Император Николай II. Мученик

Чтобы прояснить ситуацию, Николай II поручил А. П. Извольскому вступить в переговоры с Эренталем[244 - Император Николай II – императору Францу-Иосифу 17 декабря 1908 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1127. Цитируется по Красный архив. Исторический журнал. М.–Л., 1925. Т. 3 (10). С. 48.]. При этом, однако, Государь не уполномочивал своего министра вести переговоры по поводу возможной аннексии. Николай II вообще не упоминал о ней в разговоре с Извольским.

Однако А. П. Извольский и его давний приятель товарищ министра иностранных дел Н. В. Чарыков решили использовать появившуюся возможность для далеко идущей дипломатической комбинации. Не ставя предварительно в известность ни Государя, ни Совет министров, они думали в обмен на признание Петербургом аннексии Боснии и Герцеговины добиться от Вены признания особых прав России в Проливах. Извольский и Чарыков исходили из того, что вопрос об аннексии австрийским правительством решён, а потому противостоять ему бесполезно, учитывая, что за Австрией стоит Германия.

В августе 1908 г. Извольский отправился в своё обычное «осеннее» турне по Европе. Эренталь пригласил русского министра посетить Бухлау, где находился его загородный особняк[245 - Шапошников Б.М. Указ. соч. С. 52.]. Там 2/16 сентября 1908 г. австрийский министр подтвердил, что аннексия Боснии и Герцеговины может быть провозглашена уже в начале октября. Эренталь заверил, что Извольский будет им «своевременно предупреждён об этом». Попытки Извольского добиться компенсаций для Сербии[246 - История дипломатии. Т. 2. С. 149.] были отклонены Эренталем, так же как и требование русского министра поставить вопрос о созыве международной конференции для оформления намеченного пересмотра Берлинского трактата. Единственное, на что согласился Эренталь, это, не дожидаясь распада Османской империи, принять формулу России относительно Проливов, по которой все русские суда, включая военные, могли проходить через них, а на проход военных кораблей других государств продолжал бы действовать запрет.

На этом, собственно, встреча закончилась. Её результаты не были официально зафиксированы. Извольский утверждал позднее, что в Бухлау состоялось соглашение: Австро-Венгрия получала провинции, Россия – пересмотр вопроса о Дарданеллах. Эренталь в свою очередь это опровергал и утверждал, что никакого соглашения в Бухлау не было. Формально он был прав. Как пишет А. В. Игнатьев, «собеседники предпочли ограничиться неофициальным джентльменским соглашением, что оставляло каждому определённую свободу трактовки»[247 - Игнатьев А.В. Указ. соч. С. 77.]. Сторонами не были уточнены ни сроки аннексии, ни время выдвижения Россией вопроса о пересмотре статуса Проливов, ни процедура оформления предполагаемых изменений в Берлинском трактате. Не был в достаточной мере соблюдён баланс интересов в части компенсаций[248 - Там же. С. 77.]. О договорённости не было сообщено ни Императору Николаю II, ни председателю Совета министров П. А. Столыпину.

Извольский активно использовал поддержку своих действий со стороны представителей думской оппозиции, в частности А. И. Гучкова. Министр писал Чарыкову: «…ещё раз с особенной настойчивостью считаю долгом обратить ваше внимание на необходимость подготовить общественное мнение и печать. Необходимо воздействовать не только на “Новое время”, но и на другие органы. Хорошо бы переговорить с Гучковым, и, если возможно, то и с Милюковым, который только что был на Балканском полуострове»[249 - АВПРИ. Ф. 133. Канцелярия министра. 1908. Д. 42. Л. 70.]. Чарыков сообщил Извольскому в Париж 20 сентября: «Гучков, ознакомленный мною с сущностью дела, обещает полную поддержку своей фракции. Печать в достаточной мере в наших руках»[250 - АВПРИ. Ф. 133. Канцелярия. 1908 Д. 204. Л. 95.].

