Кваздапил. История одной любви. Начало

Я машинально отпрянул. Гарун покачал головой:

– Пытать и издеваться я не собираюсь. Что нужно, то уже сделано. Я пришел поставить тебя известность, а мучить себя будешь сам. Ты же в курсе похождений своей ненаглядной сестренки, о которой так печешься в последнее время?

– При чем здесь Маша?!

– А я считал тебя умным. Ты опозорил мою сестру, чего ожидал взамен? Ответ, как теперь говорят, бывает симметричным и асимметричным. Сначала попробуем первое – обычную зеркалку, но не так, как ты думаешь. Отплатить тем же я не смогу, между нами есть большая разница: у моей сестры не было бурного прошлого, как у твоей. На разнице я и сыграю. Однажды мы с друзьями помогли тебе вернуть кое-что. Когда по чьей-то просьбе люди рискуют жизнью, чтобы добыть ценные файлы, посмотреть на добытое и скопировать на всякий случай – это первое, что приходит в голову. «Художества» твоей сестрицы сейчас массово постятся в соцсетях в группах вроде «Шалавы нашего города», а дополнительные ссылки ведут на ресурсы, где видео выложено в полном объеме. – Гарун посмотрел на часы. – Теперь у тебя тоже нет сестры.

– Что ты сделал с Машей?!

– Я? – Он издевательски удивился – нарочито, с гримасой сетевого мема. – Ничего. Я здесь вообще ни при чем.

– Что с ней случилось?! Ты сказал: «Теперь у тебя тоже нет сестры»!

– Говорю серьезно – не знаю я, что с ней случилось. Возможно, бросилась с крыши или где-то в тиши вскрыла вены. Примерно час, как она в курсе происходящего. Нормальной жизни у нее больше не будет, от такого «хвоста» не сбежать в другой город, пусть он находится хоть на другом конце света. Нормальная девушка не сможет жить с таким грузом на душе. Мне почему-то верится, что твоя сестра – нормальная. Или я ошибаюсь? Если после всего она встанет, отряхнет перышки и снова пойдет гулять во двор, а в сентябре отправится доучиваться с прежними одноклассниками, то я удивлюсь. Тогда у меня вновь появится забота: как отомстить за смерть сестры. А тебя я убивать не буду. Во всяком случае, сейчас. Если честно – ты уже убит. Как ты будешь жить с тем, что натворил – не знаю. И не хочу знать. Ты мне больше никто.

Голос, с трудом пробивавшийся в сознание, умолк, а в голове бил набат: буммм, буммм…

По Маше. И по мне.

Я сидел ни жив, ни мертв. Что-то среднее. Жив, но одной ногой уже за темным порогом. Или я шагнул туда намного раньше?

Кровь клокотала жидким азотом, шипела и леденила. Хотелось броситься на Гаруна и душить, бить, рвать зубами…

Он вдруг запрокинул голову и захохотал во все горло, а реальность знакомо поплыла, затуманилась, пошла мерцающей дымкой…

Раздетый, весь в поту, я лежал в кровати. Кулаки сжимались, зубы едва не крошились от скрежета. Руки и щеки дрожали.

В глаза било утреннее солнце. За окном щебетали птицы, с постера над пустой Машкиной кроватью на меня глядел какой-то приторно сладкий хлыщ с тщательно «растрепанными» волосами. Он словно спрашивал:

– Ну что, брат, нервишки пошаливают? Однажды у меня тоже такое было: приснилось, что татуировку набили некрасиво…

– Не брат ты мне, – буркнул я и поплелся на кухню делать кофе.

Бывает же. Сон во сне. И такой яркий. Будто кино застряло на одном кадре. Сознание возмутилось жизненной несправедливостью и накидало возможных вариантов. Потому и снилась чехарда версий одного и того же события.

Впрочем, забыть, плюнуть и растереть. Если понадобится, я обо всем подумаю завтра.

Папа с мамой на рассвете разошлись по работам, чтобы вновь встретиться за поздним ужином, Маша, как всегда в последнее время, упорхнула гулять с Захаром, а перед уходом распахнула шторы. Почти полная тишина окутывала ощущением безопасности, покой нарушало лишь нестерпимое солнце. И сны.

Дззззинь!!!

