Китай-город

– Марья Орестовна? – первый спросил Палтусов и подал руку.

– Моя сестра скончалась вчера в ночь…

В голосе не слышно было слез, но глаза тревожно смотрели на Палтусова.

– Вчера ночью? – переспросил Палтусов и подался назад.

Он забыл попросить гостя сесть, но тотчас же спохватился.

– Прошу, – указал он Леденщикову на кресло у стола.

В один миг сообразил он, зачем тот приехал и что отвечать ему.

– Monsieur Палтусов, – начал Леденщиков. – Но она сообщила мне еще задолго до кончины, что вы заведовали ее делами.

– Точно так, – сухо ответил Палтусов.

– Состояние, предоставленное ей мужем, все было, сколько мне известно, в бумагах?

– В бумагах.

"Не тяни, животное!" – выбранился про себя Палтусов.

– Так вот я бы и просил вас покорнейше привести в известность всю наличную сумму. Она должна быть в пятьсот тысяч капитала. Я обращаюсь к вам как брат и наследник… за выделом четвертой части Евлампию Григорьевичу…

Леденщиков переложил шляпу – и она уже была с крепом – с правого колена на левое.

Палтусов сделал несколько шагов в угол комнаты и вернулся. Лицо его оставалось бледным.

– Очень хорошо-с, – заговорил он глуше обыкновенного. – Но вы, вероятно, знаете, что сестра ваша поручила мне свой капитал в полное распоряжение?

– Я имею копию с доверенности.

– Поэтому часть этих денег находится… как бы вам это сказать… в обороте…

– В каком обороте? – уже с явной боязнью в голосе спросил Леденщиков.

– В обороте, – повторил Палтусов.

– Вы отдали их под залог? В таком случае у вас есть закладная или другие документы.

– Словом, – перебил его Палтусов, – сто тысяч рублей, даже несколько больше, я не могу реализовать сейчас же.

– Но я вас не понимаю, monsieur Палтусов, – более сладким тоном начал Леденщиков. – Эти деньги должны же быть где-нибудь… Как вы ими распоряжались в интересах вашей доверительницы, я не знаю, но они должны быть налицо.

– Я прошу вас дать мне сроку несколько дней, неделю. Ведь я же не мог предвидеть внезапной кончины вашей сестры.

– Мы вам несколько раз телеграфировали.

– Я сам заболел в Петербурге.

– Но, cher monsieur Палтусов, я ведь не требую, чтобы вы мне сию минуту выложили весь капитал Мари. Он в банке, в бумагах… это само собой понимается… Но надо привести в известность сейчас же.

– К чему? – возразил более спокойным, деловым тоном Палтусов. – Ваша сестра умерла без завещания. Вы и муж ее – наследники… Известно, что я занимался ее делами… Мировой судья будет действовать охранительным порядком.

– Но почему же этого не сделать просто, домашним образом? Вы пожалуете к нам и привезете все эти ценности.

– Да, конечно, но я прошу вас дать мне срок.

– Срок? – Губы Леденщикова начали бледнеть.

– Я распоряжался самостоятельно.

– Да-с, monsieur Палтусов, – перебил Леденщиков и встал, – но я должен вас предупредить, что если вам не угодно будет до вечера послезавтра пожаловать к нам со всеми документами… я должен буду…

– Хорошо-с, – сухо отрезал Палтусов.

– Послезавтра, – повторил Леденщиков и подал Палтусову руку.

К передней он отретировался задом. Палтусов проводил его до дверей.

Кровь сразу прилила к его лицу, как только он остался один.

Этот глупый и сладкий гостинодворческий дипломат не даст ему передышки… Не даст! Все было у него так хорошо рассчитано. И вдруг смерть Нетовой!.. Просить, каяться перед двумя купчишками?! Никогда!

Надо выиграть время… Будь это не такой купеческий "братец" – они бы столковались… Но тут трусливая алчность: хочется поскорее пощупать свой капитал, свалившийся с неба.

Первый, кто пришел на мысль Палтусову, был Осетров. Вот к нему надо ехать… сию минуту. Если и не будет успеха, то хоть что-нибудь дельное вынесешь из разговора с ним.

"А если он откажет?.." – Палтусов закусил губу, и в глазах его мелькнула решимость особого рода.

Через десять минут он летел к Осетрову.

XIII

Осетров был у себя. Он нанимал целый этаж, на бульваре, в доме разорившихся миллионеров, которым и остался только этот дом. Палтусов не был у него на квартире и не видал его больше трех месяцев.

Он шел за лакеем по высоким комнатам уверенно, но внутри тревога росла. Надо было сохранить на лице выражение деловой и немного светской развязности; надо показать, что с того дня, когда они познакомились в конторе, утекло немало воды в его пользу. Тогда он отрекомендовался как фактотум подрядчика из офицеров; теперь он должен явиться самостоятельной личностью, деловой единицей, действующей на свой страх… С Осетровым он, кажется, умеет говорить, попадать в тон… В его предприятии у него три пая, по тысяче рублей… Со своим пайщиком, хотя бы и на такую малость, не станет тот разыгрывать набоба: слишком он умен для этого, да и сумел давно оценить, что в его пайщике есть кое-что, стоящее и внимания, и поддержки, и доверия…

Слово "доверие" не смутило. Палтусова и в эту минуту. Почему же не доверие? Разве Осетров знает, что сейчас произошло между ним и Леденщиковым?.. Да хоть бы каким-нибудь чудом и догадался? Надо предупредить его, говорить прямо, без утайки, как было дело. Он человек практики… ему постоянно поручались куши чужими людьми, да и воротилой-то он сделался только на одни чужие деньги… Что он такое был? Учитель…

– Пожалуйте-с, – пригласил лакей и остановился перед темной дверью с глубокой амбразурой.

Палтусов не заметил, через какие комнаты прошел до кабинета.

Осетров сидел за письменным столом в такой же позе, как в конторе, когда Палтусов в первый раз явился к нему от Калакуцкого.

Рассматривать обширный кабинет некогда было. Палтусов перешел к делу.