– Алешка, ты что, оглох?! – раздался крик Наташи.
– А ты?!
– Это тебя, мне некому звонить…
Телефон дребезжал. Кто-то прошлепал тапками к телефону.
5
Вернулся Егоркин в Москву рано утром. Ехал в общем вагоне, лежал на третьей полке, положив голову на теплую, обмотанную какой-то мягкой клеенкой трубу, ворочался, думал, заставлял себя вспоминать вечера с Валькой, но то и дело воспоминания эти размывались и всплывал недавний вечер, когда шли они с Галей по белой улице, и снег под фонарями поблескивал, светился, и голубые тени двигались рядом, удлиняясь, когда они отдалялись от фонаря.
Снега в Москве не было, дождь слизнул его мигом. Асфальт был в лужицах, мокрый и скучный. Ветви деревьев густо увешаны каплями. Машины шипели колесами. Водяная пыль сопровождала их.
Володя спал. Он поднял голову, когда Егоркин вошел в комнату, взглянул и снова уткнулся в подушку. Не удивился, не спросил, почему Иван вернулся. Видать, ночью наработался. Возле стола под лампочкой стоял чертежный станок с приколотым кнопками листом ватмана. Володя притащил станок из учебной комнаты общежития и, вероятно, чертил допоздна. Иван разделся и с наслаждением влез под одеяло, думая, что непременно позвонит днем Гале и пригласит ее… А куда он ее пригласит? В кино? А может, куда-нибудь поинтересней? А куда? В парке сейчас делать нечего. На хороший концерт надо билеты заранее покупать. В театр тоже… А что он наденет в театр? Свитер да джинсы, в которых он ночью катался по пыльной полке в поезде да таскался по грязи? Иван открыл глаза и взглянул на штанины. Джинсы висели на спинке стула возле кровати. Были в засохшей грязи. Ткань на сгибах вытерта до белизны. В такой одежке по театрам не ходят, подумал Егоркин. Костюм надо покупать… А на него надо месяца два работать, пальто зимнее нужнее… Мать на свадьбу Варюньке поистратится сильно… При мысли о матери и сестре защемило сердце. Снова стал укорять себя за то, что вернулся, не доехал. И Варюнька ругать будет, когда узнает. Думая о сестре и матери, Иван уснул.
Проснулся от стука в дверь. Володя стоял у чертежной доски с карандашом.
– Сейчас! – хмуро откликнулся он и пошел к двери.
Недоволен, что оторвали от доски. Чертеж, наверно, требовался срочно. Иван отвернулся к стене, натянул на ухо одеяло и закрыл глаза. Он никого не ждал.
– Спит? – услышал Егоркин голос Андрея Царева, когда захлопнулась дверь за вошедшим. – Так всегда: мы спим, а где-то решаются наши судьбы!
Иван повернулся на спину, все равно теперь не уснуть, и кивнул Андрею. Царев направился к нему, держа в руке серый клочок бумаги. Он был немного возбужден, как всегда бывает, когда человек приносит необычное известие.
– В руках повестка, в сердце – грусть! С тобой прощался я! – пропел Царев и протянул листок Ивану.
Это была повестка в военкомат.
– Труба зовет! – продолжал Царев, улыбаясь. – Пора в поход, дружина в сборе!
Егоркин сел на кровати, сунул ноги в тапки.
– Труба зовет, – повторил он, соображая, что делать: к сестре ехать или позвонить Гале.
6
Трубка в руке Егоркина подрагивала. Он крепко прижимал ее к уху, с напряжением слушал протяжные гудки. Дома ли Галя? Что скажет? Как встретит? В первый раз он звонил по телефону Гале и вообще в первый раз звонил девушке. Трубку наконец-то сняли. Иван ждал этого с нетерпением, но от щелчка вздрогнул.
– Алло, вам кого? – Голос мужской.
Отец или Алеша?
– Галю можно?
– Сейчас… – Потом послышался отдаленный крик: – Галька, тебя!
– Кто? – совсем издали донеслось.
– Жених.
Сердце захолонуло. Может, его с кем-то спутали? Ждали звонка от другого человека? Захотелось бросить трубку…
А Галя, с бьющимся сердцем слушавшая разговор, замерев посреди комнаты, сорвалась с места и выхватила трубку у брата.
– Я слушаю!
– Галя, это я!
– Ты?! – радостный выдох.
И снова показалось, что его принимают за кого-то другого, и он уточнил:
– Я… Егоркин!
– Ты где?! Ты вернулся? – радость в голосе Гали не убавилась. – Когда?
– Утром… Я уже выспался…
– Как съездил?!. Все в порядке?
– Как сказать… Это… как посмотреть! Думаю, в порядке… – Он засмеялся, и смех получился нервный.
– Ты где? Приезжай ко мне!
– К тебе?! – испугался Егоркин. – Сейчас?.. Я приду… Через полчаса приду…
Егоркин повесил трубку, вспомнил, что забыл сказать, что его призывают в армию. Ничего, там скажу. Он вытер пот со лба, пытаясь разглядеть лицо свое в стекле телефонной будки. Отражение смутное, расплывчатое. Брат у нее дома, родители тоже, наверно. Цветы надо бы купить. Но где их сейчас взять? Торт, лучше всего торт!.. Кулинария неподалеку от дома, где живет Галя. Иван выскочил из будки и побежал к магазину, думая, что по закону мировой подлости тортов там не должно быть. Но у закона этого были исключения.
Галя осторожно опустила трубку на аппарат и, улыбаясь, посмотрела на сестру, которая стояла у двери в кухню и глядела на нее.
– Он вернулся! – засмеялась Галя и вскрикнула, увидев себя в зеркале в ночной сорочке со спутанными волосами на голове: – Ой, он сейчас придет, а я – клуня!
Галя кинулась в комнату приводить себя в порядок. Алеша присвистнул, глядя ей вслед, и покрутил растопыренными пальцами у виска.
– Подрастешь, поймешь! – многозначительно сказала ему Наташа и пошла на кухню.
– Брысь, акселератка!
7
Егоркин поднимался по лестнице на четвертый этаж с тортом в руке и представлял с волнением, как он сейчас будет знакомиться с родителями Гали, вспоминал фильмы, в которых парни, придя в первый раз в дом родителей девушки, деревенели, слова вымолвить не могли, и подбадривал себя, готовился быть естественным и свободным.
Открыла Галя. Была она в розовом платье, волосы рассыпаны по плечам. Взглянула на него, блеснула глазами, отступая, чтобы он вошел. Он почувствовал жар на щеках и, немея от смущения, шагнул через порог, держа впереди себя торт. Галя взяла торт и сказала:
– Хочешь, разувайся, хочешь, так входи! – И указала на дверь комнаты.
Возле порога слева стояли тапки, вероятно, приготовленные для него.