Писец подкрался незаметно, в виде помдежа по училищу. И нас потащили на гауптвахту. Разбираться.
– Ладно, бл..дь! Идите на х…, в роту! Лишаетесь, бл..дь, увольнения на полгода! – разобравшись в нашей странной истории, решил батяня-комбат. – Демир, бл..дь, юмуртга!
глава 12
Курсант-ревнивец
– Часовой пропал! – сипло выкрикнул сержант Краюшкин, забегая в караулку военного училища.
– Кто пропал? – поднимая голову от стола и смахивая рукавом шинели кружку с холодным чаем, уставился на него лейтенант Глущенко, наш взводный.
– Курсант Гаврилов! Склад ГэСээМ охранял!
Лейтенант потряс головой, отгоняя предутреннюю дремоту:
– Погоди! Может, поссать куда пошёл?
– Да нет нигде! Везде искали!
Лейтенант испуганно глянул на телефон:
«Докладывать о ЧэПэ? Или подождать? Всё ж таки День Советской Армии, 23 Февраля! „Пришьют“ политическую составляющую! За такое ЧэПэ запросто выпрут в войска! Если, конечно, не посадят. А может, и посадят. Ведь не было, за всю историю училища, такой хрени! Да ещё в главный военный праздник! Твою ни мать!»
Чтобы скрыть испуг, взводный нарочито грубо спросил:
– Что, диверсанты его похитили? Моссад израильский?
– Не похоже! Надо поспрашивать его земляков. Ильин говорил, что скандалил Гаврилов со своей молодой жинкой. Может, в этом причина? Домой побежал разбираться?
Меня, как самого ближнего земляка Гаврилова, тут же подняли с деревянных нар и разбудили нервозными пинками:
– Чё там у Гаврилова с женой?
– В смысле? – тараща сонные глаза, не понял я.
Лейтенант звонко и тонко выкрикнул, переходя на свой обычный нервозный тенор:
– Пропал твой Гаврилов! Говори давай, чё там у него с женой? Может, побежал стрелять её? Откуда она родом, с его хутора?
Почесавшись и сладко зевнув, я рассказал всё, что знал о молодой супруге курсанта Гаврилова. А знал я, как и все, очень мало.
Наташку, стройную гибкую красавицу из родного хутора Безымянка, Слава Гаврилов давно присматривал. И летом, будучи на втором курсе, решил: «Пора жениться!»
Стали они жить-поживать, да добра наживать.
Жили недалеко от военного училища, снимая комнату в частном секторе. И всем были довольны. А что? Два года, и Гаврилов – лейтенант!
Но! Страшно не понравилось Славику, что его любимая жинка мгновенно позабыла о скромности и начала (о ужас!) красить губы да рядиться в короткие юбки.
Его душа, помня заветы хуторских казаков-старообрядцев, страшно вознегодовала.
Придя из увольнения, Гаврилов размахивал кулаками у моего носа и брызгал слюной от возмущения:
– Я ей гутарю: «Сыми тряпки! Не позорь хутор!» Она, змеюка, лыбится! Я гутарю, шо морду набью! Опять лыбится! Ты, гутарит, будущий офицер. И не должон руки распускать по мелким поводам. А какой же это мелкий повод? Губы красит! Срамота! Кошмар!
Выслушав мои воспоминания, Глущенко уточнил:
– Так бил Гаврилов жену или нет?
– Говорит, не бил, а только учил. Намотает косу на руку, и учит. А как учит, не говорил! Наверное, бил, но несильно. Иначе бы убил. Удар у Славика что надо! Мы ж с ним боксом и рукопашкой занимаемся. Сильный удар! Если попадёт, конечно.
Лейтенант Глущенко посмотрел на часы и нервно закусил губу. Соображал, что же делать. Докладывать о ЧэПэ или пробовать искать беглеца своими силами.
А может, Гаврилов не беглец, а убили его и забрали автомат!
Видя нерешительность взводного, я предложил:
– Товарищ лейтенант! Разрешите, мы сгоняем на хату Гаврилова? Тут рядом, пять минут ходу.
Глущенко побарабанил пальцами по стеклу, уложенному на письменный стол. Поморщил высокий лоб. И решил:
– Давай, Ильин! Бери своего земляка Пшеничного и беги! Одна нога здесь, другая там! Как у вас в станице говорят, шамером!
Этим самым шамером, почти ураганом, нас донесло до хатки, снимаемой нашим исчезнувшим земляком.
Ткнув гамкающего во дворе злобного пса под рёбра, мы забежали на высокий крылец. Постучали. И сразу, не дожидаясь приглашения, влетели внутрь.
За столом, горестно подперев руками седую голову, сидела древняя бабуля. Заслышав грохот наших подкованных копыт, она подняла маленькие глазки, утонувшие в глубоких морщинах.
– Никитишна! Славик приходил? – с порога выкрикнул я.
Старушка вздохнула и показала скрюченным пальцем на стену:
– Вона! Глянь!
На большом фото, прикреплённом кнопками к обоям, улыбалась юная очаровательная жинка нашего злобного Славика.
Хм! Ну и чего такого? Улыбается!
Ничего не поняв, я было повернулся к бабуле. Но что-то меня смутило на снимке.
Ах да! Посреди фото чернела маленькая дыра!
– Дыря! – подтвердила бабуля. – Славик прибёг, глянул у комнатку, а жинки нету. Записка токмо. Убёгла жинка до хутора. Не хотит, грит, терпети бой от паганава супружника.
– Так она чего, до хутора, к родителям, побёгла? – удивился я решительности молодой хуторянки.
– Знамо дело, до хутора! – вздохнула старушка. – А Славик и збесивси! Как стрельнёт у портрету! Грит, убью дуру! И побёг!