Экспедиции в Экваториальную Африку. 1875–1882. Документы и материалы

Сколько я им ни говорил, что в их воле уехать или остаться, что, работая у меня гребцами или слугами, они имеют право на оплату, они отказывались верить в свое освобождение.

Я стал занимать их на различных работах и не очень интересовался их жизнью.

Однажды, заранее договорившись, они пришли ко мне с просьбой разрешить им сходить в дальний лес, чтобы собрать там плоды ншего, которые туземцам очень нравились. Они ожидали отказа, и каково же было их удивление, когда я не только позволил сделать это, но еще дал им ружья и порох на случай возможного нападения. Хитрецам ничего не оставалось, как отправиться в лес. Два дня спустя они возвратились. В полном составе. Ибо тогда они поняли, что свободны; если бы они продолжали считать себя рабами, никто бы из них не вернулся.

Хорошо одетые, получавщие довольно высокую плату и питавшиеся качественной пищей, которую наши лапто добывали на охоте, они даже вызывали зависть у оканда.

Опасаясь полностью лишиться рабов, Реноке ускорил свое возвращение в низовья Огове. Перед отъездом он пригласил на большую палавру всех вождей, которые не побоялись проделать путь в триста или четыреста километров вверх и вниз по реке, привлеченные в Лопе воскресшей славой его рынка. Среди них находились павины Мамьяка и Буно, приехавшие с небольшим сопровождением просто повидаться со мной «Великие вожди Огове, – произнес Реноке сначала на священном языке, а затем по очереди на языке каждого племени. – Я, благодаря которому европейские товары идут по реке, вверяю вам этого белого человека. Здесь кончается дорога, которая принадлежит мне и членам моей семьи; отныне он пойдет по дороге, охраняемой Мбуенджиа и фетишами оканда. Белый вождь хочет идти дальше, туда, где фетиши Думбы и Джумбы оберегают путь по реке. Он направляется к народам, живущим в верхнем течении, которые неизвестны даже самим адума. Фетиши, запрещающие каждому из нас переступать границы своей торговой территории, не должны останавливать белого человека.

Он пришел не для того, чтобы отнять наши доходы от торговой монополии, которую каждый унаследовал от своих предков. Вы, обереги таинственных областей внутренней части земли, слушайте меня: я, Реноке, благодаря которому товары идут по реке, вверяю вам белого вождя; и вы, народы верховий, не забывайте, что если сейчас путь наших предков открыт, то этим мы обязаны ему».

Суеверные туземцы повсеместно считали старого и слепого вождя высшим фетишем, поэтому он обладал определенным влиянием среди всех прибрежных народов.

Но они не вызывали у меня опасений: мы уже завоевали их доверие, использовав коммерческий интерес. Самое большое препятствие олицетворяли два вождя, представлявшие воинственное и агрессивное племя павинов. Вот их то и было необходимо привлечь на нашу сторону; я знал, что без их помощи не добьюсь тех результатов, которые уже предвкушал в будущем.

Эти два вождя и их люди сидели в сторонке, гордые и молчаливые. Они впервые присутствовали при таком скоплении различных народов, объединенных общими интересами в некую федерацию, и, может быть, видя, как остальные вожди склоняют голову перед белым человеком и принимают мое покровительство, начинали понимать, что есть нечто большее, чем грубая сила. Такое могущество человека, совсем не похожего на воина, вызывало у них глубокое удивление.

На палавре я пришел к мысли о необходимости установить контакты с павинами, с которыми нас до сих пор не связывали какие-либо интересы; мы еще не знали, что таилось в их сердцах – желание дружбы или ненависть к европейцам.

Помня уроки прошлого, мы не должны были допустить, чтобы они вновь стали относиться к нам с той враждебностью, с какой я уже столкнулся в 1872 году во время моих первых визитов к их соплеменникам, живущим по берегам габонских рек.

