Фуршет в эпицентре рая

– Где сейчас этот ублюдок? – спросила Элис чтобы хоть как-то выразить свою солидарность.

– Сидит в отдельной камере, с ним всё будет в порядке, Реймонд подставил жену, чтобы самому выйти на свободу. Мелюзину обвиняют в покушении на Главнокомыслящшго, – попытку вставить нож ему в спину.

Элис обняла Меру и прижала к груди. Её взгляд упал на молодого человека в углу. Она вздрогнула и отскочила в сторону, – это был смертник из кафе Барро.

Мера постепенно приходила в себя:

– Не бойся, он больше не опасен. Не знаю что сделали с несчастным, но он верит, что находится в раю. У меня только одно объяснение – по сравнению с условиями жизни в его родной стране здесь действительно рай.

Элис неожиданно вспомнила о Роме:

– Одного не понимаю: рисковать жизнью, собирать цветы с минного поля, чтобы потом сдать меня в руки спецсужб. Какая в этом логика?

Мера посмотела на сокамерницу с сожалением, затем указала рукой на террориста:

– Вот твой настоящий кавалер. Чиновники используют смертников, чтобы дарить букеты любовницам, выдавая себя за безумцев, сошедших с ума от любви. Я попалась на трюк так же, как и ты. Этот несчастный мальчик выходил на смертельные вылазки уже шесть раз и до сих пор оставался цел. Я уже начинаю верить, что бесконечные молитвы охраняют его от мин.

К ним неуверенно подошёл человек, наблюдавший за шахматной партией. Он протянул Элис руку и поклонился, как настоящий аристократ:

– Гроссмейстер Крогиус.

Элис не пожала руку, она не была уверена с кем имеет дело.

– Кто эти люди, – спросила она и показала на шахматистов.

Если бы Элис, находясь на "полит-карантине”, слушала лекции чуть внимательнее, то в одном из узников "Кричащей Тишины" смогла бы различить близкого друга своего отца ещё в гостиничном номере Теремов.

– Одного из них Вы знаете, Элис, – сказал гроссмейстер. – Это Штейн, друг Вашего отца. Второй не менее великий, – композитор Ленц – создатель музыкального генератора. Это великие люди. Их разум несколько пошатнулся от пыток, но профессиональные способности не пострадали. Штейн прошёл через "шахматную пытку", – ему зажимали уши шахматной доской, били конём по голове, сажали на шахматного слона. Время пытки отмеряли шахматными часами до падения флажка. Что касается Ленца, – последнего романтика Братства терзали его же изобретением, – "нотным червём патриотизма".

II

Крогиус рассказал Элис то, что безуспешно пытались понять профессиональные шахматисты, наблюдая за всемирным триумфом хмурых гроссмейстеров Поп Державы, больше похожих на дзюдоистов.

Шахматы являлись одной из самых популярных игр в Братстве. Ход шахматной партии был, наверное, единственным процессом, который, до определённого момента, никак не контролировался государством. Блестящие гроссмейстеры традиционно делили первые места с игроками других стран на соревнованиях в Нектарии. Но продолжалось это недолго. Тот факт что шахматисты могли свободно попадать в Нектарию был использован службой безопасности Братства.

Первоначально шахматистов вербовали и пытались научить всем премудростям шпионской работы. Очень скоро стало понятно что они не способны освоить даже базовые вещи. Кроме того, отключение Братства от всемирного шахматного интерфейса плачевно сказывалось на результатах, которые показывали гроссмейстеры горе-шпионы на международных соревнованиях в Нектарии. Возникла угроза полной потери лидерства в этой области.

Именно тогда решилась судьба близкого друга Профессора. Штейн был одном из самых неординарных математиков специализирующихся в теории игр и страстным любителем шахмат. Уровень его игры был посредственным, но открытие, сделанное в шахматной игре стало грандиозным событием.

Когда в качестве наказания за похищение управленца из Нектарии Братство отключили от шахматного искусственного интеллекта, Штейну пришла в голову безумная идея. Он хотел послужить своей стране и вернуть потерянный шахматный престиж.

Если шахматы – игра с чёткими правилами и конкретной целью без каких либо вероятностей, то наилучший ход должен быть закодирован в самой позиции и может быть вычислен математически. Штейн решил найти формулу, которая бы рассчитывала правильные ходы в шахматной партии.

Ему удалось найти шокирующую закономерность, проанализировав на квантовом компьютере почти все сыгранные партии второго тысячелетия. Правильные ходы можно было вычислять путём математических преобразований используя информацию, хранящуюся в каждом поле шахматной доски. В конечном итоге всё сводилось к перемножению матриц. Обычный человек при определённой тренировке вполне мог проводить эти вычисления в уме. Открытие сделанное Штейном сводило на нет шахматные нейронные сети на разработку которых ушли десятилетия во всём мире.

Штейн обезумел от собственного открытия и под воздействием эмоций опубликовал статью, описав общую идею не раскрывая формулы. Не прошло и дня как он пропал. Чем мог заинтересовать сильных мира сего математик, сделавший гениальное открытие в шахматах понимали лишь немногие.

