Сказаниада

Из-за него выглянул всклокоченный Бермята. Увиденное заставило пожилого витязя скривиться:

– Не оруженосец, а тридцать три несчастья.

– Случайно. – Улька сидела на лавке с поднятым к груди коленом, с обхвативших ступню ладоней капала кровь. – Гвоздь.

Пол под ней был красным. И руки почти по локоть. Она постаралась, чтобы зрелище впечатлило.

– Попарились называется, – процедил Бермята. Он скрылся в парилке, но и оттуда еще некоторое время неслось бубнящее ворчание: – Я встречал неумелых и неудачливых, но чтобы все соединилось в одном человеке…

Котеня схватил ковшик, промыл рану холодной водой и замотал своей рубахой.

– Тебя отнести? – прошептал он.

– Справлюсь. Уйди.

Котеня сам понимал, что нужно оставить ее одну и сделать это надо как можно скорее. Бермята и без того косится. А если что-то заметит? И быть вот так вдвоем – опасно. Улька чувствовала, как горят уши. Прикосновения молодого витязя вызывали дрожь. И эта его невероятная забота…

Котеня виновато пожал широкими плечами и удалился в парилку. Забыв о боли, Улька с удовольствием проводила взглядом его накачанную спину и забавно курчавые бедра. На душе стало легко и спокойно. Как же здорово, что она не сбежала.

Когда он вернулся из бани в их комнату, Улька уже спала.

***

Утром выехали пораньше. Перевязанная нога не поместилась в сапог, теперь он торчал из сумки позади седла. Верхом на лошадь помог взобраться Котеня. Бермята фыркал, но не вмешивался. У каждого свои причуды. Но выражение лица говорило все, что бывалый витязь думал по поводу тупого неумехи, зачем-то выбравшего путь воина.

То ли вчерашняя баня настроение подняла, то ли сказалось, что утром Бермята чарку медовухи употребил, но в пути он разговорился. Выяснилось, что Бермята Васильевич – известный в столице охотник, главный поставщик дичи при дворе.

– Пасть лучше делать из принесенного морем плавуна, древесина должна отстояться и выветриться. Знаешь, чем пасть отличается от кулемы?

Котеня не просто не знал, он не хотел этого знать, но пребывавшего в отличном настроении охотника не волновали мелочи вроде желаний спутников. После прозвучавшего вопроса Котене и ехавшей сбоку Ульке пришлось выслушать не только про кулему и пасть, но также про капканы, черканы, проскоки, волчий схват, плашки, дуплянки, сжимы, распорки, кляпцы, живоловушки, рожни, петельные самоловы, опадные сети, сали, обметы, тропники, пута, тенета, башмаки и прочие ловушки для зверья. Про башмаки, кстати, оказалось интересно, Улька навострила уши. Медвежьим башмаком называлась выдолбленная чурка с вбитыми снаружи гвоздями. Их острия, торчащие внутри большого отверстия, загибали по кругу чуть вниз, чтобы напоминало перевернутую корону. Получалось что-то вроде круглой зубастой пасти со скошенными вниз клыками, или еще можно сравнить с колесом телеги, если его середину, насаженную на ось, выпилить поперек спиц. Такой башмак клали перед медом и привязывали или приковывали к дереву. Медведь вставлял лапу, а вытащить не давали впившиеся гвозди. Так и сидел, бедный, на привязи, пока за ним не приходили охотники.

«Живодер», – подумала Улька про Бермяту. Звери – они же как люди, с ними надо честно, и если не на равных, то хотя бы дать им шанс.

А словоохотливый витязь уже рассказывал, как приготовить кислую кровь оленя, что чрезвычайно хороша против упадка сил, затем незаметно перешел к заготовке шкур: отмоке, мездровке, мытье, выделке, дублению, жированию…

Незаметно – потому что его никто особо не слушал.

– Без мездрильной колоды шкуру качественно не очистить…

Котеня с Улькой весело переглядывались. Пусть Бермята говорит, это лучше, чем когда он ворчит или с подозрением приглядывается.

Места вокруг показались знакомыми. Сердце громко застучало: за поворотом открылся вид на бабушкин дом. Сарая на берегу не было, на его месте стояла длинная лодка с мачтой. К ней шел витязь, откачавший Ульку после пирожков.

– Егорий! – тоже узнал Котеня.

Он и Бермята развернули коней и помчались к морю.

Одетого в простую одежду Егория опоясывал меч, непослушные волосы стягивала налобная тесьма, непреклонный взор глядел с прищуром, будто примеривался к чему-то. Странно было видеть выскобленный подбородок, что у других витязей в возрасте Егория не встречалось. Даже Котеня, как только пух станет жестче, перестанет его сбривать, ведь борода красит мужчину.

Егорий своим видом доказывал обратное: не борода красит мужчину, а наоборот. Даже с босым лицом, смешном на ком угодно кроме него, Егорий оставался легендарным героем. Хотелось ему подражать. Возможно, Котеня и не станет выставлять свой пух напоказ, когда рядом такой пример доблести без бороды.