Глава XVI. Фаны-бачи, или павины Габона. Фетиши

Выше я рассказывал об отношениях между южными фанами, или оссьеба Огове, и давними обитателями этой земли и коснулся их первых контактов с нами. Теперь мне остается дать краткую историю северной ветви этой расы, павинов Габона, и их связей с местными племенами, населяющими морские берега, и с европейцами. Лучше всего это сделать, предложив читателю отрывок из статьи генерала Федерба[524 - Луи Леон Сезар Федерб (1818–1889 гг.) – французский военный деятель и администратор; генерал (1863 г.); губернатор Сенегала в 1854–1861 гг. и 1863–1865 гг.; основатель Дакара. В момент написания статьи служил в Сенегале в качестве начальника инженерных войск и управляющего путей сообщения (с 8 декабря 1852 г.) в чине капитана 1-го класса. О нем см.: Coursier A. Faidherbe, 1818–1889: Du Sеnеgal ? l'Armеe du Nord. Paris, 1989; Demaison A. Louis Faidherbe. Paris, 1932; Hardy G. Louis Faidherbe. Paris, 1947.], опубликованной в журнале «Иллюстрасьон»[525 - «Иллюстрасьон» – французский иллюстрированный еженедельник, издававшийся в Париже с 1843 по 1944 гг. Освещал обширный круг тем, обращая преимущественное внимание на актуальные вопросы политической, экономической, социальной жизни, науки, культуры, спорта. См. о нем: Marchandiau J.-N. «L’Illustration» 1843–1944, vie et mort d’un journal. Toulouse, 1987.] 26 ноября 1853 года, о первой волне павинов, дошедшей до побережья: «Племя павинов, воинов и умельцев, охотников за слонами, мастеров по железу, пришло из внутренних областей страны и постепенно расселилось по побережью. Павины – каннибалы, но не в такой степени[526 - Мнение о каннибализме фанов приобрело широкую популярность благодаря дю Шайю: Chaillu P. B. du. Voyages et aventures en Afrique еquatoriale. Paris, 1863. Ch. 9-10; Idem. Journey to Ashango-Land and further penetration into Equatorial Africa, 1863–1865. London, 1867. P. 429–432. См. также: Burton R. F. Two Trips to Gorilla Land and the Cataracts of the Congo. London, 1876. Vol. 1. Ch. 9. Марш пишет, что никогда не находил у оссьеба никаких следов людоедства, но при этом не сомневается в том, что они его практикуют (Marche A. Op. cit. P. 275); он даже сообщает об обычае оссьеба после каннибальской трапезы вырывать себе один зуб (Ibid. P. 288). Определенные сомнения по поводу людоедства фанов высказывает де Компьень (Compi?gne V. de. Op. cit. Vol. 1. P. 159). Анализ рассказа дю Шайю и порожденной им традиции см.: Demeulenaere A. Le rеcit de voyage fran?ais en Afrique noire (1830–1931). Essai de scеnographie. Berlin, 2009. P. 108.], как жители некоторых островов Южного моря[527 - Южное море – имя, данное Тихому океану Васко Нуньесом де Бальбоа, первым увидевшим его (в 1513 г.) европейцем (оно простиралось к югу от Дарьенского перешейка, отсюда и название). В XIX в. этот термин обозначал часть Тихого океана к югу от Японии и Гавайских островов. С 2000 г. Южным называется океан, омывающий Антарктиду.Людоедство в XIX в. было распространено среди туземных племен Новой Зеландии, Маркизских и Соломоновых о-вов, Новой Каледонии, Новой Гвинеи и о-вов Фиджи, которые даже получили прозвище «острова каннибалов».]…

