Фуршет в эпицентре рая

– Очень неожиданно и оригинально, – процедил сквозь зубы Лурье.

Штейн не отреагировал. Игроки по очереди делали ходы. Был разыгран редкий вариант Скандинавской защиты.

Силы сторон были явно не равны. Двое великих гроссмейстеров против гроссмейстера и начинающего. Тем не менее на доске был грамотно разыгран необычный дебют. Лурье отметил это, но списал на случайность. Лавуазье удивило это обстоятельство он перестал улыбаться и сконцентрировался на игре.

Первоначально Штейн делал ходы намного медленнее остальных. С некоторого момента Лавуазье перестал понимать происходящее. Штейн подставлял одну фигуру за другой. При иных обстоятельствах Лавуазье бы поправил своего напарника, но сейчас это делать строго воспрещалось. Да, в этих жертвах был определённый смысл, так как белые развивали атаку на чёрного короля. Но Лавуазье явно видел что очень скоро атака захлебнётся, и белые останутся без левого фланга с абсолютно проигранной позицией.

Тем не менее их противники странным образом притихли: Бельман напряженно обдумывал каждый ход, на лице Лурье появились капли пота. Возникла напряженная тишина. Теперь уже все три гроссмейстера тратили на ход гораздо больше времени чем Штейн. В какой то момент Лавуазье надолго задумался. Как он и ожидал, их атака почти захлебнулась. Они со Штейном играли уже без ладьи, слона, коня и нескольких пешек. Но, к своему изумлению, он обнаружил, что черные не могут воспользоваться своим материальным преимуществом, – расположение их фигур было крайне неуклюжим, все они были почти в патовом положении. Конкретных угроз черному королю не было, но находился он не в самом лучшем положении.

Ещё через несколько ходов Лавуазье с ужасом обнаружил что возникшая на доске позиция слишком сложна для его понимания. Интуиция подсказывала, что все предыдущие ходу делались не просто так. Они складывались в общую красивейшую гармонию. Он посмотрел сначала на Штейна, потом на соперников. Лицо Штейна не выражало ровным счётом ничего. Он смотрел в угол комнаты и что то писал на бумаге. Лурье и Бельман напряженно склонились над доской. Лавуазье не знал как поступить. Его очередной ход мог испортить весь замысел белых. Как талантливый шахматист он это чувствовал. Наконец он встал так и не сделав хода:

– Мистер Штейн, – обратился он к напарнику. Я вынужден попросить Вас продолжать играть за меня.

Лурье и Бельман никак на это не отреагировали. Они жадно бегали глазами по доске и, казалось, ничего не слышали.

– Как Вам угодно, – безразлично сказал Штейн.

– Это поразительно, – подумал Лавуазье. Он создаёт шахматный шедевр прямо у нас на глазах и даже не понимает этого. Он вообще не видит что на доске происходит нечто немыслимое.

Штейн сделал ход очень быстро. Ход выглядел как издевательство. Атака белых, как и предполагал Лавуазье захлебнулась. Белые не могли объявить чёрному королю даже шаха. При этом у них недоставало целого ферзевого фланга. Штейн пошёл одинокой пешкой далеко от короля чёрных, подставив под бой сразу пяти фигур.

Казалось ход не имел никакого смысла. Чёрному королю по прежнему ничего не угрожало. Но Лурье, Бельман и Лавуазье поняли, что видят самый глубокий ход в истории шахмат. Поле, с которого ушла белая пешка, внезапно становилось центром координации немногих оставшихся белых фигур.

Стало понятно, что все предыдущие усилия делались белыми именно ради этого хода. Лурье смотрел уже не на позицию, а куда-то вдаль. Бельман инстинктивно схватился за голову. Все трое молчали. Штейн сохранял полное спокойствие, так как не понимал смысл своих же действий на шахматной доске.

