Страшная граница 2000. Часть 3

– Славик! Так родители ни в чём не виновны! Зачем их стрелять? – крикнул я, выглянув из-за дерева.

Ствол автомата, высунувшись из окна, мгновенно уставился на мою глупую наивную голову:

– Петро! Мы с тобой друзья! Но если ты полезешь сюда, застрелю!

– Зачем мне лезть? – усмехнулся я, подходя к окну. – Хочешь, стреляй! Всё равно я собрался после училища в Афган. Там быстрее подстрелят, чем здесь. Так что стреляй! Только в чём тебе-то польза? Ты ж не душман, чтоб русских стрелять.

Славик усмехнулся:

– Не подходи, застрелю!

– Своих стрелять – дурное дело! – вздохнул я тяжко. – Мы вот проезжали на трассе у памятника погибшим казакам. Тогда, в восемнадцатом году, постреляли да порубили казаки своих же станичников. И чё они доказали? Полхутора вашего опустело навсегда!

Славик выглянул в окно, присматриваясь к толпе на улице:

– Ты чаво вспомнил Гражданскую войну?

Не ответив ему, я спросил:

– Славик! А ты тогда, в восемнадцатом, на чьей стороне был бы?

Гаврилов что-то буркнул в ответ и притих. А затем крикнул:

– За настоящих казаков я, за белых! А красные – предатели Дона! Присягу нарушили, перешли к новой власти. Думали, Советская власть земли им побольше даст. Хрен там! Последнее отобрали! Отец Наташки рассказывал, как продотряды последнее зерно по амбарам шарили. Штыками землю тыкали, искали спрятанный хлеб. И расстреливали казаков, которые зерно спасали. А семьи казачьи потом с голоду пухли, умирали! А потом всех загнали в колхоз. Денег не платили, выдавая лишь чуток зерна. На прокорм. А уехать никуда нельзя было, паспортов специально не давали. Как рабы! Вот тебе и красные!

Выслушав гневную контрреволюционную речь Славика, я понял, что стрелять родителей жены он раздумал. Поэтому принялся за разум ревнивого курсанта:

– Славик! Включи логику! У тебя времени очень мало. Из Михайловки едет взвод ВэВэшников. Нам сказали, это такие отморозки, которые не станут с тобой разговаривать. Расстреляют вместе с родителями, и скажут, что так и было. Ещё и виноватым тебя назначат. Скажут, ты убил стариков.

Сделав паузу, я спросил:

– Но есть второй вариант. Сказать?

Гаврилов, не опуская автомата, недоверчиво хмыкнул:

– Давай, бреши!

– Лейтенант Глущенко хочет замять ЧэПэ, чтоб не докладывать командованию. Если ты выходишь, мы садимся в машину и едем в училище. Без последствий для тебя. Думай! Только быстро думай, пока дурные ВэВэшники не приехали!

Ствол автомата уполз внутрь хаты.

А лейтенант, слышавший мои слова, злобно зашипел:

– Ильин! Ты чё там обещал за меня?! Я ничего не обещал! Доложить командованию я обязан!

Повернувшись к нему, я тихонько, чтоб Славик не услыхал, спросил:

– Товарищ лейтенант! Если Славика будут судить, я скажу, чтоб меня тоже арестовали. Скажу, что помог ему бежать с оружием.

Глущенко вытаращил глаза:

– Ты чё, правда организовал побег?

– Конечно, нет! Но я не прощу себе, что обманом выманил друга и заставил сдаться. Я ж обещал, что ничего ему не будет! Так что вместе сядем в тюрьму!

– Твою ни мать! Два дурака! – только и вымолвил взводный.

И тут дверь хаты морозно скрипнула.

Выйдя на крыльцо, Славик отстегнул рожок от автомата и протянул мне «ствол»:

– Ладно, поехали!

глава 13

Сожрет – не сожрет?

Самый важный человек в роте – это каптерщик.

Мне тоже посчастливилось быть таковым.

Хранились в нашей каптерке и чемоданы курсантов.

А в чемоданах находилось, особенно после отпусков или приезда родителей, огромное количество съестных припасов.

А кому перепадало из этих запасов? Правильно, каптерщику!

И вот однажды вечером заходят в каптерку курсанты нашего 4 взвода Гена Руденко и Зиновий Волошин.

Гена – мой земляк из райцентра Даниловка. Он мал ростом, сухощав, спереди несет длинный нос и бульдожьи челюсти. Зиновий – высокий наивный умный интеллигент, никогда не ругающийся матом.

Зиновий открыл свой чемодан и достал страшный для страны дефицит – три большие коробки шоколадных конфет.

Эти дефициты приберегались для всего нашего взвода, чтоб отпраздновать день рождения наивного курсанта.

Тыча пальцем в пузо маленького Гены, Зиновий удивленно молвил:

– Он спорит, что съест все три коробки! Вот врет! Сейчас делаем эксперимент. Сказал, что если проспорит, купит пять коробок!

– Зиновий! Остановись! – вскричал я громко. – Этот бегемот сожрет не только три, а тридцать три коробки! Ты его не знаешь!

Но курсант был очень наивным! Меня он не слышал.

Гена, снисходительно глядя на меня, открыл коробку и раскрыв ворота своей огромной пасти, высыпал туда полкило драгоценных фигурных конфет.

И молча распечатал вторую коробку.

Понимая, что промедление смерти подобно, и через минуту от дефицита останется один лишь запах, я сграбастал четыре конфетины.