Капитан Боден[528 - Огюст Лоран Франсуа Боден (1800–1877 гг.), французский военный моряк и колониальный администратор, был командующим Военно-морским дивизионом у Западных берегов Африки в 1851–1854 гг., в чине капитана 1-го ранга. До этого, с 1 декабря 1847 г. по 21 августа 1850 г., занимал пост губернатора Сенегала. Позже контр-адмирал (1855 г.), губернатор и командующий Военно-морским дивизионом Французской Гвианы (с 19 февраля 1856 г. по 18 мая 1859 г.), командующий военно-морскими силами в Алжире (с 3 апреля 1860 г. по 4 октября 1862 г.).], начальник Военно-морского поста у Западных берегов Африки[529 - Т. е. командующий созданного в 1839 г. Военно-морского дивизиона у Западных берегов Африки, задачей которого было обеспечивать безопасность французских факторий на Горе, на Золотом Береге и в Габоне. С 26 февраля 1859 г., когда Горе был переподчинен губернатору Сенегала, его главной базой стал пост, построенный в 1850 г. к югу от Форт-Омаля в местечке под названием «Плато» рядом с основанным в октябре 1849 г. селением Либревиль (ныне на этом месте находится президентский дворец); в зоне ответственности Дивизиона остались, помимо Габона, три фактории Золотого Берега – Гран-Басам, Асини и Дабу; с 1865 г. последние получили отдельное управление.], имел намерение в прошлом году[530 - 1852 г.] посетить деревни павинов, но его всячески отговаривали от этого местные мпонгве[531 - Мпонгве – габонский этнос из одноименной этнической группы. Мпонгве первыми из банту прибыли в зону Габонского эстуария и заселили его еще до появления европейцев в конце XV в. В XVI–XIX вв. они являлись главными посредниками в торговле между белыми и племенами внутренних районов; их язык омьене долго служил основным средством общения в западных областях Габона. В XIX в. численность и экономическое могущество мпонгве стали быстро сокращаться. Они раньше других габонских этносов испытали влияние европейской культуры и христианства и в 1842–1846 гг. приняли французский протекторат. В начале ХХ в. в условиях миграционного давления фанов урбанизировались. После Второй мировой войны играли важную роль в социальной и политической жизни Габона. В настоящее время их численность составляет от 1 до 4 тыс. чел.; они живут в Либревиле и его ближайших окрестностях. О мпонгве см.: Bucher H. Mpongwe Origins: Historiographical Perspectives // History in Africa. Vol. 2. 1975; Idem. The Atlantic slave trade and the Gabon Estuary: The Mpongwe to 1860 // Africans in bondage: studies in slavery and the slave trade / Eds. Ph. D. Curtin and P. E. Lovejoy. Madison, 1986. P. 137–154; Idem. The Mpongwe of the Gabon Estuary: A History to 1860. Madison, 1977 (диссертация); Hauser A. Notes sur les Omy?n? du Bas-Gabon // Bulletin de l’Institut Franсais d’Afrique Noire. Sеr. B. Vol. 16. 1954. No. 3–4. P. 402–415; M’Bokolo E. Le Gabon prеcolonial: еtude sociale et еconomique // Cahiers d’Etudes africaines. Vol. 17. 1977. No. 66–67. P. 331–344; Raponda Walker A. Op. cit. P. 12, 49–59.], которые, не жалея красок, рассказывали ему о тысячи препятствий и опасностей, ожидавших каждого в подобном путешествии. Тем не менее Боден побывал в одном из их селений, Акуенго[532 - Это селение являлось аванпостом фанов на Комо; основная зона их обитания находилась намного дальше, в Хрустальных горах.], на Комо, где был приветливо встречен жителями[533 - В 1853 г., когда он вместе с Луи Эдуардом Буэ-Вийоме поднялся на 200 км вверх по Комо до подножий Хрустальных гор (чуть выше совр. Мбеля); в результате французы выяснили, что Комо стекает с этих гор и что из-за мелководности она трудно проходима даже для небольших судов.]; как выяснилось, мпонгве также пытались настроить павинов против нас; например, они убедили их в том, что мы съедаем негров, купленных у работорговцев, и что наше вино готовится из негритянской крови, подвергшейся переработке.