Улька огляделась. Почему-то не видно бабушки. Спит? Хорошо, если так. А если отец уже расправился с ней и продал дом? Откуда здесь Егорий? Он мог обидеться на Ульку за кражу и потребовать возмещения. Или он здесь, потому что отомстил отцу за сотворенное с дочкой?

Бабушка так и не появилась, Котеня с Бермятой вскоре вернулись. Улька не нашла сил спросить о бабушке, но едва они поехали дальше, она спросила о человеке, с которым те разговаривали:

– Тот самый Егорий?

Ответил Бермята:

– Доблестный витязь Егорий Храбрый. Человек небывалой души. Думаю, нет в мире таких, кто о нем не слышал. Однажды я имел честь победить его в поединке. О нем говорят как о несравненном бойце, и мне, наверное, просто повезло. Но что было, то было.

– А у меня Егорий Храбрый одно время оруженосцем служил, – в очередной раз напомнил Котеня.

– Что он делает на берегу?

– Собирается к богам за помощью и советом. Надо же, как бывает: человек всем помогает, а своя судьба не сложилась. Как говорится, сапожник без сапог. Но Егорий – человек и воин, каких мало. Его бы нам в компанию…

– Это его дом?

Бермята и Котеня удивленно оглянулись на старый домик с огородом и дружно замотали головами:

– Не-е-ет, вряд ли. Может, родственники у него тут. Хотя, такому человечищу все хорошие люди родственники. Каждый на голубом глазу назовется дядькой, сватом, братом или племянником седьмой воды на киселе, лишь бы прослыть знакомым или как-то еще примазаться к славе героя.

Встреча со знаменитым витязем отвлекла от охотничьей темы, Ульку перемена порадовала. Скакали до темноты, ночевали опять на постоялом дворе, на этот раз без приключений. На следующий день пахнущий смолой и свежим деревом корабль принял их на борт.

Может быть, это и есть счастье – когда огромный мир лежит у ног, и открыты все пути, а впереди – захватывающая невероятная жизнь?

Возможно. Но еще лучше, когда все перечисленное не само откуда-то свалится, а кто-то сильный и надежный положит его к твоим ногам. Улька прислонилась плечом к глядевшему на волны Котене. В лицо летели брызги. Она закрыла глаза.

Ерунда все это, что она сейчас про счастье надумала. Не что-то неопределенное в далекой дали, а волны, брызги и плечо друга рядом – вот что такое счастье.

Глава 4. Двоянский конь

– Живой? – поинтересовался Данила у товарища по несчастью.

– Местами.

Прибившегося к нему молодца звали Чурила Пленкович. До зачисления на службу смазливый парень если чем-то блистал, то отнюдь не воинскими талантами. Впрочем, прошлое каждого оставалось в прошлом, своими подвигами гражданской жизни Данила делиться тоже не собирался.

В корабль их напихали, как грибов в засолку – не продохнуть, один сидит на другом и раздавливается третьим. Пот лил ручьем, дно воняло многолетней гнилью. Все ругались на чем свет стоит, но под взглядом командира брань смолкала: тяготы и лишения службы полагалось сносить безропотно, к нарушителями принимались меры. Оказалось достаточным выбросить за борт одного дебошира, как все успокоились и не обращали внимания даже когда от постоянной качки кого-то выворачивало на соседа.

Пролив, который жители по обе стороны звали морем, миновали меньше чем за день. Постоянный ветер помог. Вот и не верь, что боги в войнах не помогают. Кто так говорит, тот мало даров подносил. При желании ко всем можно правильный подход найти, хоть к людям, хоть к богам.

Высадка прошла без потерь, берег зачистили передовые отряды, теперь противник глядел на прибывавшее войско с городских стен.

После Гевала, где Данила записался в солдаты, Двоя выглядела сверхъестественной. Не верилось, что человек способен выстроить столь мощные стены и башни. Но несокрушимым величественный город-крепость лишь казался, история говорила: неприступных крепостей не бывает, бывают плохие командиры и тупые или трусливые солдаты.

Коня и прочее, что удалось взять из дома, Данила продал, полученное серебро зашил в матерчатый пояс и носил под исподним. Пока сбережений было немного. Но все еще впереди. Став солдатом, он в тот же день получил снаряжение и паек на несколько дней. Оружием служил видавший виды меч с такими зазубринами, что больше напоминал пилу. Паршиво. Но в некоторых случаях даже лучше, если, конечно, применить смекалку. И, надо повториться, только в некоторых случаях. Такой пакости, вызванной жадностью и граничившей с глупостью, враг от противника не ожидает, и можно воспользоваться особыми приемами, которым в детстве Данилу научил дядька, служивший у Кощея гриднем и не вернувшийся после очередного поручения. Правда, если мечи с зазубринами будут почти у всех, выйдет смех, а не битва. При первой же возможности надо обзавестись достойным трофейным оружием.