В связи с этим нельзя исключать, что усилия Извольского были заодно с либеральной думской оппозицией, которая в случае успеха авантюры с Проливами присвоила бы все лавры себе. Не могут не настораживать и контакты Извольского с Гучковым. Именно в это время Гучков установил тесные связи с захватившими власть в Стамбуле младотурками, у которых он перенимал «революционный опыт». «Посетив Турцию, – говорилось в секретном сообщении Охранного отделения, – после прошедшего там государственного переворота, Гучков решил последовать примеру “младотурок”, которые, по словам Гучкова, являются теми же октябристами»[251 - ГА РФ. Ф. 102 ДП ОО. 1917. Д. 307 ЛА. Л. 127.]. Гучкову, как и Извольскому, всегда был нужен успех любой ценой. Кто знает, не закладывались ли тогда связи Гучкова не только с военными, но и с дипломатами? Связи, сыгравшие немалую роль в феврале 1917 г.

Между тем авантюру Извольского во время его европейского турне ждал полный крах. Извольский стремился получить от других держав такое же согласие на изменение режима Проливов, какого он добился от Эренталя. 13/26 сентября в Берхтесгадене русский министр встретился со статс-секретарём иностранных дел Вильгельмом фон Шёном, которого пытался убедить в изменении статуса Проливов для России. В ответ Шён в малообязывающих выражениях дал понять Извольскому, что Германия не будет против этого возражать, но в свою очередь потребует компенсаций[252 - История дипломатии. Т. 2. С. 151.].

В Италии, куда Извольский прибыл 16/29 сентября, его, казалось бы, ждал успех: министр иностранных дел Томазо Титтони к плану Извольского отнесся положительно, заявив, что в обмен на это Россия даст своё согласие на захват Италией Триполи.

Между тем 16/29 сентября император Франц Иосиф, зная о состоявшейся в Бухлау договорённости, направил Николаю II письмо, в котором сообщал, что «повелевающая необходимость общего положения» заставляют его «приступить к аннексии Боснии и Герцеговины». Австрийский император выражал уверенность, что Николай II благожелательно отнесётся к той мере, «которая нам внушается необходимостью и которую предвидели и приняли без возражений Твои покойные Отец и Дед»[253 - Император Франц-Иосиф – Императору Николаю II 16/29 сентября 1908 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1375. // Красный архив. М. – Лг., 1925. Т. 3 (10). С. 42–43.]. Примечательно, что Франц Иосиф ни словом не обмолвился о состоявшемся соглашении Извольского с Эренталем.

Между тем 19 сентября/2 октября Н. В. Чарыков сообщил о результатах встречи в Бухлау П. А. Столыпину. Тот был крайне возмущён, что Извольский ведёт переговоры втайне от Правительства. Кроме того, Столыпин был категорически не согласен с затеянными Извольским торгами о компенсациях[254 - Чернов О.А. Проблема проливов Босфор и Дарданеллы в дипломатической деятельности и исторических взглядах Н.В. Чарыкова // Историческая память и общество: эпохи, культуры, люди: Материалы научной конференции, посвящённой 90-летию ист. образования в Саратовском ун-те. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2008. С. 94–111.]. Совершенно неожиданно Чарыков поддержал Столыпина и выступил против линии Извольского, которую же совместно с ним и готовил. Позже Чарыков объяснял перемену своих взглядов тем, что он боялся отставки Столыпина, которая почему-то в его представлении была неминуема, если бы позиция Извольского была бы поддержана Государем. А в случае отставки главы Совета министров, писал Чарыков, произошла бы неотвратимая «победа реакции»[255 - Чернов О.А. Проблема проливов Босфор и Дарданеллы… С. 99.]. Эти лукавые объяснения не имели под собой, разумеется, никаких оснований.

21 сентября Н. В. Чарыков доложил Государю о результатах встречи в Бухлау. Со слов Чарыкова, Николай II был чрезвычайно доволен итогами переговоров. Он якобы принял точку зрения Извольского и заметил, что, в случае изменения режима Проливов в пользу России, «…нечего хлопотать о Константинополе», и добавил, что успешное решение было бы «решением векового вопроса»[256 - АВПРИ. Ф. 133. Канцелярия министра. 1908. Д. 204. Л. 173.].

