Однажды в Челябинске. Книга первая

– Четверть часа тебе.

– Я туда и обратно, – устремился к лестнице Брадобреев.

– Куртку надеть не забудь, – крикнул я вдогонку.

***

Брадобреев шустро лазил по отделам ближайшего продуктового магазина, зная наперед, что именно ему необходимо и в каком количестве, буквально сметая с полок нужные товары и обгоняя прочих неповоротливых покупателей. Уверенно управляясь с тележкой, Паша продвигался к кассам. По уже отработанной схеме закон подлости поместил его в самую медленную очередь. Паренек нервно топтался на месте, оглядывался по сторонам и невольно пытался подгонять стоящих впереди. Соседняя очередь, что подлиннее, конечно же, двигалась быстрее.

Паша спешил, поэтому стремился поскорее расплатиться, загрузить покупки в пакеты, вернуться в общагу, припрятать все и при этом не спалиться.

– Вам 18 лет есть? – пробивая пиво, спросила кассирша птичьим голосочком чисто для протокола – она даже не взглянула на Пашу.

– Уже давно, – уверенно ответил Брадобреев с нотками недовольства в голосе (якобы от очевидности возраста). По внешности навскидку и не скажешь. Впрочем, людям вокруг это безразлично.

«По-хорошему, конечно, – думал Брадобреев, – прижучивать бы таких, как я. Но все тут думают только о себе. Рот лишний раз не раскроют – себе дороже выйдет».

Увлекшись фасовкой купленного по пакетам, Брадобреев совершенно не обратил внимания, как на него удивленно пялится магазинная уборщица. Женщина в тот момент, кажется, напрочь позабыла о своих обязанностях, а именно о неэффективном и бесцельном размазывании уличной грязи и растаявшего снега по полу торгового зала. Стоило начисто вымыть, как через секунду в магазин зайдут новые покупатели и натопчут снова. Уборщица выглядела так, словно узрела перед собой призрака: вытаращила глаза, раскрыла рот, побледнела, выпустила швабру из рук. Та упала на пол, вытолкнув тряпку из ведра с черной водой. О своем орудии труда она больше не помнила, как и о магазине, о робе уборщицы, о низкооплачиваемой работе и вообще об отсутствии каких-нибудь радостей и перспектив в жизни.

Бабенка внезапно сорвалась с места, выбежала из лабиринта полок и стеллажей с овощами и фруктами, растолкала посетителей на входе и с криком бросилась за кудрявым пареньком, который тащил два толстых пакета в сторону гостиницы по узкой тропинке. Она неслась прочь… на улицу… на трескучий отрезвляющий мороз… без накидки… под недоумение пожилого охранника и кассиров. Она издала истерично-жалобный крик. Крик отчаявшейся женщины, желающей разом выплеснуть наружу все томившиеся чувства. Неужто помешалась?

– Гриша! Постой, Гриша-а-а!!! – в слезах вопила уборщица.

Брадобреев спокойно семенил дальше. Уборщица, не чувствуя холода, упорно преследовала его, не уставая звать:

– Гриша! Гришенька, подожди! Не уходи от меня! Только не сейчас, Господи, – задыхаясь, приговаривала она.

Паша ничего не замечал: звали там за спиной какого-то Гришу. Каково же было удивление хоккеиста, когда плачущая и всхлипывающая тетка из магазина нагнала его и прикоснулась костлявыми пальцами к атлетичной спине спортсмена. От этого Паша вздрогнул, развернулся, чуть не прописав обидчику хук с правой, и увидел перед собой измученную дамочку с совершенно неадекватным взглядом, устремленным прямо на него.

– Ты чего, мать?! – проронил он.

У тетки подкосились ноги. Павлик двумя руками поймал женщину, умудрившись удержать и пакеты. С какой же надеждой и одновременно с разочарованием та взглянула на хоккеиста. Брадобреев растерянно посмотрел на нее, не зная, что предпринять. Пашу удивило, какая же она легкая – как пушинка. А какие же у нее измотанные и заплаканные глаза, осунувшееся лицо, тоненькие волосы, сухие и ледяные руки, обветренные губы. Она явно выглядит старше своего возраста. Измучена жизнью и немощна не по годам. «Сама себя довела? Или так вышло?»

– Гриша, Гриша, – продолжала молвить в забытьи она.

– Меня Паша зовут, – улыбнулся Брадобреев.

