Сказаниада

Рука легла на меч. Стоит ли? В мечевом бое он никогда не был силен. Вот если бы использовать лук… Но на всех просто не хватит стрел.

Сигурд и прочие приблизились и остановились в нескольких метрах. Толмач объявил:

– Старый Куприян скончался от свирепствующих в городе болезней. Отныне дракон Двои – ты.

В этот торжественный миг со стороны леса появился посланец Кощея. Его встретили в молчании. Посланец – гридень в полном облачении, с крылатым змеем на шлеме и щите – отыскал глазами Бориса и прошел сквозь замерших и с интересом поглядывавших на него варягов.

– Дракон Борис, – обратился он, и стало ясно, что в столицу весть тоже дошла, – дракон Кощей просит мира и согласен на твои условия.

Глава 4. Гомельский крысолов

Явившегося с подорожной грамотой низенького паренька Доремир оглядел с ног до головы. Пеньковые лапти, льняные портки, поверх рубахи – безрукавка из овчины со вставками из вышитой ткани. На голове широкополый брыль из соломы. От крестьянского сына, продавшего урожай и удачно прибарахлившегося на столичном торжище, молодого человека отличала только бережно прижимаемая к груди дудка невероятной красы. Возникло ощущение, будто ее делали нечеловеческие руки. Не каждому знакомому с инкрустацией оружейнику или мастеру по драгоценностям под силу создать подобное. Дар богов?

– Ближе к амбарам или сразу в подвалы дворца, где припасы? – осведомился Доремир.

В грамоте указывалось, с какой целью приглашен предъявитель сего, а в приписке Кощей требовал всемерного содействия.

Парень помотал головой:

– Наоборот, нужно как можно выше.

– Выше приемных палат нельзя, там покои дракона и Елены Прекрасной.

– Хорошо, пусть будут палаты.

Доремир вошел во дворец, парень шагнул следом. Охрана отсалютовала копьями, а на спутника подозрительно покосилась. Тоже не внушил доверия. Ждали кого-то серьезного, о ком столько слухов, а тут… Не мошенник ли?

Знаменитый крысолов прибыл из Гомеля с реки Гамаюк, что за Белобашенной чащей и кривичскими болотами. За какую-то услугу боги научили его бороться с грызунами. Во дворце от мышей и крыс спасу нет – пожирают все, до чего дотянутся, и две трети всего остального. Доремир догадывался, что не столько грызуны виноваты, сколько челядь руку приложила… Но не пойман – не вор. Если судить людей только за подозрения и наговоры, можно хватать любого. У каждого найдется мелкий, крупный или очень крупный грешок. Так можно пересажать всех, а кто их кормить и охранять будет? Вредителей, что мелких, что крупных, нужно сразу вешать или головы им рубить, иначе казна не выдержит. Именно о таком государственном подходе Доремир твердил Кощею день за днем. С недавних пор он возглавил всю сыскную работу, а заодно и вынесение приговоров, и приведение их в действие, и прочую законодательно-судебно-исполнительную власть. Но сколько ни вешал Доремир воров и хапуг, их количество во дворце не уменьшалось. Казнить без убедительных доказательств Кощей запретил, дыбу тоже не жаловал – на ней все соглашались с любым обвинением. Лучшим считалось поймать с поличным или получить признательные показания.

Когда крысы-мыши съели почти весь продуктовый запас государства, отчего снабжение не обеспечило солдат на войне приличным питанием, Кощей решил покончить с грызунами раз и навсегда. Так Гомельский крысолов оказался в столице.

Молва утверждала, что за границами крысолову однажды кто-то не заплатил, и тогда он вслед за крысами увел из города детей и в озере утопил. Страшный человек. После таких слухов увидеть перед собой веселого паренька, годившегося в сыновья, было, мягко говоря, странно.