Однако имеются сведения о совершенно иной реакции Николая II на переговоры в Бухлау и о его неосведомлённости о действиях Извольского. В. Н. Коковцов вспоминал, что в октябре 1908 г. П. А. Столыпин сообщил ему, что «имел длинный разговор с Государем и узнал от него, что никаких полномочий он Извольскому не давал, да тот их и не спрашивал». При этом Николай II был «глубоко возмущён этим инцидентом и прямо сказал Столыпину, что ему просто не хочется верить, чтобы Извольский мог сыграть такую недопустимую роль, которою он поставил и себя, и Государя в совершенно безвыходное положение, так как, если даже оправдается версия, что он обусловил наше согласие содействием нам Австрии в разрешении в нашу пользу вопроса о проливах, то всё же мы останемся в самом невыгодном для нас положении: всякий просто скажет, что мы помогли Австрии вытащить каштаны из печки без всякой для нас пользы, так как для всех ясно, что никакой реальной помощи мы от Австрии не получим, да и не от нее зависит разрешение такого “Мирового вопроса”. Столыпин сказал мне, что Государь два раза отметил, что ему, в особенности, противно, что всякий скажет, что русский министр получил от своего Государя полномочие без всякой надобности обещать нашу помощь Австрии в присоединении Боснии и Герцеговины, когда это дело всех подписавших Берлинский трактат, и мы должны быть последними, кто мог бы брать на себя какое-либо решающее участие в таком деле»[257 - Коковцов В.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 335.].

В данном случае не верить В. Н. Коковцову у нас нет никаких оснований в связи с его полной незаинтересованностью в вопросе. О своей неосведомленности о соглашении Извольского – Эренталя Николай II писал в письме к кайзеру от 15 декабря 1908 г.: «Извольский не успел мне сообщить об этом деле. Я был на “Штандарте» и ничего не знал о том, что должно произойти»[258 - Император Николай II – императору Вильгельму II 15 декабря 1908 г. // Переписка Николая II с Вильгельмом II. С. 421.].

Совершенно несерьёзными представляются умозаключения английского историка Алана Тэйлора, который считал, что Николай II отвернулся от Извольского из-за страха перед возможной отставкой П. А. Столыпина, которого, по Тэйлору, «не интересовали Проливы», но «очень беспокоили настроения славян», поэтому, дескать, «он пригрозил отставкой, и Николаю II пришлось сделать вид, будто ему ничего не было известно о планах Извольского»[259 - Тэйлор А.-Дж. Борьба за господство в Европе. 1948–1918. М., 1958. С. 457.]. Эти измышления опровергаются фактом встречи 21 сентября 1908 г. Императора Николая II и П. А. Столыпина в Царском Селе, в ходе которой последний посчитал, что действия Извольского недопустимы и рекомендовал Государю отозвать его из заграничного турне. Столыпин также предлагал не поддерживать аннексии Боснии и Герцеговины и обратиться к державам с предложением о созыве конференции по пересмотру Берлинского трактата. Для того чтобы не обидеть Османскую империю и балканские государства, Столыпин высказался за то, чтобы предусмотреть им компенсации[260 - Игнатьев А.В. Указ. соч. С. 81.]. Николай II согласился со Столыпиным, и Извольскому было указано, что в случае аннексии Боснии и Герцеговины никаких переговоров с Австрией не вести, а заявить ей протест[261 - Чернов О.А. Проблема проливов Босфор и Дарданеллы… С. 99.]. Чарыков признавал, что «проблема была улажена благодаря исключительно Императору»[262 - Там же. С. 100.]. Одновременно Государь поручил Чарыкову подготовить развёрнутые соображения по русско-турецкому сближению. Таким образом, мы видим, что как только Государю стало известно о планах сговора Извольского с Эренталем, он этот сговор запретил. Тем не менее поездку Извольского в Париж Николай II решил не прерывать: нужно было максимально узнать позицию европейских держав, а кроме того, не создавать у них впечатления возможности своевольных действий Извольского.