– Ох… Как же ты похож на него…

– На кого? – спросил Павлик, отчего женщина вздрогнула и залилась горькими слезами. Аккуратно приобняв ее, Брадобреев поставил тетку на ноги. – Может, помощь какая нужна? – учтиво поинтересовался он.

– Да какая тут помощь, – оправившись, угрюмо ответила она. – Его нет. И уже не вернешь, – она смахнула слезы.

– Соболезную, – все понял Пашка.

– Оксана! Ты куда с рабочего места подевалась?! – администратор магазина бежала в их сторону: особа в красной безрукавке явно злобная, строгая и пренеприятная.

Заплаканная дамочка взяла себя в руки и ощетинилась:

– Я имею право на технический перерыв, – злоба так и перла из нее.

– Ну-ка быстро возвращайся и домывай. Я уже сыта по горло твоими перерывами, – ругалась администратор, – и твоими срывами.

– Сейчас вернусь, – огрызнулась женщина. – Покурю только.

– Понабрали…

Уборщица и администратор, позабыв про Пашку, зашагали обратно, обмениваясь взаимными упреками. Хоккеист пожал плечами, убедился, что пивные бутылки не пострадали, и продолжил путь. А потом подумал и сунул их под куртку – те приятно охлаждали разгоряченный от спешки стан.

Тем временем в магазине уборщица Оксана, не сбавляя крейсерской скорости, пролетела мимо ведра со шваброй и мимо витрины с водкой, стащив оттуда первую попавшуюся бутылку. Женщина через склад выскочила на разгрузочную площадку на заднем дворе, где залпом глотнула из бутылки, сколько сдюжила, и со всего маху разбила ее об стенку. Уселась на автоматический подъемник для ящиков и закурила в затяг. Закашлялась и зарыдала, вспомнив о пережитом горе. Теперь по-настоящему, навзрыд. А грузчики и кладовщики вокруг спокойно продолжали работать.

***

Подходя к общежитию и прижимая руки к бокам, дабы бутылки не выскользнули из-под куртки, Паша Брадобреев приметил фигуру, быстро идущую навстречу. Пашка думал юркнуть в общагу, но так можно вызвать лишние подозрения.

Я с недовольной гримасой резво шагал со стороны другого продуктового супермаркета. Павел прятал пиво под курткой – я же укрывал под курткой иное.

Мы встретились.

– Вау, Петь, – такого Павлик точно не ожидал увидеть, – что это у тебя?

– Не твое собачье дело, – огрызнулся я.

– Но оно явно собачье, так?

Брадобреев подошел ближе, чтобы посмотреть на сидящую за подолом моей куртки миниатюрную собачку породы той-терьер. Она вся тряслась и скулила, но явно пригрелась за пазухой у помощника тренера.

– У кого псину отжал? Ути-пути! – хотел было погладить собачонку Брадобреев, но я не позволил.

– Пакеты показывай, умник, – распорядился я.

– Петь, что за паранойя?

– Давай быстрее, – потребовал я, убежденный, что сейчас разоблачу его и найду что-нибудь запрещенное. Явно такое было и у Митяева во вчерашнем бауле, а я просто не проявил должной настойчивости.

Пошарив по пакетам, я опять остался с носом.

– Вы что-то скрываете от меня, – заявил я.

– Учись уже верить людям. Или будешь шманать меня? Учти, – предупредил Брадобреев, – я сразу прописываю в торец тем, кто тянет ко мне свои шаловливые ручонки.

– Возвращайся в свой номер. В темпе.

«Я явно что-то упускаю», – думалось мне, когда я смотрел в сторону уходящего 55-го номера. Еще я приметил, что к входной двери общежития идет и мелкий озлобленный блондинчик в шмотках дворового хулигана. Переведя взгляд на собачку, я решил закончить ранее начатое дело. А то еще уделает мне одежду со страху. Кто ж ее знает?

Я пошел в противоположную от общежития сторону. Внутри ведь остался Степанчук, который, в случае чего, сможет усмирить ораву хоккеистов. Лишние полчаса моего отсутствия ничего не решат: «Чем я рискую? Да ничем».

Сосредоточившись на том, как бы ни рухнуть больным местом на лед и ни раздавить миниатюрную псину, я не приметил медленно проехавшее мимо такси. У общежития из него с важным видом вышел парень, вытащив с заднего сиденья (с характерным стеклянным звоном) квадратную коробку белого цвета. Приехал Данил Озеров.