Кощей пригласил крысолова личным письмом, пообещал несусветные деньги – больше, чем стоили те самые «съеденные» запасы. В последнее время Кощей много глупостей делал, хотя такое о своем государе думать не следовало. Вслух ничего подобного Доремир не сказал бы даже под пыткой. Но что было, то было. Начать, скажем, с войны. Рискнуть всем ради женщины – разве это серьезный подход? А если бы боги не обеспечили ветер? Ладно, все получилось, Елену отдали. Но первые дни Кощей не мог понять, что с ней делать. Кроме аленького цветочка на плече, от которого не было никакого толка, девица отличалась от прочих только смазливой мордашкой да вздорными ужимками. Такой, как она, не во дворце место, а в портовой таверне. И все же она чем-то зацепила Кощея. Говорят, рассказчица хорошая. А на взгляд Доремира Елена двух слов связать не могла, чтобы глупость не сморозить. Может, чего новое в альковных утехах открыла, чего другим не ведомо? Не узнать. Кощей не скажет, а подглядывать за ним – себе дороже. В последнее время Кощей всех подозревает в воровстве и измене, и проверки эти постоянные… Да вот хотя бы с тайными письменами. Понятно, что нечитаемое прочесть невозможно, но ведь подкладывает на видное место и ждет: заинтересуется ли кто-нибудь? Естественно, каждый, проходя, взгляд бросит. Любопытно же. Но уже три поколения слуг друг друга об этой уловке извещают. А Кощей никак не угомонится. Думает: срисуют и попытаются отправить куда-нибудь, а он перехватит и на чистую воду выведет.

Варяги за такие рисунки Доремиру гору денег обещали, но мертвому золото ни к чему. Хватит того, что скопил. Великое богатство уже ждет его за границей, можно купить дворец, гарем и до конца дней жить припеваючи. Осталось последнее дело – помочь варягам обобрать Кощея, и можно отправляться с ними за большое море. А Борис пусть забирает Елену, от нее одни беды. Ладно бы мужчину своего услаждала да новые платья заказывала, женщина для того и предназначена. Так нет же, в государственные дела лезет, крутит Кощеем, как заблагорассудится, а тому только в радость – даже повеселел в последние дни. А что творится теперь – уму непостижимо! Обычных волков высочайшим повелением потребовали называть старками, оленей – баратеонами. Хорошо, хоть зайцев не переименовали, с неуемной парочки сталось бы. А что, сиди себе во дворце, да придумывай, как народу жизнь осложнить, чтобы о бунтах не думал. А то людям больше думать не о чем. Доремиру, к примеру, всегда было о чем подумать. Впрочем, он давно уже не народ.

Сейчас он думал, как быстрее спровадить крысолова и отправить варягам послание, в котором подробно изложено, как лучше действовать, что требовать, и где оно лежит. Даже малая часть, обещанная Доремиру с этих ценностей, сделает его богаче некоторых соседних государств. Больше не придется рисковать жизнью по чужому приказу. Наоборот, нанятые молодчики охранят от случайностей важного вельможу, а заморские драконы станут наперебой предлагать своих дочек в жены. До великого дня остались считанные часы.

Место гридневого головы Доремир получил недавно и не совсем по праву. Оно долго оставалось свободным, а за новой девушкой Кощей послал Бориса. Это был знак, который все поняли. Бориса заранее поздравляли, несли подношения, просили не забывать, когда возвысится. И быть бы Доремиру вечным телохранителем, если бы не случайность. Или это была не случайность?

Планировались очередные облавы на разбойников, Доремир известил о них Соловья. С Соловьем они прежде дружили, пока служили бок о бок, а однажды, встретившись в лесу по разные стороны закона, чуть не убили друг друга. В тот раз все обошлось, былая дружба вернулась, они даже поучили друг друга кое-каким приемам – Соловей всегда отличался завидным владением мечом, а Доремир лихо управлялся с щитом. В ответ на уведомление про облавы, Соловей приехал с весомой «благодарностью». Доремир спросил, не знает ли тот, куда соперника за должность спровадить, чтобы не вернулся. Оказалось, что с Соловьем у них общий интерес: тому требовался законный повод, чтобы девушку от нехорошего мужика спасти, а Доремиру – сделать так, чтобы Борис сгинул бесследно или пал в бою как герой, – лишь бы о нем больше не слышали. Со стороны все выглядело бы изумительно: гридни по требованию дракона забирают девушку, Соловей отбивает ее для себя, и все счастливы.

Случилось невероятное, Борис опередил Соловья. Но как же здорово все получилось. Осталось дождаться варягов, и можно отправляться за море.

– Здесь? – Доремир обвел руками широкий пиршественный зал, ныне пустовавший, украшенный только стягами, гобеленами и огромным щитом с изображением крылатого змея.

– Выше подняться можно? – Крысолов поднял глаза к потолку, за которым оставалось еще пара этажей.

