рома, – он метался как загнанный зверь, и затравленно озирался по сторонам. Увидев её на реанимационных носилках, он пришёл в себя, театрально схватился за голову и бросился к карете, как убитый горем вдовец.

Таблетка привела Элис в чувство, она перефокусировала взгляд на возлюбленного и навела резкость. Ей показалось, что волнение жениха имело корыстную природу, – не важно, сломала невеста шею или разбила голову об острый камень, – тревогу вызывало отсутствие контроля над ситуацией. Поняв что произошло, он продолжал играть роль взволнованного жениха, забывая, о том, что имеет дело с профессиональным фотографом.

Достаточно было изменить угол зрения и включить здравый смысл, чтобы увидеть наигранное беспокойство за свою судьбу, но Элис всё ещё отказывалась верить в происходящее. Ром не был революционером штаба, но чувство, возникшее между ними не имело к этому никакого отношения. Он не принадлежал к аристо-элите, не входил в состав "сплотившихся", сфера его деятельности лежала исключительно в области квантовых технологий, в чем Элис имела возможность убедиться лично. Каждый по-своему выражает эмоции, у кого-то они отсутствуют вовсе.

Разведчиком штаба сопротивления оказался поп, но высокие материи были недоступны его пониманию. Её отец тоже не был революционером, тем не менее она любила его всей душой.

Ром бросился к ней с поцелуями, Элис уклонилась, сделав вид, что испытывает боль от прикосновения. Он принялся обследовать её тело, как опытный хирург, она поймала его руку.

– Всё в порядке милый, просто растяжение. Я ждала тебя на вершине, меня случайно толкнул какой-то идиот, обвешанный брильянтами, как ёлка. Я полежу в номере; возьму своё на ночном катании, – это даже интереснее.

К удивлению Элис, Ром не стал возражать. Он поцеловал её в лоб, затем дал распоряжение спасателям. Карета тронулась, Элис посмотрела в глаза возлюбленному, он поймал её взгляд и неожиданно прищурил глаза, как хитрый старик, будто знал всё, что произошло пятнадцать минут назад. Это продолжалось несколько секунд, но у Элис похолодели внутренности, как в день теракта в кафе Барро.

Её внесли в номер и осторожно положили на кровать. Элис наотрез отказалась вызывать врача; удивлённые спасатели молча удалились, пожелав ей больше не попадать ни в какие передряги. Убедившись, что они ушли, Элис вскочила и забегала по комнате, пытаясь собрать самое необходимое перед бегством из Теремов. Вещи валились из рук, мысли путались, она думала о том, как вести себя, если прийдёт Ром, но он не появлялся. Элис вспомнила о Пердю, сбежать не попрощавшись с единственной подругой было не в её правилах.

Она направилась к слинфобачку; сила телепатического воздействия действовала даже на территории Теремов, – чиновница сама звонила ей по видеосвязи. Волна успокоения пробежала по телу, – весёлый нрав мадам всегда приводил её в чувства в нужную минуту.

Элис ответила на звонок и вдруг шарахнулась от экрана, как от прокажённого, – лицо Пердю изменилось до неузнаваемости: грязные патлы торчали в стороны, как сгоревшие электрические провода, тёмно-зелёные подтёки под глазами свисали до уровня ноздрей, кожа потрескалось от слёз, как дешёвое белило.

Чиновница выла, как сигнал бедствия, ком в горле коверкал истеричные причитания. Элис потеряла остатки самообладания, схватила слинфобак руками и затрясла изо всех сил, словно пыталась привести подругу в чувства.

– Что это значит, Пер! Я ни черта не понимаю!

Пердю не могла говорить, она направила камеру на рабочий стол в комнате для помёта.

На столе лежал Беркут. Одна голова находилась без движения, вторая выгнулась, как от эпилептического припадка и жадно хватала клювом воздух. Зрачки выкормыша были неестественно широко раскрыты, из глаз текли слёзы. Двуглавый еле шевелил крыльями, словно прощался с мадам. Пердю гладила его по шее и громко всхлипывала, словно разговаривала с обрубышем на беглом птичьем языке.

Стоны пернатого разносились по комнате, заглушая музыкальный генератор, из которого, словно в насмешку звучала издевательская патриотическая песня Братства:

Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца

И степи с высот огляди.