В джунглях Москвы. Роман

Конвейер работал. Лента на повороте, переламываясь на стыках пластин, плавно выплывала из ямы.

Субботин выключил и крикнул:

– Маркин, все в порядке! Вылезай!

Под конвейером было тихо. Сборщики испуганно переглянулись. Егоркин первым слетел в яму, за ним Царев.

Антон лежал на полу. Левую руку его, ближе к плечу, и часть груди закрывал новый станок, сорвавшийся со стержня. Егоркин попытался сдвинуть его с тела Маркина, но не смог. Царев на коленях подполз к нему. Они, мешая друг другу, кое-как столкнули станок и, ухватив Маркина под мышки, поволокли к выходу. Лицо его было какого-то бледно-зеленого цвета, что особенно, до содрогания, поразило Егоркина.

«Скорая помощь» пришла быстро. Маркина, так и не пришедшего в сознание, положили на носилки и увезли в больницу.

Конвейер стоял часа два, хотя довольно быстро удалось установить, что гайки, удерживающие станок на стержне, открутились, когда сборщики поворачивали бортовую нужной им для работы стороной. Ванек признался, что гайки не были зашплинтованы: стержень слишком короткий.

6

Вечером в общежитие к Егоркину пришли Викентьев и Галя Лазарева. В комнате они застали только Володю.

– А Егоркин где? – спросил Викентьев.

– Нету Егоркина! – хмуро развел руками Володя. – Уехал…

– Куда?

– Домой уехал! В деревню. Собрал чемодан и тютю! Все равно, говорит, из цеха теперь выгонят. А если, говорит, суд будет, вызовут. Адрес в отделе кадров есть…

– Я же говорила! – сердито сказала Галя Викентьеву, будто бы он был виноват в том, что Егоркин уехал.

Секретарь взглянул на нее, но ничего не сказал и обратился к Володе:

– И ты его не удерживал?

– Ну да, не удерживал! Полчаса бился… У него и в деревне неладно. Девчонка загуляла с его же приятелем… Вчера письмо получил! Вот и удержи его…

– Давно он уехал?

– Минут двадцать назад.

– А поезд у него когда?

– В одиннадцатом тамбовский уходит… – Викентьев взглянул на часы и скомандовал: – Живо собирайся! Должны успеть…

На вокзале они быстро выяснили, что билеты на тамбовский поезд кончились еще днем. Значит, билет Ванек купить не мог. Если не передумал ехать, то где-нибудь здесь околачивается, надеясь уговорить проводников взять его без билета. Ребята пошли по залам ожидания, высматривая Егоркина среди сидящих людей.

– Вот он! – воскликнула радостно Галя, указывая на дверь.

Егоркин, сгорбившись, шел к выходу с вокзала. Лазарева рванулась к нему, но Викентьев удержал ее.

– Не торопись!

Ребята стали наблюдать за Егоркиным. Он вышел на улицу и побрел к метро.

– Не надо его трогать, – сказал Володя. – Он, видать, одумался. Пусть возвращается один! Я пойду за ним, послежу, куда он поедет. А вы домой езжайте!

– Ребята, может быть, я сяду с ним в один вагон, и мы с ним будто бы нечаянно встретимся? – предложила Галя.

– Не надо! Он догадается… Так все испортить можно.

И Володя побежал к метро вслед за Егоркиным.

В комнате Ванек разобрал чемодан, повесил рубашки в шкаф, на прежнее место, и прилег на кровать. Он решил, что Володя ушел к своей девушке. Но тот скоро появился и явно обрадовался ему.

– Ну и правильно! – бодро сказал Володя. – Сгоряча можно столько глупостей наделать!

Ванек ничего не ответил. Ему было неудобно за свое мальчишество. Натворил, и в кусты…

– На девчонку плюнь! – говорил Володя, раздеваясь. – И писем не пиши, не унижайся! Пусть себе гуляет… Тут их, девчонок, пропасть! Хотя бы та же Лазарева… Кстати, они с Викентьевым приходили к тебе…

– Приходили? Зачем?

– Так… Поболтать!

– О Маркине рассказывали?

– Говорили…

– Как он?

– Ничего, очухался! Перелом руки у него…

7

На другой день Егоркина приказом по цеху перевели в «подметалы», как выразился мастер Набоков. Ванек получил метлу, совковую лопату, двухколесную тележку и отправился подметать двор цеха.

Подметать двор было легче, чем работать на конвейере, но угнетенное состояние не покидало его. Здоровый малый – и с метлой!

Лазарева нашла его и рассказала, что в цехе все утро работала заводская комиссия: новый станок испытывали. Говорят, инженер из отдела главного конструктора Маркина хвалил. Предложение, мол, дельное! Зря, говорит, только он ни с кем из технологов не посоветовался. И теперь вот его вместо награды наказание ждет… Набокова уже наказали, приказ висит: строгий выговор, и ста процентов премии лишили.

Через неделю Егоркина вернули в цех, на конвейер. Начальство решило, что его не за что наказывать. К тому же сборщиков не хватает. А что касается Маркина, то неясно было: наказывать его надо или награждать, поскольку все станки заменили новыми.

Ванек работал старательно, словно боялся, что его снова в «подметалы» переведут. К концу смены он уже ставил восемьдесят вторую «тарелку». Столько на прежних станках никто не собирал. Набоков несколько раз останавливался возле, наблюдал за Егоркиным, прикидывал, нельзя ли теперь сократить число сборщиков. Конвейер без Маркина работал не останавливаясь. Значит, одного человека можно перевести на сборку главной передачи, где людей не хватает.

Лента конвейера плыла и плыла перед глазами Егоркина. От обкатываемых неподалеку передач в ушах стоял шум, который напоминал звук работающего комбайна. И вот уже лента конвейера превратилась в полоску пшеницы на скошенном поле. Вспомнилось, как подбирал он летом валки на поле возле фермы и, проезжая мимо коровника, посматривал, не видно ли Вали. А когда увидел, посигналил и помахал кепкой. Водитель самосвала, поджидавший на краю поля, когда он наберет полный бункер зерна, решил, что Ванек зовет его, чтобы пересыпать зерно из бункера, и подъехал. Егоркин включил транспортер, начал пересыпать зерно в кузов машины, хотя еще не набрал под завязку, а сам спустился к подбежавшей Вале.

– Ты уже сам подбираешь? – спросила она.

– Сам! – гордо ответил Ванек. – Скворец обедать пошел!

Они спрятались за машину. Там Егоркин попытался обнять девушку.