Малышев. С нами бы он поступил, как и с остальными, но мы его упросим… по-прежнему быть с нами ангелом.
Денисова. А он им был?
Голос. Я не помню. В чем я показался тебе ангелом?
Малышев. Без вас мы бы друг друга не увидели.
Голос. Сошлись вы у меня. Привез я вас сюда для повышения своей потенции, а способствовал вот чему… приложил руку к такому, что ангелом уже называют. Я порнограф, но я не оспариваю, что жить нужно ради добрых дел…. относительно вас я замыслы, возможно, поменяю.
Денисова. Мы были бы вам ужасно благодарны!
Голос. Творить возвышенное в ущерб низменному – удел сильных. Мужская сила меня покинула, но если я поведу с вами настолько по-божески, она может влиться в меня с неожиданной стороны… по указанию Свыше.
Малышев. Оттуда вас абсолютно точно наградят. За сделанное вами хорошее ничем плохим вам не отплатят.
Голос. Да не должны бы… двери я вам открою. Выйдете из дома – ступайте по дорожке направо. Выберетесь на шоссе, знайте, что в город тоже направо. Я иду открывать.
Денисова. До города машину поймаем?
Малышев. Я оплачу.
Денисова. Милый ты мой…
Малышев. В городе есть, где погулять.
Денисова. Конечно, погуляем. Не сразу же нам сексом заниматься.
Малышев. В принципе, чего нам этот секс…
Денисова. Ничего! Милый ты мой…
Малышев. Девочка ты моя…
Конец.
«Не понимать не возражаю»
Первое действие.
В офисе с хромированной мебелью трое в костюмах пьют пиво: снедаемый неудовлетворенностью Чургонцев, удерживающий хлипкое самодовольство Гамашев и гладкий здоровяк Погребной.
Погребной. Приятное ты пиво принес.
Гамашев. Премиум-класс. Словно бы по рецептуре небесной лаборатории сработано. Ругать его все равно, что богоборствовать.
Погребной. С кем ты сейчас встречаешься-то?
Гамашев. Я не слишком большой знаток женщин, но если я на какую-нибудь из них навалюсь, меня будет не сбросить.
Чургонцев. Но у тебя кто-нибудь есть или ты себя целиком себе посвящаешь?
Гамашев. Ты, Ваня, скоропалительно не суди. Появилась работа с заработком, появится и женщина ей под стать. Вы продолжаете за какие-то слезы вкалывать в этой пресной конторе, а я ушел от вас в никуда, но уже востребован. На супервитамине сижу!
Погребной. В витаминный бизнес тебя занесло?
Гамашев. Функцию супервитамина для меня выполняет мой повысившийся оклад. Когда тебе начинают платить больше, это жизнедеятельность, знаете ли, взбадривает. А занимаюсь я не витаминами. Пошив трикотажа на «Измайловской» контролирую.
Погребной. У вас там фабрика?
Гамашев. Ближе к неофициальному цеху. С системным подходом… что означает нечеловеческий труд в тесноте и без условий, но на современнейшем оборудовании. Трикотажные машины у нас сугубо из Японии.
Чургонцев. А работники китайцы?
Гамашев. Народишко у нас разный… и с островов попадаются. С таких островов, которые я даже не знал, что открыты.
Погребной. Женщин-то полно?
Гамашев. Да сплошные они. К одной кудрявенькой я как-то подхожу и спрашиваю: «Тебе сколько лет?». Двадцать пять, отвечает она. Сколько?! – кричу я. Она говорит, что просто проверяла, внимательно ли я на нее смотрю. Ей оказалось под пятьдесят. Не двадцать пять, не подумайте – двадцатипятилетние у нас на производстве пятидесятилетними не выглядят. Вас занимает, почему я к ней подошел и спросил о ее возрасте? Она не справлялась с полагающимся объемом, и я намеревался подвести ее к самостоятельному осознанию того, что ничто не вечно, удаляться на покой когда-нибудь приходится… я деликатный управляющий. Тончайшие состояния души мне известны не по наслышке. А у вас здесь что происходит? Какие общие впечатления?
Чургонцев. Ад. Вот наши общие впечатления. И мои, и его – общие. В нашей огромнейшей фирме у кого угодно поинтересуйся – любой тебе тоже самое скажет.
Погребной. Помимо руководящего состава.
Чургонцев. На корпоративном небосводе их звезды взошли высоко… а наших чего-то не видать.
Гамашев. Переходите вслед за мной в организацию поменьше. С вашим стажем шестерками вы в ней не будете.
Чургонцев. А что наш стаж? Кем мы были-то? Что десять годов проработай шестеркой, что пятнадцать… нас только шестерками и возьмут.
Погребной. При метании костей шестерка – максимальное число.
Чургонцев. Твоим наблюдением ты в кого из нас успокоение пытаешься внести? В меня или в себя?!
Погребной. Я против криков… я за свободу предпринимательства. Соображаешь – заколачиваешь. Кто смышленей, тот и успешней. Наши боссы хозяйничают над нами, Борис рулит в его трикотажном цеху, я думаю, и нам с тобой поднапрячь ум вполне бы время. Что пропитанное жидкостью не загорится без другой жидкости? Мокрое сено без бензина.
Чургонцев. В торговлю крупными партиями бензина нам не влиться. А торговать по-мелкому – это бензоколонка… если бы не разливать, а заведовать, я бы призадумался. Что-то конкретное у тебя для меня есть?
Погребной. В ничтожном количестве.
Чургонцев. Ну, ты говори, не скрывай, что там у тебя. Где твоя бензоколонка?
Погребной. На выезде в Тверскую область. Но ты разумей вот что – на парчовой подушечке тебе ключик от нее не поднесут. Тебе следует ехать и кому надо доказывать, что ты им подойдешь. Кто с тобой будет говорить, о чем тебя будут расспрашивать, я не в курсе. Человек, занимавший интересующую тебя должность, дела сдал, но нашли ли ему замену, до сих пор ли ищут… с той работы он уехал отчаявшимся.
Чургонцев. А он кто?
Погребной. Стабильный середняк. Учился на ветеринара. Отложил диплом и пошел в бизнес. Вступил в бой за сверхприбыли. Вышел из боя покалеченным.
Гамашев. Голову проломили?