То что произошло со Штейном было следствием его политической близорукости. Сразу же после публикации статьи за ним пришли агенты службы Безопасности Братства. Математику объяснили что открытая им шахматная формула, если она действительно верна, является достоянием страны, а он сам должен проследовать для проведения эксперимента. Штейн искренне не понимал какая могла быть связь между формулой игры в шахматы и национальной безопасностью. Но спецоперация "Цейтнот" уже шла полным ходом.

Штейна привезли в секретное отделение "Кричащей Тишины". В комнате, куда он был доставлен для проведения эксперимента, стоял шахматный стол. Рядом со столом находились три человека. Двух из них он узнал. Это были всемирно известные шахматисты, – гроссмейстеры Лурье и Бельман. Они мрачно посмотрели на Штейна. Третий человек также был шахматистом, Штейн видел его на одном из соревнований, но не мог вспомнить фамилию. Агент, взявший математика в разработку, представил игроков друг другу. Третьего шахматиста звали Лавуазье.

– Ну что же, мистер Штейн, – начал агент. Вы находитесь в приятной компании среди своих, можно сказать, коллег. Как видите мы не предлагаем ничего страшного, – просто сыграть партию в шахматы в приятной компании. Наш с Вами дальнейший разговор будет строиться в зависимости от результата. Спешить Вам некуда, кофе, чая, виски, сигары, – всё в вашем распоряжении, – просто нажмите кнопку и Вас немедленно обслужат. Я удаляюсь чтобы не мешать Вам творить. Можете приступать. Он вышел оставив шахматистов одних. Лурье зло посмотрел на Штейна.

– Скажите, зачем вы всё это придумали? – спросил он со злобной интонацией. Вам хочется скандальной славы или Вы просто сумасшедший? Формула в шахматах!? Это же бред! Вы, как нам сообщили играете на уровне начинающего, так?

– По сравнению с вами, да, – еле промолвил Штейн.

Тогда на что вы рассчитываете? – продолжал Лурье. Наша партия продлится не больше пятнадцати ходов. В каком составе мы бы не играли. Что вы потом скажите этим людям? Что вы пошутили? Это не самое лучшее место для шуток. Поймите меня правильно.

Штейн сделал глубокий вдох чтобы прийти в себя. – Я понимаю ваше раздражение, – начал он. Поверьте, меньше всего я бы хотел встретиться с вами здесь. Я, кстати, Ваш поклонник и всегда мечтал сесть с Вами за одну доску.

– Вам это удалось, – зло прервал его Лурье.

– Я понимаю Ваш скепсис, – продолжал Штейн. Я, признаться, сам не поверил в то что произошло. Но, поверьте, это работает.

– Вы сумасшедший, – сказал Лурье. Мне жаль Вас. Нам незачем в это верить. Всё выясниться прямо сейчас.

– Давайте приступим к игре – вмешался Лавуазье. Мистер Штейн, вы не возражаете если я буду играть вместе с вами против Лурье и Бельмана.

– А вы, друзья, как не садитесь.. – добродушно улыбнулся Бельман.

– Мне всё равно, – сказал Штейн. Единственное, не торопите меня с ходами. Я ещё не научился быстро перемножать матрицы и определять плотность полей. Кроме того, над самым простым ходом могу думать также долго как и над самым неочевидным. Я просто делаю расчёты в голове, а не играю в шахматы. Исключение может быть только в случае если ход единственный. Не с шахматной точки зрения, а вообще единственный.

Лурье смотрел на него презрительно. Лавуазье скептически качал головой.

– Каким цветом предпочитаете играть – спросил on приглашая Штейна сесть за шахматный столик.

– Неважно, – ответил Штейн. Если вы будете играть белыми идеально, то скорее всего победите. Но идеальных игроков не бывает. Даже машины на которые потратили баснословные деньги и добрую сотню лет ошибаются безбожно. Поверьте я знаю о чем говорю.

– Тогда давайте мы с Вами возьмём белый цвет чтобы исключить проигрыш в случае идеальной игры соперников – подмигнул Лавуазье перевернув доску. Играем двое на двое, ходы делаем по очереди.

– Позвольте, – Штейн посмотрел на Бельмана. Мы здесь для того чтобы проверить работает ли формула, а не соревноваться в парной игре. Почему вы трое не можете играть против меня?

Бельман, Штейн и Кроги переглянульсь, возникла пауза.

– Это мы делаем для Вас, – сказал наконец Лурье. Если мы все будем играть против вас одного, то, как я уже сказал ранее, вы не продержитесь и пятнадцати ходов. При игре двое на двое, у вас будет хоть какое то оправдание. Правила менять поздно, – они согласованы с теми кто любезно усадил нас за один стол.

Штейн задумался и посмотрел на Бельмана. На его лице мелькнула еле заметная улыбка.

– Раз правила менять поздно, то приступим к делу, – сказал он и театрально потёр руки.

– Да, – сказал Бельман обращаясь к Штейну, вот вам ручка, бумага, калькулятор, если нужно.

– Вполне может понадобиться, – поблагодарил Штейн.

Все четверо уселись за шахматный стол.

– Первый ход не требует никаких расчётов, я сделаю его сам, – сказал Штейн, передвинув пешку с е2 на е4.