Партия продолжалась ещё несколько минут. Штейн теперь делал ходы удивительно быстро. Его соперники – обречённо. Наконец Лурье медленно положил чёрного короля на доску. Было видно, что ему тяжело говорить.

– Это г.. грандиозно, наконец вымолвил он. Чудовищно, немыслимо… Все трое начали аплодировать.

– Вы создали шедевр на наших глазах, – закричал Бельман. Это – лучшая партия, какую я когда-либо видел в своей шахматной жизни.

– Жаль что я не могу разделить вашу радость, я мало понимаю в шахматах, – пошутил Штейн.

И это было абсолютной правдой. Все трое кинулись поздравлять Штейна. Через несколько минут дверь комнаты отворилась, двое сотрудников вошли в комнату и, не проявляя никаких эмоций, подошли к столу.

– Как мы поняли, – сказал один из них, – эксперимент можно считать удачным. Это огромный успех.

Он пожал руку каждому игроку. Второй протянул участникам листы с водяными знаками Братства:

– С этого момента проект получает секретный статус. Это подписка о неразглашении. Всё что касается данной темы не может обсуждаться никогда ни с кем и ни при каких обстоятельствах. Даже между собой.

– Господа гроссмейстеры, Вы свободны, – сказал первый, собрав подписанные бумаги. Мистер Штейн. Поздравляем Вас с успешным завершением эксперимента. Просим пройти с нами для дальнейшего обсуждения.

Штейн успел поймать на себе сочувственные взгляды всех троих шахматистов. Гроссмейстеры отделались лёгким испугом. Систему расчётов они не знали и поэтому не представляли никакого интереса для спецслужб. Даже если бы все участники эксперимента наперебой стали рассказывать о странном математике, открывшем гениальную шахматную формулу, никакой угрозы для готовящейся операции это бы не представляло.

Совсем иначе обстояли дела со Штейном. После выигранной партии судьба его была предрешена. Если бы он понимал весь масштаб операции связанный с его изобретением, то скорее всего сдался бы в самом начале игры. После того, как гипотеза Штейна была проверена на практике, его заключили в тюрьму “Кричащая Тишина”.

Формула позволяла играть в шахматы на универсальном уровне любому, кто способен перемножать числа в уме и запоминать ответ. При определённой тренировке систему могли освоить даже дети. Началась операция спецслужб по созданию отряда агентов для внедрения в Нектарию под видом шахматистов.

На одном из региональных турниров Братства с одним из таких игроков произошёл курьёзный случай. Соперник решил играть до мата в абсолютно проигранной позиции. Любой начинающий мог бы довести выигранную партию до логического конца за минуту. Но хмурый шахматист спортивного вида, который блестяще провёл всю партию, думал по пять минут над каждым ходом прежде чем заматовал противника.

Это было по меньшей мере странно. Ошибка больше не повторялась. Сексотов научили играть в шахматы на элементарном уровне; теперь они понимали когда надо отставить в сторону формулы и просто заматовать соперника простыми ходами. Шахматы, как игра, была полностью дискредитирована в Братстве.

Штейна заперли в тюрьме “Кричащая Тишина” на неопределённое время, после того как он добровольно расписал открытую им формулу шахматных побед.

Уже через несколько месяцев шахматная олимпийская команда полностью состояла из агентов спецслужб и совершенно официально могла находиться в Нектарии.

III

Злой рок настигший Штейна не обошел и ещё одного талантливейшего биолога, математика и любителя музыки Ленца. До ареста Штейна они были друзьями. Ленц был в курсе экспериментов Штейна по поиску шахматной формулы. Ему в голову пришла не менее грандиозная и амбициозная мысль. В своих экспериментах он, по примеру Штейна, анализировал гармонии величайших музыкальных произведений с помощью квантовых компьютерных технологий. От Баха и Моцарта до современных композиторов.

