И он нахально засмеялся.
– Тс!.. – остановила его Тася. – Пожалуйста, тише… Я и сказала… Все это не то.
Тася встала и в волнении прошлась по гостиной. В первый раз будет она вслух высказывать свои планы… Не нужно ей одобрения Ники. Но необходима его поддержка.
С таким братом ей тяжелее, чем с посторонним, делиться самой горячей мечтой. Точно она собирается оторвать от сердца кусок и бросить его на съедение.
XII
– Когда же ты разрешишься? – цинически спросил брат.
– Вот что, Ника. В двух словах…
Тася встала перед ним. Ямочки пропали с ее щек, грудь высоко поднималась. Волосы падали ей на лоб.
– Говори скорей!
– Вот видишь… Партии я не сделаю. Выезжать не на что. Женихов у меня нет.
– А этот… в очках…
– Кто? Пирожков?
– Ну да.
– Никогда он на мне не женится. Он так и останется холостяком… Да я и не думаю о замужестве. У меня другое призвание…
– Призвание… туда же!..
– Да. Не смейся, Ника, прошу тебя.
Щеки Таси горели.
– Не томи и ты!
– Моя дорога – театр. Ты меня не знаешь. Для тебя это новость. Не возражай мне, сделай милость. Отец не станет упираться, если ты меня поддержишь.
– Я?
– Ты должен меня поддержать. Не для одной себя я это делаю. Еще год – и отец, мать, бабушка, Фелицата Матвеевна – нищие, на улице…
– А ты их спасать будешь?
– Не смейся, Ника, умоляю тебя. Я не воображаю о себе ничего… Ты меня не знаешь. Я не говорю тебе, что у меня огромный талант. Сначала надо увериться, а для того, чтобы знать наверно, надо учиться, готовиться.
– Connu [71 - Знакомо (фр.).].
– На это надо средства. И, главное, время… Вот я и подумала… Год должна я быть свободнее… Только год… И ходить в консерваторию… или брать уроки. А как я могу? Около maman никого. Необходимо будет взять кого-нибудь… компаньонку или бонну, сиделку, что ли… Пойми, я не отказываюсь! Но ведь время идет. А через год я могу быть на дороге.
– Quelle idеe!.. [72 - Что за идея!.. (фр.).] В статистки?..
– Ты не можешь так говорить. Ника. Наконец, я прямо тебе скажу: тебе ведь все равно. Ты нас не жалеешь… Сделай раз в жизни хорошее дело…
Голос ее возвышался. Брат крякнул совершенно так, как отец, и затянулся.
– Говори толком!
– Ты играешь…
Она бросила быстрый взгляд на бумажник.
– Ну так что ж?
– И сегодня выиграл, я вижу… Не хочу я у тебя выпрашивать. Дай мне взаймы…
– Без отдачи?
– Нет, я серьезно. Не обижай меня. Взаймы дай, вот сейчас – и больше у тебя в течение года никто не попросит. Ни мать, ни отец, я тебе ручаюсь.
– Да я и не дам. Не разорваться же мне!
Тася глядела все на бумажник. Оттуда выставлялись края радужных бумажек. Батюшки! Сколько денег! Тут не одна тысяча. И все это взято в карты, даром, все равно что вынуто из кармана. Да и как выиграно? Ведь брата ее и за карты тоже попросили выйти из полка.
– Да, да, – говорила она, схватив его за руки, – я знаю… Ты не давай отцу… Они уйдут зря… Не можешь на год, дай на полгода. Только на полгода, Ника. До лета. Взять сиделку на те часы, когда меня нет. Консерватория или уроки… на все это… я сосчитала… не больше как сто пятьдесят рублей. Расход на лекарство… доктора. Дай хоть по сту рублей на месяц, Ника! Через полгода я буду знать…
– Что тебе не следовало заниматься глупостями.
– Ну да, ну да, – почти со слезами повторила Тася и просительными глазами смотрела в широкое лоснящееся лицо брата. – Положись на меня, Ника. Я прошу взаймы. Меня не обманывает мое чувство.
– Тру-ля-ля! чувство!
– Ну, назови, как хочешь… Больше ничего не придумаешь… Ведь не пустишь же ты наших стариков по миру… На Петю надежда плохая. Лучше не будет? Согласен?..
Брат лениво усмехнулся. Он был действительно в солидном выигрыше, забастовал круто после того, как загреб куш.
– Bonnet blanc, blanc bonnet… [73 - Что в лоб, что по лбу… (фр.).] Только я родителю ничего не дам, – сказал он и взял в руки бумажник. – И тебе загорелось сейчас же?
– Можешь проиграть, Ника!
– И то правда! Смекалка у тебя есть.
Он вынул из бумажника пачку пожиже.
– Счастлив твой Бог, девчурка, бери… Не считаю…
Но он отлично знал, что в пачке всего семьсот рублей.
Тася припала к его плечу и разрыдалась.