Зимопись. Книга шестая. Как я был стрелочником

– Только ребеночка пощадите, – вдруг заговорила Люба. Голос едва прослушивался, мысли сбивались, ее затрясло. – Я все сделаю, только не трогайте ребеночка, он уже пихается, он хороший…

– Люба! – Я встряхнул девушку за плечи. – Это же я!

Испуганный взор взлетел с пола на меня и вновь опустился.

– Я вас не знаю. Откуда вам известно мое имя?

– Любомира, это же я!

Лицо передо мной опечалилось:

– О Любомире давно нет вестей. Я Любослава.

Меня как ошпарило. Точно, рассказывали, что есть такая замужняя сестра-близнец из Еконограда. Но как же похожа!

– Кузнец Немир доехал до вас несколько месяцев назад?

– Можно, я сяду? Трудно стоять. Но если нельзя…

– Конечно, садись.

Я спрыгнул в трюм, через минуту вверх ударил гейзер пустых мешков и тряпок неизвестного назначения. Из этого получилось подобие матраса, разостланного на прямом участке перед рулем.

– Можешь прилечь. Располагайся, как удобно.

Во тьме на берегу пираты осуществляли право сильного. Отблески костров выхватывали рваные движения, это напоминало картинку из ужастиков. Казалось, что люди рвут друг друга на части, затем поедают. Слово «люди» выглядело неуместно, даже кощунственно. Красные отсветы придавали жути. Стервятники и мыши, финал. Нет, львы и овцы: одни рычали, вторые блеяли, каждый исполнял роль, которую определил себе сам. Нет, все же падальщики и падаль: первые клевали остатки с чужого стола, поскольку не имели своего, вторые согласились с низшим положением в пищевой цепочке, почему-то считая это не своим выбором, а ударом судьбы. «Меня бьют и будут бить, пока я это позволяю», – говорит молитва в стране башен. Трудно не согласиться, когда перед глазами такое. Еще труднее понять и принять. Если б кто-то дал отпор, хотя бы сделал попытку – можно было вмешаться. Но как спасти людей от самих себя?

Я отвернулся.

Лежак скрипуче промялся, опустившаяся Любослава сдвинулась на краешек, оставив основную часть свободной. Тряпье, что прикрывало тело, напоминало рваную простыню. Возможно, в прошлой жизни ей и являлось. В дыры лохмотьев проглядывала белая кожа, по которой словно прошлись наждаком. Ссадины, царапины, ранки и пятна – ни одного квадратного сантиметра, которого не коснулись люди или обстоятельства.

Проследив мой взгляд, Люба… нет, все-таки Любослава (чтоб не путаться) попыталась подняться, рука оперлась об пол, но я перехватил.

– Сиди!

Под моим напором девушка опустилась на место.

– Тогда и вы садитесь, хозяин. – Ее лицо снова смотрело в пол, об окаменевшие мышцы можно было точить меч. – Если вы стоите, я обязана стоять. Я не хочу неприятностей.

– Никакой я тебе не хозяин!

– Вы из них? – Мах спутанных каштановых локонов указал на берег. – Значит, хозяин.

– Я не из них. Я сам по себе.

Любослава покачала головой.

– Вы с ними. Значит – хозяин.

– Не называй меня так. – Я осторожно примостился рядом, образовалась вмятина, словно весил втрое больше. Старые тряпки не годились на роль перины. Вынужденная соседка отстранилась, как аристократка от пьяного гусара, но вздрогнула и заставила себя вновь придвинуться. – Я не хозяин, иначе ты давно была бы свободна.

Щеки Любославы зарделись, на меня брызнуло взглядом, в котором затеплилась жизнь.

– Вы хороший хозяин, спасибо вам. Но если я не буду вас так называть, меня накажут.

Мой тяжкий вздох растрепал ей волосы.

– Называй, как сочтешь нужным, не хочу, чтоб с тобой или с ребенком что-то случилось.

– Чем я могу отблагодарить вас? У меня ничего нет, кроме меня самой.

Показалось, что она хочет развернуть свою хламиду. Еще чего не хватало.

– Тебе хватило еды? – быстро спросил я.

– Спасибо, хватило.

Тон был искренним, но что-то заставляло засомневаться.

– А ребенку?

Любослава сжалась, словно ее собрались ударить.

– Простите… Ему действительно нужно больше.

В течение нескольких минут я прошерстил весь корабль, с носа до кормы и снизу доверху. Довольно результативно.

– Держи.

Перед девушкой образовалась горка всевозможной снеди.

– А вы? – Она, не отрываясь, глядела на пищу.

– Я поел на берегу. Это тебе. Э-э… ребенку.

Лишь тогда Любослава осмелилась начать есть, а благодарности продолжили сыпаться как из прохудившегося ведра:

– Спасибо, что выбрали меня, не пожалеете. Я видела, вы сразу обратили на меня внимание, но даже подумать не могла, что вы такой хороший. Вы же не причините вреда ребенку?

Так и хотелось гаркнуть во все горло: «Я Чапа, обвенчанный по вашим законам муж твоей сестры! Я не хочу причинять вреда ни ребенку, ни тебе, хочу спасти вас, но не знаю, как это сделать!»

Все осталось внутри. Нельзя выдавать себя, никто не знает, чем это аукнется.

– Я спрашивал про Немира, он приезжал в Еконоград?

– Мы не видели отца со дня свадьбы.

Вот как. Папы смогли перехватить раньше. Жаль кузнеца.