«– В шахматах и музыке есть нечто общее, – рассуждал Ленц. Комбинации из тридцати двух шахматных фигур рождают почти бесконечное количество гениальных партий, комбинации из семи нот создают шедевральные музыкальные произведения. И фантастические по красоте шахматные партии и музыкальные шедевры уже существуют в природе. Надо только понять как правильно сформулировать глобальные принципы красоты и гармонии, чтобы научить нейронную квантовую сеть творить на гениальном уровне. С другой стороны, в шахматной партии есть чёткая цель, прописанная в правилах, – поставить мат королю. В музыкальном же произведении, напротив, никакой чёткой цели нет.»

Это существенно затрудняло подход к решению задачи. Чтобы понять как происходит рождение гениального музыкального творения, Ленц задумался над вопросом, – почему нам нравится та или иная музыка. Может и найдутся в мире люди не способные слушать лунную сонату Бетховена, но они будут в явном меньшинстве.

Ленц исходил из очевидного факта, – музыка, как и человеческая речь, является утончённым механизмом передачи информации. Информация активизирует определённые нейронные контуры, что в конечном счёте приводит к выбросу гормонов дофамина в организм. Лунная соната Бетховена, например, – образец сладкой меланхолии и философской рефлексии, вызванной ощущением бренности бытия. С помощью сложнейших экспериментов Ленцу удалось понять влияние музыкальных гармоний, на гиперсеть нейронных контуров головного мозга, вызывающих определенные человеческие настроения. К концу второго тысячелетия нейронные контуры были хорошо изучены и опубликованы. Фактически, их активная комбинация и отражала настроение человека.

«Когда мы смотрим на облака, почти всегда видим лица, – рассуждал Ленц. – Чаще всего это абстрактные лица монстров, которые расплываются, превращаясь в новые, ещё страшнее предыдущих. Нейронные контуры, отвечающие за их распознавание, достались нам от давних предков, занимавшихся охотой на диких зверей. Они заставляют нас видеть лица почти везде, – в облаках, груде мусора, даже в темноте. Мозг рождает образы, которые в реальности являются просто каплями воды, или обёртками от конфет. Музыка же, в силу своей цельной структуры, может вызывать любые ассоциации, в зависимости от того ,на какой нейронный контур воздействует сочетание нот.»

Но это была лишь теория. Чтобы создать заново Лунная Сонату и тем самым подтвердить правильность вычислений, необходимо было, ни много ни мало, понять в каком настроении находился Бетховен, когда являл миру свой шедевр.

Ленц обратился к своему другу специализирующемуся на квантовом исследовании исторических событий. С его помощью был проделан еще один грандиозный эксперимент. Друг ленца создал квантовую нейронную сеть для анализа исчерпывающей информации, касающуюся Бетховена, начиная с его детства и заканчивая последним днём жизни. Результатом этого опыта стало описание мельчайших тонкостей эмоционального состояния маэстро на момент написания «Лунной Сонаты».

Теперь оставалось проделать последний и самый интересный эксперимент, – перевести настроение Бетховена на язык нейронных контуров, по которым можно было проводить поиск серии музыкальных гармоний. В случае, если все вычисления Ленца были верны, одна из них должна была хотя бы отдалённо напоминать лунную сонату.

Ленц запустил программу поиска и сравнения мелодий с Лунной Сонатой поставив высокий коэффициент на их совпадение. Через три дня результата всё еще не было. Тогда он пригласил своего друга, чтобы обсудить некоторые тонкости, которые, по его мнению, могли негативно сказаться на результате эксперимента. Они сидели в кабинете Ленца, когда сладкая узнаваемая мелодия, как лунный свет разлилась по комнате. Ленц закрыл глаза и застонал, – свершилось величайшее открытие в истории музыки.

Ленц создал радиостанцию "Мелодии Братства" и волшебные сонаты зазвучали из каждой квартиры, отвлекая измученных людей от рабского труда на гетто- заводах. Это были настоящие шедевры, по сравнению с которыми меркли даже произведения великих композиторов прошлого. Музыка настолько не соответствовала сущности Поп Державы, что уже по этой причине могла считаться крамольной.