Звонок в дверь? Опять?!

Похоже, сон приходил вещий. Если за дверью и вправду окажется Гарун…

Глюки

– Кваздапил, это я, – донеслось снаружи.

Опять Гарун. Точнее, не опять, а впервые по-настоящему, но после наползающих друг на друга ночных картинок…

Я распахнул дверь.

– Привет.

Моя рука осталась на месте, и правильно: встречного движения не произошло. Застывшая фигура не двигалась, на меня с болью глядели черные глаза.

– Я верил как тебе брату. А ты… – В поднятой к поясу руке блеснул нож.

– Сожалею. И все понимаю.

Я смотрел на Гаруна спокойно. Мне было все равно. Я знал, что будет дальше. События можно подкорректировать, но нельзя изменить. Я был готов к худшему: за вину требовалось ответить.

Я прошел в комнату и опустился на край кровати, Гарун нервно бухнулся рядом. Говорить было не о чем.

– Слушай… – Гарун старался на меня не глядеть. – Никогда не спрашивал… А почему «Кваздапил»?

– Старая история. Подождешь, пока я посещу одно небольшое заведение? Понимаешь, я только что встал, а говорить о серьезном с переполненным мочевым пузырем…

Гарун кивнул.

Я вышел в туалет. Последний раз в жизни. Последняя струйка. Последний взбрызг и последний взгляд на унылого «дружка» – не бывать ему снова большим и взрослым, и нигде не бывать, это плата за то, что побывал где не надо. В то время мне и ему казалось, что надо. Жизнь дана, чтобы жить. А с другой стороны, люди умирают из-за того, что живут, иначе не умирали бы. Где найти грань равновесия? Совесть говорит одно, жажды жизни – другое. Закрыться дома и не жить? Скучно и неприятно. Пуститься во все тяжкие? Приятно и нескучно, но грозит бедами, от которых скучно или неприятно будет позже, причем либо очень скучно, либо очень неприятно. Уход в виртуальность – тоже не выход, получатся те же «нескучно и приятно», замещающие истинные «скучно и неприятно», как наркотик или алкоголь. Действуют временно, а потом жалеешь о потерянном времени и упущенных возможностях.

Из комнаты донесся звонок моего телефона. Надо будет глянуть, кто звонил. А вообще – странно: мелодия похожа на ту, что выставлена на Гаруна, но он сидит в комнате. Не станет же он звонить мне, пока я туалете?

Очень даже станет. Например, если боится, что я взял телефон с собой, чтобы запросить помощи. Теперь, услышав звонок, он может быть спокоен.

Но зачем же так долго? Телефон надрывался, а Гарун не переставал мне звонить, хотя видел, где находится аппарат. Неужели так трудно нажать кнопку сброса?

Я открыл дверь туалета, и меня будто кувалдой по мозгам ударило. Вместо квартиры родителей я вышел в коридорчик съемной квартиры в областном центре, где для нас с Хадей все началось… и кончилось.

Я резко обернулся, взгляд обежал планировку и обстановку. Конечно же, это не родительский дом. Как можно было не понять, когда я входил в туалет?!

У меня что-то с головой. Гаруна здесь, в съемном жилье, естественно, не было, и быть не могло, он никогда не приходил на эту квартиру. За спиной у меня находился туалет, слева – темная пустая прихожая, впереди и справа – две двери, в спальню и на кухню, обе закрыты, а на дверной ручке кухни висела бейсболка Захара.

Я еще не сообразил, что это значит, когда шум нажатого мной слива закончился, сообщив миру, что туалет освободился и его посетитель, скорее всего, ушел. Дверь кухни приотворилась.

– Чего стоишь? – В образовавшуюся щель с соучастнической улыбкой просочилась Машка – в белых трусиках, свободной рукой прикрывая голую грудь. – Тоже не спится?

Во мне полыхнуло: я же запретил ей…

– Не представляешь, как хочется дать тебе ремня.

– Только попробуй.

Машка закрылась в туалете, а я по-прежнему стоял на месте. В голове царил хаос, а появлявшихся мыслях – полный сумбур. Что было наяву, а что во сне? Если все предыдущее мне приснилось…

Хадя жива!!! Мало того, она здесь, рядом. Нас разделяет всего лишь дверь.