Чургонцев. Твоя старая ведьма будет тебя немилосердно пилить, отчего ты станешь подвержен приступам и попаданиям в больницу, где тебя, выслушав, пожалеют и разрешат приходить за объедками.
Гамашев. С такой бабой я бы дрался. Навалял бы бабуленьке по полненькой… вывел бы эту дрянь из строя.
Чургонцев. И тебе ее не жалко?
Гамашев. А чего она меня изводит?
Чургонцев. Она изводит тебя, лежа в постели. Из которой уже не встает!
Гамашев. Будучи покалеченной мною?
Чургонцев. Чтобы снять с тебя обвинения в избиении, я допущу, что ее организм надломился из-за разраставшейся в ней с детства болезни. Но убедил ли ты в этом вызванную ею милицию, мне неизвестно.
Погребной. Если он на свободе, то убедил.
Чургонцев. С три короба наплел, но вывернулся… ушлый малый.
Погребной. Он пенсию не получает, а с ее-то пенсией что? И она что ли от пенсии отказалась?
Чургонцев. Она, как он. Дай мне Господи спутника жизни и больше ничего мне не надо! К вынашивающим подобные мысли я бы применил принудительные меры медицинского характера. Пробовал бы, пока не поздно, спасти – прочистить мозги таблетками, уколами, окуриванием вразумляющими газами. Надышался и пошел!
Гамашев. Вешаться?
Чургонцев. На работу! Как бы по собственному желанию! Сидишь, работаешь, дуреешь, но не крайне. Сторонясь высоких порывов и погружений в последующее горе! Думал о дальних морских странствованиях, а угомонился на безводном пустыре. Здесь мне и могилу выкопают.
Погребной. Из могилы высовывается рука.
Чургонцев. С зонтом?
Погребной. И для чего зонт?
Чургонцев. От птиц. Пролетают над могилой и гадят! Но я держу себя с ними корректно – через проделанное мною отверстие ругательствами в птичек не харкаю. С выставленным зонтом цыкаю сквозь зубы гнилую слюну.
Погребной. Скачок наружу совершить не намереваешься?
Чургонцев. А меня разве кто-то ждет? Кого я сегодня увижу в моей съемной квартире?
Погребной. Организуй в ней пожар и увидишь пожарных. Ты им откроешь? Не решишь, что пусть идет, как идет?
Чургонцев. Я и без них потушу. Носясь в огне, скажу себе на повышенных тонах, что умирать я не желаю! Я в расстроенных чувствах, но смерти мне не надо.
Гамашев. Ты здорово повзрослел.
Чургонцев. Нельзя не признать… после долгих колебаний я постановил для себя, что мне следует жить. За счет честолюбивых замыслов! В инвестиционный холдинг я кладовщиком не наймусь!
Погребной. Тебя приглашают работать в холдинг?
Чургонцев. Мне не к спеху.
Погребной. Ну а зарплата тебя какая светила? Побольше нынешней?
Чургонцев. Изучив мое резюме, мне обещали одно, поговорив со мной в их офисе, озвученное по телефону предложение не подтвердили, я восседал перед ними красный, как рак.
Гамашев. Что-то с давлением?
Чургонцев. Вдобавок к тому, что красный, носом я еще и клевал… собеседование-то в шесть, а мы тут у нас с двух отмечали.
Погребной. Ты о прибавлении в семействе нашего шефа?
Чургонцев. Сын у него. Попробуй только не выпить! А собеседование не перенесешь! Ну вот я к ним и ввалился. Начал бодренько, но потом разморило.
Гамашев. Кем-то крайне неподходящим ты им не показался.
Чургонцев. Конечно…
Гамашев. Взять тебя кладовщиком они ведь согласились.
Чургонцев. Растормошили они меня этим… когда они для верности повторили, и я по пьяной лавочке разразился проклятиями, мне сказали, что вы обдумайте, при всей вашей склонности к напиткам в кладовщики вы нам годитесь, черная кошка между нами из-за ваших выплесков не пробежала… обходительные! А наш шеф – ублюдок! И сын у него ублюдок!
Погребной. Не в браке парнишка рожден?
Чургонцев. Да наверняка! О мальчишке я, ладно, не в теме, но шеф-то мерзавец… подгадал! У меня встреча, для моей карьеры архиважная, а он в именно тогда, видите ли, всех угощает!
Погребной. Пригубил бы для проформы и пошел. И шефа бы не обидел, и сам трезв – надираться-то он тебя не заставлял. Что до меня, я рюмку опрокинул и пораньше к жене, выполняя этим ее установку нигде, даже на работе, при возможности не задерживаться.
Чургонцев. Твоя курица тебя доклюет.
Погребной. Курицей ты ее… при мне не обозначай. Славословия по ее душу я не прошу, но курицу ты исключи.
Гамашев. В китайской культуре курица – символ женщины. Мне это не китаянка из моего цеха поведала. Ученая русская женщина при поджаривании цыпленка упомянула.
Погребной. Секс у тебя с ней был?
Гамашев. Частичный.
Чургонцев. Она его ртом. Хвать-хвать, цап-цап, и медики по кусочкам его член собирали. После первого откусывания возбуждение у тебя не исчезло?
Гамашев. Поперла она на меня действительно ртом, но выходило у нее… тихий ужас. А с кем ей было практиковаться? В мрачном унынии она без всякого мужского вмешательства дожила до сорока семи лет и с остановки троллейбуса, где возле нее я стоял, посмотрела через дорогу и обнимающихся людей высмотрела.
Чургонцев. И, конечно же, завздыхала! А под боком у нее ты!
Гамашев. Ты все романтизируешь. Напротив нас обнимаются, мы томно переглядываемся и тоже туда же… на той стороне улицы громаднейший мужик обхватывал руками узенького юношу.
Погребной. Они родственники.
Гамашев. Родственники друг дружку за задницы не прихватывают.
Погребной. А они за них держались?