23 сентября/6 октября Чарыков представил Государю проект созыва международной конференции по пересмотру Берлинского трактата. Он предусматривал значительные компенсации Османской империи за отторжение от неё двух провинций: отмену ограничения суверенитета Турции в Македонии и в Малой Азии, прекращение выплаты России контрибуции за проигранную войну 1877–1878 гг. В обмен на это Стамбул должен был взять на себя обязательства не возражать против превращения Болгарии в независимое королевство, открыть Проливы для военного флота России и других черноморских стран при соблюдении безопасности турецкой территории. Намечались компенсации и для Сербии с Черногорией[263 - Сборник секретных документов из архива бывшего МИД. Пг., 1917. Вып. 1. Док. 2. С. 4.].

Николай II одобрил представленный проект: если бы Стамбул поддержал инициативу России, то это было бы веским аргументом в диалоге с французами и англичанами.

Между тем прошло довольно много времени с момента получения Государем письма от австрийского императора, а он не спешил на него отвечать. Николай II объяснял это Чарыкову тем, что собирается «зрело обдумать проект» своего ответного письма, «вдохновляясь мыслями, высказанными в разговоре с Вами и со Столыпиным 21 сентября»[264 - Резолюция Императора Николая II на докладе Н.В. Чарыкова 23 сентября 1908 г. // Красный архив. Исторический журнал. М.–Л., 1925. Т. 3 (10). С. 44.].

Однако, не отвечая Францу Иосифу, Государь руководствовался не только этим соображением. Через несколько дней после получения письма от австрийского императора Чарыков ознакомил Николая II с секретными документами, которые хранились в архиве МИД и касались Берлинского конгресса. Николай II сообщал Вдовствующей Императрице Марии Феодоровне, что из этих бумаг, он «узнал, что после бесконечных споров с Австрией, Россия согласилась на присоединение Боснии и Герцеговины в будущем! И об этом же согласии данном тогда Анпапа[1 - Император Александр II.]пишет мне старик император. Fichue position!!! Я получил его письмо две недели назад и до сих пор ещё не ответил. Ты понимаешь, какой это сюрприз и в каком неудобном положении мы очутились. Я никогда не думал, что существует такая секретная статья и ничего не слышал об этом от Гирса и Лобанова, при которых эти события происходили»[265 - Император Николай II – Вдовствующей Императрице Марии Феодоровне // ГА РФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 2330. Л. 69.].

Строго говоря, секретная статья, о которой писал Николай II, относилась не к Берлинскому конгрессу, а к секретному дополнению к договору о «Союзе трёх императоров», подписанному 6/18 июня 1881 г. Его основные положения разрабатывались ещё при жизни Александра II, но подписан договор уже при Александре III. Статья 1 Приложения гласила: «Австро-Венгрия сохраняет за собой право аннексировать Боснию и Герцеговину в момент, который она признает подходящим»[266 - Сборник договоров России с другими государствами. 1856–1917. С. 232.]. В результате Царь вынужден был отказаться от ноты протеста Вене по поводу аннексии Боснии и Герцеговины.

Между тем 23 сентября/5 октября в Петербурге австро-венгерский посол сообщил о предстоящей «свободе действий» в Боснии и Герцеговине и передал памятную записку с предложением выступить совместно о признании Болгарии самостоятельным королевством[267 - Шапошников Б.М. Указ. соч. С. 53.]. 24 сентября/7 октября вышел указ императора Франца Иосифа о присоединении Боснии и Герцеговины. Николай II в послании Францу Иосифу указал, что это было сделано, «предупредив нас всего лишь за 24 часа и не посчитавшись ни в малейшей степени с моими возражениями»[268 - Император Николай II – императору Францу Иосифу 17 декабря 1908 г. // Красный архив. М.–Л., 1925. Т. 3 (10). С. 48.].