За Ленцом пришли через несколько дней после ареста Штейна. Радиостанцию закрыли, вместо неё был построен музыкальный завод “Ритм”. Изобретение Ленца в руках чиновников Братства оказалось оружием массового поражения слуха. Созданную квантовая нейронная сеть переконфигурировали на создание военных и религиозных гармоний, потратив немыслимые средства из пенсионного фонда.

Гимны Главнокомыслящшму звучали по утрам не давая опомниться, так называемая духовная музыка залезала в подсознание и травила своей депрессивностью. Всевозможные отделения завода создавали военные марши, поднимающие даже самых трусливых солдат в смертельную атаку, несмотря на шквальный огонь и артиллерийские обстрелы. Одной патриотической мелодии было достаточно, чтобы заставить молодых людей мечтать о военной карьере.

Бессвязная и косноязычная речь Папатриарха Мифодия вгоняла людей в транс только благодаря божественным гармониям созданным на заводе “Ритм”. Религиозно-гипнотическая музыка придавала полной бессмыслице его слов некое подобие проповеди. Гипнабельные люди принимали этот бред за закодированное толкование священного писания.

Музыка в Братстве навсегда превратилась в мощный инструмент психологического воздействия и пропаганды. Ни о каком научном применении созданном Ленцом музыкальном инструменте не могло быть и речи. Проект засекретили. Все без исключения работники завода были завербованы службой безопасности Братства. Им запрещалось вести разговоры о музыке не только с друзьями и родственниками, но и друг с другом.

Одно из отделений завода занималось созданием музыкальных ритмов для управления толпой. Вызвать неконтролируемую агрессию огромной массы людей было так же просто как и заставить её подчиняться. Привести толпу в состояние религиозного экстаза или вызвать в ней патриотический угар теперь не составляло особого труда. При необходимости музыка могла свести с ума или вызвать эмоции сравнимые с инъекцией героина; стать инструментом пытки или целительным средством для выздоровления.

Секретное отделение завода обслуживало частных клиентов. Члены Арист-Элиты наперебой заказывали романтические мелодии для своих жён и любовниц. Эту прекрасную музыку не было суждено услышать рядовым жителям Братства. Она звучала только в стенах Дворцов, на оргиях и свальных греховных вечеринках.

Аппетиты меломанов из аристо-элиты росли с каждым днём. На завод инкогнито поступали заказы музыки для проведения сектантских ритуалов и тайных обрядов. В некоторых недвусмысленно звучали намёки на жертвоприношение. Иногда работники завода, выполняющие подобные заказы, сходили с ума не выдержав эмоционального напряжения, вызванного леденящей душу музыкой. Страшные мелодии проникали в подсознание и лишали воли. То что должно было принести в мир радость и гармонию, власти Братства превратили в инструмент пыток и подавления.

Ленц испытал действие своего детища на собственной нервной системе, когда агентам, взявшим его в разработку, показалось что сотрудничает маэстро без должного энтузиазма. Несколько часов мрачных мелодий, которыми он принудительно "наслаждался" в тюрьме “Кричащая Тишина”, подавили его волю и заставили работать на совесть, раскрыв властям все тонкости своего открытия. Если бы он мог представить, как на самом деле распорядятся его изобретением власти, то скорее всего предпочёл бы просто родиться глухим.

Только в страшном сне музыка, созданная квантовой нейронной сетью, могла побуждать сектантов приносить в жертву клонированных индивидуумов или толкать молодых людей к совершению террористических актов замаскированных под самопожертвование во славу державных поллюций отчизны.

Теперь уродливый завод Ритм казался страшнее гетто-предприятия по синтезу искусственных драгоценных металлов или биохимического завода по производству человеческих органов. Ленц чувствовал что скоро сойдёт с ума, слыша погребальную музыку у себя в голове, которая звучала как призыв к путешествию в братские могилы. От нее не было спасение даже во сне.