Однажды в Челябинске. Книга первая

– Ну и денек, – отвлеченно произнес Сергей Соловьев.

Спустя пару минут все немного остыли. Бречкин сидел на полу, прижавшись спиной к стене и вытирая тыльной стороной ладони кровь из носа.

– Живые остались. Уже хорошо, – заметил Зеленцов.

– Удивляюсь я с тебя, – истерично отметил Филиппов. – Что бы ты сказал, если б оказался на моем месте?

– Не знаю, как вы, но я просто в ауте от всего этого, – произнес Малкин.

– Напоминаю, пока что это все сугубо между нами, – сказал я, удивляясь, как на такой шум не слетелась половина общаги, включая коменданта и тренера.

Остыл и Митяев. Хотя многие сейчас хотели по очереди сделать из Бречкина котлету. Хотя этот медведь мог сопротивляться и с десятью пулями в брюхе.

– Извинись хотя бы, – потребовал Арсений.

– Выкусите, – поднялся Бречкин, чтобы пройти к умывальнику. – Может, им еще и отсосать, а?!

– Гребаный дурдом! – не сдержался Чибриков.

Богатыреву и Смурину теперь как-то не по себе ночевать в одном помещении с Бречкиным. Все отныне вели себя очень настороженно по отношению к нему. А в Антоне бурлило такое негодование, что мысли о плече ненадолго покинули его.

– Игра развалилась. Два человека пострадали. А у него даже духу не хватает покаяться, – не унимался я. – Он неисправим, – отказ Бречкина признать вину чуть не заставил меня дать законный ход столь вопиющему делу. Мало ему не покажется – все против него.

– Отстань от него – пусть проветрится, – попросил меня Волчин.

Ко мне подошел Арсений и отвел меня в сторонку. На лестничной клетке у нас состоялся разговор.

– Есть просьба, – начал Арс.

– Какая?

– Не нужно о Лехе распространяться. Особенно Степанчуку.

– Ты шутишь? – опешил я.

– Какие уж тут шутки, – с сожалением ответил Арсений.

– Сеня, дружище, после вашего конфликта на льду он бы взял твои коньки. Только вообрази, что бы произошло?

– Я не такой растяпа, как Филиппов. Я все проверяю.

– Бречкин нашел бы другой способ унизить тебя. Или еще чего похуже – поломать. У него отлично получается. Его надо остановить. К тому же я мог все предотвратить, но промолчал. В молчании нет ничего хорошего.

– Знаешь, почему мы повздорили с ним?

– Предполагаю.

– Я защищал тебя. Ты хороший человек, хотя и ведешь себя порой как идиот, – признался Митяев. – Сейчас я защищаю перед тобой Леху. Да, он вспыльчивый, но все же отличный товарищ, который любому моему обидчику башку снесет.

– Арс, он плюнул тебе в лицо, – пытался образумить Митяева я.

– У каждого свои недостатки.

– Мне очень хочется смешать его с грязью. Но я не стану. Так уж и быть, – я взглянул на Арсения. – Надеюсь, вы найдете способ пристыдить его сами.

– Разберемся.

– Но если я сейчас вернусь в холл, а он опустит тумбочку мне на голову или сломает Филиппову вторую руку, это будет на твоей совести.

– Не будет он этого делать. Я с ним поговорю. Может, поменяюсь комнатами со Смуриным или Богатыревым.

– Ты ему пару минут назад по носу съездил, – напомнил я.

– Поверь, Петь, это ничего не значит, – произнес Митяев. Я, наверное, никогда этого не пойму. – Пойдем.

Пятница медленно клонилась к завершению. В общаге прибавилось людей. За окном постепенно наступал очередной холодный декабрьский вечер.

– И с чего он дьявол? Вон они как мило общались, – недоумевала Света, поднимаясь с Амирой по лестнице.

– Пацаны часто любят преувеличивать, чего еще сказать, – заявила Амира.

Девчонки поднялись на пятый этаж, где отчетливо услышали мой голос.

– Я с вас всех глаз не спущу! – я намеревался обеспечить беспрекословное исполнение тренерского приказа – хоккеисты реально могли подохнуть со скуки.

– Зачем нас так сторожить? Мы уже не дети, в конце концов, – возмутился Богдан Чибриков.

– А ведете себя как младенцы. Я ни в коем случае не препятствую. Вам никто не мешает взрослеть, набираться сил, опыта и мастерства, но мне кажется, что вы далеко не все спецзаказ природы. Если хотите быть победителями по жизни, нужно чем-то жертвовать. А спортивные достижения – это сплошные жертвы и испытания, постоянное преодоление… себя в первую очередь. Если вас не ограничивать, вы расслабитесь, распуститесь и не сможете настроиться на плодотворную работу и обязательно наделаете глупостей. И то, и другое потенциально может привести к неминуемому краху на пути к цели. Нынче у каждого из вас ответственный год, и ваши результаты, в том числе и личные, под пристальным вниманием – кто лучше, тот и на коне, кто хуже, тот пешком, а кто-то вообще без ног останется. Дабы вы уяснили, что нужно поднапрячься, я, собственно, здесь и тружусь, стимулирую вас на свершения. Не даю дурью маяться, так сказать. Клуб следит за многими из вас – от каждого шага зависит ваша будущая карьера. Все вы мечтаете о славе, богатстве, достойной команде, великих результатах, а этого очень трудно достичь, пиная воздух и отмахиваясь от лишних нагрузок, верно? Чем больше испытаний сейчас, тем легче будет адаптироваться потом. Еще спасибо скажете. Не спорю, что у вас сейчас период такой, когда хочется погулять, повеселиться, побухать. Но вы не должны забывать, что все, вашими трудами построенное, в один миг можно и разрушить. Все вокруг отвлекает: клубы, гулянки, девчонки. Как тут думать о тренировках, правда? А я ваш надежный и постоянный пенок под зад.

– Тебе бы тоже дурью помаяться хоть раз, – предложил Кошкарский. – В этом тоже есть смысл.

– Смысл сейчас в том, чтобы каждый из вас провел работу над ошибками и, не дай бог, не нарушил запрет. Завтра нужен реванш.

– Нельзя всегда быть на службе, – тихо вторил Степе Филиппов.

Антон сидел на диване в холле, грустно уставившись в экран телефона. Я подошел к нему.

– Как ты?

– Бывало и лучше. Скажи, зачем нужно было все это выносить?

– А ты хотел разделаться с ним как-то иначе? Общественное порицание сделает свое дело.

– Значит, личная месть? – задумался Филиппов.

– Да. А чего хотел ты?

– Поговорить с ним один на один.