Ночью 25 сентября/8 октября Николай II получил телеграмму от адмирала Ф. В. Дубасова, извещающую, что «Босния и Герцеговина присоединены к Австрии, как имперские земли, с обещанием в будущем постепенно очистить Санджак. К сербской границе стянуты части VII, XV корпусов»[269 - Ф.В. Дубасов – Императору Николаю II 25 сентября 1908 г. // ГА РФ. Ф. 601. Д. 750. Оп. 1. Л. 24.]. Чуть ранее в Париже о состоявшейся аннексии из газет узнал и Извольский. Вена поставила весь мир перед совершившимся фактом. Одновременно пришло известие о провозглашении Болгарией независимости.

Между тем Извольского в Париже ждало новое горькое разочарование. Как сообщал посол А. И. Нелидов, Франция «безучастно… взирает на международные события, когда она к ним непосредственно не причастна и когда не затронуты самые чувствительные для неё материальные интересы»[270 - Шапошников Б.М. Указ. соч. С. 56.]. А эти «материальные интересы» Парижа были связаны в тот момент гораздо больше с Австро-Венгрией, чем с Россией. Ещё во время Альхесирасской конференции Париж обещал поддержку Австро-Венгрии на Балканах в обмен на её поддержку в Марокко. По словам Б. М. Шапошникова: «Новые столкновения в этом вопросе с Германией были не исключены» и поэтому «лишаться будущей поддержки Австро-Венгрии в споре с Берлином Франция не хотела»[271 - Там же. С. 57.].

Президент Французской республики Арман Фальер отреагировал на аннексию Боснии и Герцеговины в самом сердечном тоне, а министр иностранных дел Стефан Пишон отнёсся к идее Извольского о международной конференции весьма скептически. Кроме того, во французских правящих кругах были недовольны сепаратными переговорами Извольского с Эренталем. Франция выступила за уважение суверенитета Турции и настоятельно советовала согласовать этот вопрос с Лондоном[272 - Лунёва Ю.В. Босфор и Дарданеллы… С. 64.].

Положение Извольского становилось весьма щекотливым. Он собирался ехать в Лондон, но Совет министров вновь требовал его возращения в Петербург. 25 сентября Извольский писал Чарыкову: «Благоволите доложить Государю, что отказ мой от поездки в Лондон, где в воскресенье у короля назначен в мою честь официальный обед и где меня ожидают с нетерпением для установления соглашения о созыве конференции и её программе, мог бы произвести нежелательное впечатление, вызвав превратное толкование, особенно опасное при настоящих критических обстоятельствах. Ввиду милостивой резолюции Его Императорского Величества, решаюсь ехать в пятницу в Лондон, и затем в кратчайший, по возможности, срок, вероятно прямо в Париж, Берлин, Петербург»[273 - А.П. Извольский – Н. В. Чарыкову 25 сентября 1908 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 750. Л. 23.].

Государь полагал, что Извольский должен довести начатое дело до логического завершения. Кроме того, отказ от поездки в Англию, после всего происшедшего, действительно выглядел бы недружественным шагом. Поэтому Николай II разрешил Извольскому ехать в Лондон. Там министр встретился с тем же нежеланием помочь России, что и во Франции. Извольский попытался воздействовать на английское правительство угрозой омрачения дружественных отношений, с таким трудом намеченных во время Ревельской встречи русского и английского монархов. Выступая перед британским кабинетом, Э. Грей сообщил, что «Извольский заявил, что настоящий момент является наиболее критическим – он может укрепить и усилить добрые отношения между Англией и Россией или разорвать их совершенно»[274 - Лунёва Ю.В. Босфор и Дарданеллы… С. 66.]. Извольский предупреждал Грея, что без Проливов ему в Петербург возвращаться нельзя и что он будет заменен «реакционным» министром[275 - Милюков П.Н. Воспоминания. С. 376.]. Однако все его усилия не дали никакого результата.

26 сентября/9 октября Турхан-паша сообщил, что султанское правительство в целом согласилось с предложением России. «Против нашей формулы о Проливах Турция не возражает», – писал Чарыков Столыпину[276 - Н.В. Чарыков – П.А. Столыпину 26 сентября/9 октября 1908 г. // Исторический архив, 1962. № 5. С. 306.]. Но при этом турецкое правительство просило Петербург добиться согласия Англии и Франции на созыв конференции. В действительности, по сообщению посла в Константинополе И. А. Зиновьева, младотурецкое правительство было «не особенно расположено к разрешению вопроса о Проливах в желательном для России смысле»[277 - И.А. Зиновьев – А.К. Бенкендорфу 9/22 октября 1908 г. // АВПРИ. Ф. 184. Посольство в Лондоне. Оп. 520. Д. 1324. Л. 138.].

