Они перешли в последнюю залу, перед площадкой. Здесь по стульям сидели группы дам, простывали от жары хор и большой залы. Разъезд шел туго. Только половина публики отплыла книзу, другая половина ждала или "делала салон". Всем хотелось говорить. Мужчины перебегали от одной группы к другой.
– Хотите присесть? – спросил Палтусов.
– Нет, здесь на виду очень.
– Все боитесь?
– Ах, Андрей Дмитрич, – выговорила она полушепотом, – вы во мне еще долго не выкурите… купчихи.
– Да и не нужно.
– Ой ли? – вырвалось у нее.
И она довольно громко засмеялась. Они вышли уже на площадку. Палтусов отвел ее в сторону, направо.
– Надо подождать немного, – сказал он, указывая на толпу.
XXIV
– Аннушка, здравствуй! – поздоровалась с Анной Серафимовной Рогожина и стала перед ними.
Муж накинул ей на плечи голубую мантилью, после чего подбежал к Станицыной и низко с ней раскланялся.
Палтусову Рогожина подмигнула. Этот взгляд, говоривший: "Вот ты куда подбираешься!", схватила Анна Серафимовна и внутренне съежилась. Она отдернула наполовину руку, которую держал Палтусов.
– Здравствуй, – выговорила она степенным тоном.
– Искала тебя по всей зале… Ты что же это на твоем месте не сидишь, а?
– Не люблю… Очень жарко и к музыке близко.
– Ну, вот что, голубчик… У меня пляс в среду на масленице… Тебя бы и звать не следовало… Глаз не кажешь. Вот и этот молодчик тоже. Скрывается где-то. – Рогожина во второй раз подмигнула. – Пожалуйста, милая. Вся губерния пойдет писать. Маменек не будет… Только одни хорошенькие… А у кого это место не ладно, – она обвела лицо, – те высокого полета!…
– Вот как, – кончиком губ выговорила Анна Серафимовна. Тон Рогожиной ее коробил.
– Будешь?
– Плохая я танцорка… – начала было Анна Серафимовна.
– Нет-с, нет-с, – вмешался муж Рогожиной, – это никак невозможно. Людмилочка говорит истинную правду: одни только хорошенькие будут. Вам никак нельзя отказаться.
– Не мешайся! – крикнула Рогожина. Станицына покраснела.
К ним подошел приезжий генерал, совсем белый, с золотыми аксельбантами. Он весь вечер любезничал с Рогожиной.
– А! – заговорил он, обращаясь к Рогожиной, – здесь салон… Esprit d'escalier… [158 - Запоздалое остроумие… (фр.).]
– Так будете, князь? – Рогожина повернулась к нему и взяла его за обшлаг рукава.
– Непременно…
– Прощай! – сказала Рогожина Анне Серафимовне. – Пойдемте, князь.
Она увела старичка.
– Бой-баба стала моя Людмила Петровна! – заметил Палтусов.
– Ваша? – переспросила Станицына.
– Я ведь ее еще девушкой знал… Мы с ней даже на "ты" были одно время.
– У ней это скоро… А как вы скажете, Андрей Дмитрич… Хорошо ли такой быть, как она?
– В каком смысле?
– Так со всеми обходиться?
– Видите, хорошо… Все к ней ездят… Вся Москва будет… Вот увидите… Только вы-то будьте…
– Буду, – тихо и полузакрыв глаза выговорила она.
Палтусов проводил ее вниз, отыскал ее человека и сам надел на нее шубу. В пуховом белом платке Анна Серафимовна была еще красивее.
Он на нее засмотрелся.
– А ваша Тася! – сказала она ему у дверей вторых сеней. – Когда же ко мне?
– Послезавтра.
– Жду.
Еще раз кивнула она ему головой и пошла, кутаясь в песцовую шубу.
У прилавков, где выдавали платье, давка еще не прекратилась. Из дверей врывался холодный воздух. Палтусов рассудил подняться опять наверх.
С площадки, где зеркало, он увидал наверху, у перил, Нетова. Евлампий Григорьевич стоял, нагнувшись над перилами, и смотрел вниз. Его лицо поразило Палтусова. Он не видал его больше недели. Нетов в последний раз, как они виделись, был возбужден, говорил все о каких-то "предателях", просил прослушать статью, составленную им для напечатания отдельной брошюрой, где он высказывает свои "правила". К этому человеку он чувствует жалость. Прибрать его к рукам очень легко, но как-то совестно. Упускать из рук тоже не следовало.
Нетов спустился на площадку. Он шел, глядя разбегающимися глазами. Шляпа сидела на затылке. Фигура была глупая.
– Евлампий Григорьевич! – окликнул его Палтусов.
– А-а!.. Это вы!
Он точно с трудом узнал Палтусова, но сейчас же подошел, взял за руку и отвел в угол.
– Когда ко мне? – шепнул он таинственно.
– Когда прикажете, – ответил Палтусов, поглядывая на него вопросительно.