Гибрид Игл-Пиг

Гамашев. Разминали… неприкрыто.

Погребной. Чудовищно…

Гамашев. Ганимед, промолвила она. Чего? – спросил я. «Царевич Ганимед, сказала она. Бог Зевс похитил фригийского царевича Ганимеда и с ним сношался. Простите за пошлое слово». Ничего, пробормотал я. Кто из нас чем-то таким не развлекается? Я, ответила она. Сказала и тяжело задышала.

Погребной. Похотливо?

Гамашев. Да…

Чургонцев. Это она для создания образа. Будто бы она нестерпимо изголодалась! При том, что у нее и дня без случайных спариваний не проходит.

Гамашев. Столько со всеми спать и ничему не научиться?

Чургонцев. Своей мнимой неопытностью она затуманивала то, какова она в реальности. Для последующего установления сердечных отношений – с непотребной бабой ты бы в них не вступил, а воздать дань уважения, а затем и любви, женщине обделенной, ты по ее расчетам горазд. Войти в ее портал она дозволила тебе тем же вечером?

Гамашев. Она не ломалась.

Погребной. За соски ты ее ласкал?

Гамашев. Оттягивал их сантиметров на семьдесят. Дело делалось! Подо мной она вскрикнула, извинилась, прошептала: «Festina lente», пояснила, что это значит: поспешай медленно; когда я после пары спадов снова был приблизительно в середине набора высоты, она промолвила, что от обязательств перед ней я теперь несвободен.

Погребной. Нашла, когда сказать.

Гамашев. Я, разумеется, сник и начатое не докончил. Не тигр ты, процедила она, не уссурийский – если и уссурийский, то уссурийский когтистый тритон. Царапина у меня от тебя на плече. Лямку от платья ты сдернул неаккуратно. Лишь в этом свою страстность и проявил.

Чургонцев. Плечо-то у нее толстое?

Гамашев. Она булочка. Но не белая, а серая – из второсортной муки. Но меня от нее не рвало.

Погребной. А с чего бы тебя так-то?

Гамашев. Не получив удовлетворения, она принялась себя принижать. Говорить, что она безобразная, давление в мужских котлах не удерживающая, вылей на меня, прокричала она, ведро твоей блевотины, и я скажу тебе: «Вот это да! Вот это жизнь! Могла ли я в детстве подумать, что жизнь мне подобное подстроит?!».

Погребной. Нежно ты на нее не взглянул?

Гамашев. Она к стене от меня отворотилась. И сестрой медузы Горгоны назвалась. У Горгоны, по ее разъяснению, было две сестры – Горгона смертная, сестры нет. Но столь же страшные. Я лежал рядом с ней и раздумывал на тем, чем бы мне ее утешить и сообразил, что я могу привести ей доказательство того, что Горгоне она не сестра.

Чургонцев. Ее сестры бессмертны.

Гамашев. Мой план ты ухватил. Но осуществлять его бессмысленно.

Чургонцев. Ну, естественно. Если бы ты ее прикончил, ты бы доказал, что она не бессмертна и, следовательно, Горгоне она не сестра, но мертвой-то что докажешь? А доказывать ты собирался не кому-то, а ей.

Гамашев. Нуждающейся в воодушевлении, в подбадривании… не в ударе чем-то железным по черепу. Она небезупречна, но цыпленка она мне приготовила. А я ей не праздник устроил, а язык показал… в Китае высунутый язык означает угрозу. Еще будучи в приподнятости, она хохотала и его шуточно высовывала – когда я притронулся к цыпленку и ощутил, что специями он напичкан. Она рассказала об их возбуждающих свойствах, высунула язык, сказала, что Китай, язык, угроза. Объедаться ее цыпленком я был не склонен.

Погребной. По вкусу не пришелся?

Гамашев. Для меня островат.

Чургонцев. Соизволь ты помучиться, но съесть, втертые в цыпленка возбудители тебя бы оглушили, ослепили, и ты бы повалился на ту женщину бездумной машиной, в слепоте и глухоте ее бы пронзал, твоя ладонь легла бы ей на лицо – не пасть женщине заткнуть, а чтобы по шевелению ее губ убедиться в том, что она не отмалчивается. Губы дергаются, мышцы лица сокращаются, благодаря ладони на ее лице ты это улавливаешь, действие специй не прекращается двадцать минут, тридцать, идет второй час, и губы шевелятся активней, сокращение лицевых мышц все резче… напрашивается допущение, что она уже не от удовольствия вопит, а о пощаде тебя молит.

Гамашев. Жанр твоего повествования – невеселая сексуальная сказка.

Чургонцев. Художественно я не одарен, однако и меня прорывает. Ладонь на губах… есть специалисты, которые умеют читать по губам. Но глазами! А на ощупь?

Гамашев. Поместив пальцы на чьи-то губы?

Чургонцев. Да. Под силу ли кому-нибудь определить, о чем говорит тот, чьи шевелящиеся губы находятся у него под пальцами?

Погребной. А уши?

Чургонцев. Какие уши?

Погребной. Уши специалиста. Если в уши ему ничего не вставить, он будет слышать, о чем ему говорят.

Чургонцев. Можно дать указание говорить про себя.

Погребной. При разговоре не вслух движения губ куда слабее. Нет, разговаривая про себя, содержательно не выскажешься. Я с женой сегодня попробую… прикрою ладонью ей рот и попрошу ее беззвучно мне сказать, кто же я для нее. Пуп земли? По вибрациям губ, похоже, выходит что он…

Чургонцев. Очевидность недостаточная.

Погребной. Смотрит она на меня преданно. Советуете не обольщаться?

Гамашев. В напряжении она тебя еще подержит. О предмете ее воздыханий она тебе когда-либо не проговаривалась? Если он кто-то из телевизора, тебе тревожиться незачем.

Погребной. Вороша прошлое, я вспоминаю фильм о море…

Чургонцев. С раздувшимися трупами?

Погребной. Они-то в кадре не плавали, а рельефный актеришко бронзовым телом волны пенил. Втыкался в них без доски. Картина, по-моему, американская.

Гамашев. Для какой возрастной группы?

Погребной. Отрываний голов в ней не происходило. Эпизод с инцестом присутствовал, но решен он был драматично – случившееся под покровом ночи в узкой постели никому не понравилось.

Чургонцев. Ни персонажам, ни зрителям?

Погребной. В заброшенную прибрежную хижину вселился старшеклассник. К нему с уговорами не уходить из школы приехала его родная тетя. Покоя она ему не давала, и он задумал ее вытолкать. Толкнул ее в грудь – она повалилась. Взметнула ноги! Он и груди коснулся, и между ног чего-то углядел – наклонился к ней уже на взводе, но основным у него беспокойство о ее здоровье было. Поведи себя она взвешенно, он бы одежду на ней не порвал.

Чургонцев. Тетя взглянула на него плотоядно?

Погребной. Сошлось несколько факторов…

Гамашев. Твоей жене он приглянулся до его совокупления с тетей или после?

Погребной. До. Укажи она мне на его симпатичность после, это бы оказалось для меня за пределами разумного.

Чургонцев. С Ларисой мы как-то пошли в кино и попали на боевик. Меня события в нем грешным делом увлекли, ну а она вся избурчалась. Что за дурацкий сюжет, какие глупые диалоги… я ей сказал, что если тебе неинтересно, ты можешь у меня пососать.