26 сентября/12 октября Извольский в первый раз был вынужден публично признать, что ему было официально заранее сообщено австрийской стороной о намерении присоединить Боснию и Герцеговину. Он также признал, что обнадёжил Австрию, что Россия не сделает из этого факта casus belli[278 - Речь. 26 сентября 1908 г.].

Между тем Эренталь публично заявил, что аннексия совершена по сговору с Извольским. Попав в столь щекотливую ситуацию, министр 29 сентября 1908 г. просил в письме к Чарыкову помочь ему «отмыться» от своих же интриг: «Благоволите доложить Государю: речь барона Эренталя, с подлинным текстом коей я познакомился сейчас, является образцом иезуитства и выставляет в совершенно ложном свете результат обмена мыслей в Бухлау»[279 - А.П. Извольский – Н.В. Чарыкову 29 сентября 1908 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 750. Л. 26.]. Извольский просил Государя разрешения выступить ему с разъяснениями в Государственной думе. Вскоре Н. В. Чарыков получил от Николая II телеграмму: «Обдумав предложение Извольского, нахожу, что его выступление в Думе полезно и лучше всякого другого способа для восстановления истины. НИКОЛАЙ»[280 - Император Николай II – Н. В. Чарыкову // ГА РФ. Ф. 601. Оп.1. Д. 750. Л. 27.].

Уехав из Лондона и Парижа с пустыми руками, Извольский хранил последнюю надежду на обратном пути остановиться в Берлине и договориться с германским руководством. Однако в ходе переговоров с В. фон Шёном Б. фон Бюловом и императором Вильгельмом Извольскому дали понять: Германия будет поддерживать свою союзницу Австро-Венгрию всеми силами и средствами; конференция, если она состоится, должна свестись только к двум пунктам: признание аннексии Боснии и Герцеговины и независимости Болгарии; вопрос о Проливах может решиться для России положительно лишь в том случае, если она договорится об этом с Турцией[281 - АВП РИ. Ф. 133. Канцелярия министра. 1908 г. Д. 203. Л. 6–7.]. Берлинские переговоры означали полный крах Извольского. Бюлов писал по этому поводу: «В боснийском вопросе Извольский делал ошибку за ошибкой. Грубой ошибкой было то, что 15 сентября 1908 г. в Бухлау он не спросил Эренталя прямо и без обиняков, когда и в какой форме он намеревается предпринять аннексию Боснии и Герцеговины. Дальнейшей ошибкой было то, что, когда Эренталь поразил его аннексией, он не вернулся в Петербург, чтобы перед Думой и Царём мужественно защищать свою политику. Вместо этого он комичным образом объездил все европейские столицы»[282 - B?low B. von. Op. сit. P. 350.].

Сам Извольский в письме к Нелидову признавался, что в ходе своего европейского турне он убедился, как радикально изменилась ситуация в Европе: державы оказались разделёнными на две группировки: Германия и Австро-Венгрия – с одной стороны, Россия, Англия и Франция – с другой[283 - Игнатьев А.В. Указ. соч. С. 85.].

Вернувшись в Петербург, Извольский был подвергнут самой острой критике со стороны различных общественных и политических сил России. Саморазоблачения министра, его сговор с австрийцами против славян, согласие с захватом земель, на которые претендовала Сербия, вызвали бурю негодования среди русской славянофильской общественности. Извольский подвергся резкой критике и в Государственной думе, а патриотическая печать обвиняла его чуть ли не в предательстве. Все ожидали немедленной отставки Извольского. Он сам обратился к Государю с просьбой о ней. Однако Николай II не пошёл сразу на этот шаг. Французский посол Жорж Луи писал в своём дневнике, что Николай II «получил просьбу Извольского об отставке. Но Император не знает, кем его заменить»[284 - Les carnets de Georges Louis, ambassadeur de France en Russie. T. 1. 1908–1912. P., 1926. P. 99.].