Установив отношения между служащими французского поста и павинами, мы сможем помочь последним совершать прямые сделки с белыми или хотя бы немного умерить всевластие местных торговцев, сыграв на страхе, что мы привлечем к морю народ, которого они очень бояться и которому не способны оказать сопротивления»[534 - Faidherbe L. Etablissements fran?ais sur les c?tes d'Afrique. Le Gabon // L'Illustration. 26 novembre 1853. P. 347–348.].

В течение двадцати трех лет коммерсанты и племена побережья следовали линии поведения, которую так хорошо описал Федерб. Торговые посредники, движимые собственными интересами, изображали павинов как жестоких и несговорчивых дикарей, грабителей и каннибалов, которых надо уничтожать огнем и мечом.

Перед этими примитивными и невежественными людьми они кичились своей причастностью к власти белых, создавая впечатление, будто эта власть озабочена единственно тем, чтобы поддерживать их ложь, их жульнические сделки, а иногда прикрывать их распущенность по отношению к прекрасному полу, которую как богачи они себе позволяли; они действительно были богатыми; это для них павины, чье число все более и более увеличивалось, добывали каучук в лесах, примыкающих к побережью. Экспорт приносил им многомиллионные доходы[535 - Экспорт каучука из Габона начался в 1853 г.], а дикари за свой тяжелый труд получали лишь несколько сотен тысяч франков.

Гражданские и военные власти, сконцентрированные в Либревиле, почти не вмешивались в их отношения, а если и вмешивались, то защищали только одну из сторон; так что павины познакомились с нашей цивилизацией исключительно как с силой, постоянно подвергавшей их наказанию, – деревни павинов просто сжигались.

Прошло уже двадцать три года с их появления на побережье, но до сих пор наш контроль над судоходными реками Габонского эстуария не распространяется далее ружейного или пушечного выстрела и сохраняется до тех пор, пока там стоят наши канонерки.

И теперь, когда выродившиеся племена, которых мы поддерживали, исчезли, сметенные массовым вторжением павинов; когда каучуковые запасы ближайших к побережью лесов оказались исчерпанными[536 - Быстрое исчезновение каучуковых деревьев и лиан было связано с нерациональным способом их эксплуатации: туземцы безжалостно вырубали их, добывая сок из листьев и стеблей, вместо того, чтобы делать подсечку. См.: Guillaume H. Du miel au cafе, de l'ivoire ? l'acajou: la colonisation de l'interfluve Sangha-Oubangi et l'e?volution des rapports entre chasseurs-collecteurs pygmеes Aka et agriculteurs (Centrafrique, Congo) 1880–1980. Louvain; Paris, 2002. Р. 300.]; когда ради стабильного процветания нашей колонии мы встали перед необходимостью развивать промышленность и сельское хозяйство, – вместо того, чтобы использовать силу нового народа, который бы своим трудом заставил плодоносить эту благодатную землю, особенно пригодную для культуры кофе, сахарного тростника и какао, мы сталкиваемся с глубоко укоренившимся в нем чувством ненависти, враждебности и агрессивности по отношению к белым, что делает неизмеримо трудным сближение, столь нужное для мира и блага этой страны.

Но вернемся к оканда и ошеба Огове, павинам из внутренних областей, которые помогли перенести по суше через их территорию наш багаж и среди которых я и мой эскорт в составе двух лапто прожили несколько месяцев в полной безопасности.

Торги завершились; деловая суета покинула землю оканда; погода нам благоприятствовала, и мы были готовы к отъезду. Пришло время прощаться с нашими друзьями, которые, хотя и с печалью в сердце, желали нам доброго пути: из всех деревень, мимо которых мы проходили, до нас доносились слова: «Да пребудет мир с вами!»

Адума очень гордились тем, что поведут наши пироги, груз которых значительно увеличился за счет освобожденных рабов, к слову, очень плохих гребцов; они радовались, что скоро увидят родной край. Батто, один из вождей, удостоился чести вести мою лодку.

Оканда, чувствуя себя под нашей защитой, планировали использовать плавание ради личных дел. Каждый гребец погрузил на борт сундучок, полный самых разнообразных вещей. От тяжести лодки едва не уходили под воду.