– Если жизнь не мила.

– Тогда приступаем.

Приложенная к губам волшебная дудочка выдала первые звуки – пронзительные и яростные, как крик голодного малыша.

Что-то повернулось в груди Доремира. В горле возник комок, кулаки сжались. Как же так? Он неправильно жил! Воровал, насильничал, подставлял друзей, предавал того, кого поклялся защищать, продавал секреты, за деньги закрывал глаза на то же самое, сделанное другими…

Через сводчатые двери из соседних помещений в зал пошли люди. Поголовно все думные дьяки, писари, повара, конюхи, прочая дворовая челядь – в полном составе, от стражей до стряпчих. Глаза остекленели, все двигались, будто мертвые, и строгой колонной потянулись на выход. Доремир догнал первых и возглавил колонну.

Ноги шли сами, и это хорошо, ведь сердце рвалось от душевной боли. Никакие деньги не дадут искупления, все золото мира вдруг обесценилось, точнее, обрело истинный вид: оно стало обычным металлом, который люди почему-то обожествляли. То, что можно пнуть, выбросить или переплавить во что-то полезное, не может быть богом. Божественное не в карманах, оно – в душах, и чем больше его в людях, тем лучше люди живут. Какая простая истина. И как страшна, грязна и противна была предыдущая жизнь. Не жизнь, а позор. Так жить нельзя.

Перед дворцом на лобном месте стояли Кощей с Еленой, рядом – плаха и глухонемой палач Евсей.

– Кайся, – голос Кощея дрогнул, глаз дернулся. На лбу надулись синие жилы.

Кощея стало жалко. Как он выживет под грузом обрушившегося знания?

– Прости государь, – Доремир опустился перед плахой на колени. – Нет, не прощай, я недостоин прощения. Только смерть искупит мою гнусную продажную жизнь. Твои секреты известны варягам, много твоих денег утекло за море, где я собрался строить новую жизнь. Я брал взятки, казнил невиновных и выгораживал преступников. Я делал как выгодно мне, а не государству, и все это прикрывал красивой ложью. Нет мне прощения!

Из-за выстроившейся к плахе очереди вышел вперед игравший на дудочке крысолов.

– Дело оказалось серьезнее, чем я думал, – бросил ему Кощей. – И нет никакой уверенности, что новые окажутся честнее. Через годик вы приезжайте снова, оплатой не обидим.

Крысолов отставил дудку:

– Через год не могу, следующие десять лет расписаны целиком. И позвольте напомнить: часто бывает, что дворец пустеет полностью, вместе с правителем и его семьей. Государствам от такого исхода сплошная польза, а я остаюсь без платы. Вызывайте, только если уверены в себе как сейчас.

Доремир опомнился: что он делает?! Завтра должна была начаться новая жизнь – сказочная, в богатстве и довольстве, с оставленными в прошлом грехами…

Он попытался вскочить, но крысолов вновь заиграл.

Послышался голос Елены:

– Как же я теперь без служанки?

– Завтра же будут новые, – уверил Кощей, – и не одна, а сколько захочешь, милая.

Доремир вновь успокоился. Как же хорошо, когда не нужно юлить, интриговать, обманывать…

Палач опробовал остроту топора на своей бороде, ухмыльнулся, и поднятое к небесам орудие справедливости на миг перекрыло солнце.

Раньше Доремир тащил все, что плохо лежало. Времена изменились. Теперь все лежало хорошо, в первую очередь он сам – тело отдельно, голова отдельно.

Глава 5. От плена до Кощея

Из сладкого небытия Георгий медленно вплывал в царство боли. Первые вопросы «кто я?» и «где я?» решились довольно быстро, едва приоткрылись наполненные кровавой мутью глаза. Пока он бился с ближним из викингов и кричал «Нападение! Закрывайте ворота!», кто-то ударил сзади по голове. Дальше – провал. Сейчас Георгий лежал ничком ногами к двери – его швырнули и оставили так, как упал. Щеку холодил земляной пол. О том, что дверь позади, сказал доносившийся оттуда шум пиршества и отсветы костров. Или пожарищ.

Снаружи стояла ночь. Помещение, куда бросили Георгия, напоминало сарай, из которого все вынесли. Скорее всего, это склад около пристани, далеко тащить пленника не стали бы. А все ценное отсюда уже перегрузили на корабли.