Наша эскадра состоит на этот раз из тридцати трех пирог, из них семь больших, на которых находится по восемнадцати или двадцати гребцов, двадцать пирог среднего размера и десять маленьких[537 - Ошибка в подсчете.]. Последние с двумя или тремя гребцами на борту выполняют разведывательные задачи, следуя впереди или позади колонны.

Несколько молодых женщин оканда сопровождают своих мужей; они ночуют в разбитом на песчаной мели лагере и садятся в свои муссики, как только замечают, что мы слишком удалились от них. Мы запаслись большим количеством мпунду (сушеная или обжаренная на огне маниока) на случай, если павины, когда мы будем проезжать мимо них, окажут вооруженное сопротивление или же откажутся продать продукты питания, что, по правде говоря, маловероятно.

По пути нам приходится задержаться на два или три дня на островах напротив устья Офуэ, чтобы подождать отставших.

Мбуенджиа, нганга[538 - Нганга (у фанов – нган) – жрец, обладающий властью над фетишами. См.: Bruel G. Op. cit. P. 260.] фетишей в верховьях Огове, совершает с некоторой пышностью ритуал очищения: он дает каждому старшему по пироге кулек из листьев с зернами, травинками, когтями или шерстью животных – словом, всеми предметами, которым суеверие приписывает сверхъестественную силу.

По возвращении расходы на культ будут оплачены из расчета один баран и один накомарник с лодки.

Несколько камешков и немного земли, помещенных на носу пироги, обеспечивают путешественникам покровительство ларов[539 - Боги домашнего очага.].

Впрочем, перед тем, как решиться на отъезд, каждый старший по пироге советуется со своими личными фетишами, какую линию поведения выбрать; лучшей считается та, которая пришла ему на ум в момент контакта с духами.

Духи готовы подсказать людям решение только тогда, когда те разбудят их, тряся ротанговой флягой, наполненной зернами, и окропляя слюной, смешанной с соком пережеванной колы[540 - Речь идет о плодах (орехах) дерева кола, вечнозеленого тропического растения из семейства стеркулиевых высотой до 20 м, которые содержат кофеин и имеют острый вкус. Они вызывают эйфорию и стимулируют работу сердца и деятельность нервной системы. Во многих западноафриканских племенах практиковалось индивидуальное или коллективное жевание колы, нередко в ритуальных целях.].

Некоторые виды камыша и другие травы, растущие перед обителью фетишей, также считаются оберегами. Гребцы обматывают ими лодыжки или запястья и не снимают в течение всего путешествия.

Конечно, туземцы увидели волшебную силу и в вспышке бенгальских огней, когда те внезапно осветили весь лагерь, живописно разбросанный по маленьким островкам и песчаным мелям.

Глава XVII. Из страны Оканда в страну Адума. Фаны-макеи, или ошеба

На следующий день, весело рассевшись по лодкам, мы поднимались вверх по Огове, увозя в нашу новую штаб-квартиру багаж, долгие месяцы остававшийся в Лопе.

Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, насколько плохо был закреплен наш груз – наспех и в беспорядке. Проходя один из тех порогов, которые особенно опасны, потому что почти незаметны, моя пирога делает ошибочный маневр, поворачивается к течению боком и не слушается гребцов; несколько мгновений спустя мы ударяемся о скалу и останавливаемся; поток сразу же обрушивается на ящики, связанные лианами. Я думаю только о том, чтобы спасти секстант и хронометр. Мы рискуем лишиться многих вещей. Верный Амон прилагает все усилия для их спасения. Мои промокшие книги, бумаги, карты представляют жалкое зрелище.

От большого порога Паге[541 - Порог к западу от места впадения в Огове Малой Окано.], бурлящего у подножья массива Моквеле (восточной оконечности Долины Оканда), до нашего лагеря, который вечером мы разбиваем выше большого острова Мбама, Огове пролагает свое русло между холмами – отрогами высоких соседних гор. Левый берег менее холмистый, чем правый; оба они покрыты лесом.

Мы плывем по теснинам, напоминающим теснины в стране окота или апинджи, однако рельеф гор иной: если там они представляют собой вертикальные или косые гребни, местами с провалами, то здесь это горизонтальные пласты, наложенные друг на друга в форме чешуи. Меняется и характер порогов, а следовательно, и действия гребцов. Шесты помогают мало, поэтому люди размещаются на каменистом берегу, и в то время как двое самых сильных, оставшихся на пироге, держат направление и смягчают удары, другие, опираясь о скалы, тянут лианы и, напрягая все свои мускулы, с невероятной медлительностью тащат за собой лодки, которые постоянно заливаются водой[542 - Ср.: Marche A. Op. cit. P. 277–278.].

У западной оконечности острова Мбама мы причаливаем почти у подножия Моконго. Гора отвесно поднимается приблизительно на сто пятьдесят метров. Фаны, живущие в деревнях, расположенных на высоких берегах, контролируют узкий проход, защита которого не представляет для них никаких трудностей.

Адума и оканда, кажется, встревожены, увидев фанов, бегом спускающихся к самому краю реки. Они так близко, что можно различить жемчужины в бородах, заплетенных в косички, тонкие камыши, протыкающие ноздри у женщин, и татуировки.

Вооруженные как обычно, фаны узнают меня и встречают с нескрываемым дружелюбием. Мы покупаем у них кое-какие продукты. Остановка здесь коротка, поскольку мы должны до ночи миновать Нджего, на что потребуется три часа энергичной гребли.

Порог Нджего, то есть «Тигр»[543 - Туземцы называли «тиграми» местных леопардов. Порог Нджего находится на правом рукаве Огове, образованном островом Мбана.], обязан своим именем грохоту волн, которые стремительно несутся по коридору шириной не более двадцати метров. Небольшой лесистый островок, покоящийся на высоких скалах, делит здесь Огове на два рукава; но этот коридор, как бы вырезанный между двух отвесных стен, – единственный, по которому можно пройти, и мы готовы рискнуть. Мои страхи, что гребцы оробеют, лианы порвутся и пироги опрокинутся, на этот раз, к счастью, не оправдываются: к вечеру мы беспрепятственно прибываем к месту нашей новой стоянки.

Утром мы расплачиваемся за свой ночной отдых. Неожиданно поднявшаяся на восемьдесят сантиметров вода унесла две лодки. Боайя и его люди на пустых пирогах бросаются на поиски.

После двух часов головокружительного спуска они находят лодки, целыми и невредимыми выброшенными на берег недалеко от Ашуки. Несколько туземцев приходит им на помощь; мы ждем довольно долго, пока уплывшие пироги и их спасители не присоединятся к общему каравану. Наконец 20 марта мы снова пускаемся в путь.

Несмотря на дружеское расположение, проявленное павинами, оканда и адума не чувствуют себя в безопасности, поэтому они дают знать павинам о моем присутствии, распевая во все горло песенку гребцов и настойчиво повторяя мое имя, хорошо тем известное:

«Едет командир.

Отныне он – вождь страны»[544 - Похожим образом вели себя оканда и на обратном пути (июнь 1877 г.), когда, при прохождении Бове, чтобы предотвратить нападение оссьеба, они попросили находившегося с ними Марша возглавить их колонну и оповещали об этом вооруженных врагов, очень громко распевая: «Это оканда спускаются, и Малеси, Малеси с нами!» (Ibid. P. 333).].

Нам предстоит теперь преодолеть отрезок пути, гораздо более трудный, чем прежде, – порог Оганджи и водопады Бове.

Утром мы проходим несколько порогов и достигаем устья небольшой, но очень строптивой речушки Икано[545 - Малая Окано.]. Ее бурлящий поток еще долго сохраняет свой след в водах Огове, русло которой доходит здесь до восьмисот метров в ширину.