Кроме того, отставка Извольского сразу же после его возращения из европейского турне, означала бы признание Россией полного провала как в вопросе признания аннексии, так и в вопросе созыва конференции. Столыпин также рекомендовал Государю не увольнять Извольского, ибо его смещение могло выглядеть так, будто Россия собирается решать балканский вопрос военным путём. К тому же отставки Извольского активно добивался Вильгельм II. Немедленное увольнение министра означало бы поощрение бесцеремонного вмешательства кайзера в деятельность русского правительства.

Тем не менее Извольский продолжал упорно настаивать на своей отставке. 13 января 1909 г. Николай II «имел с А. П. Извольским серьёзный разговор», после которого Государь сообщил Столыпину, что больше министр иностранных дел просить о своём уходе не будет[285 - Император Николай II – П.А. Столыпину. 13 января 1909 г. // Красный архив. М., 1924. Т. 5 (5). С. 119.]. Однако вопрос об увольнении Извольского был Николаем II в принципе решён. Речь шла только о выборе подходящего времени. Отставка должна была произойти в виде длительного отпуска с последующим назначением Извольского главой какой-либо миссии[286 - Данилов О.Ю. Указ. соч. С. 149.].

Неутешительный итог деятельности Извольского привёл Николая II к выводу, что в дальнейшем во главе МИД следует поставить не профессионального дипломата, а человека со стороны. Казус в Бухлау заставлял Государя взять под свой полный контроль деятельность министра иностранных дел, фактически самому возглавив министерство. В преемники Извольскому рассматривались кандидатуры И. Л. Горемыкина, Н. В. Чарыкова, гофмаршала императорского двора князя Н. С. Долгорукого и министра-резидента при Святом престоле С. Д. Сазонова. Временно руководство министерством перешло к Н. В. Чарыкову, который в апреле стал управляющим МИД[287 - Астафьев И.И. Указ. соч. С. 191–193.].

После того как в Берлине и Вене стало ясно, что ни в Париже, ни в Лондоне Россия не получит поддержки, германские империи решили развить успех. Теперь уже Германия задавала тон на Балканах. Цель Вильгельма II была всё той же: оторвать Россию от Франции и Англии и максимально ослабить её. В свою очередь Вена рассчитывала продолжить экспансионистскую политику и при удобном случае разделаться с Сербией и Черногорией. Начальник австро-венгерского Генштаба Конрад фон Гётцендорф писал: «Самостоятельная Сербия и не усмирённая Черногория будут непримиримыми врагами при каждом шаге монархии, при каждом политическом обострении, постоянным очагом агитации для южнославянских областей»[288 - Шапошников Б.М. Указ. соч. С. 64.]. Конрад считал, что, если «будет решено ликвидировать сербский вопрос оружием, тогда необходимо теперь же использовать все средства для подготовки к войне».

К границам Сербии стягивались австро-венгерские войска. В ответ на это в Сербии призвали резервистов, черногорское командование начало разработку планов обороны морского побережья, шла подготовка мобилизации в Румынии.

В этот момент, 22 октября/4 ноября, Николай II счёл нужным ответить на сентябрьское письмо Франца Иосифа, в котором, с одной стороны, осуждал односторонние шаги Австро-Венгрии, а с другой – спешил заверить императора, что Россия предпримет все меры для мирного разрешения конфликта. «Положение Боснии и Герцеговины, – писал Николай II, – вверенных Берлинским трактатом оккупации Австро-Венгрии, не может быть изменено иначе, нежели постановлением держав, подписавших этот трактат. ‹…› Со своей стороны, я от всего сердца готов служить укреплению монархических и консервативных начал, столь благодетельных для России и для Австро-Венгрии, и приложу все усилия для дружественного разрешения этих затруднений, чтобы тем сильнее укрепить традиционные узы, связующие обе наши империи»[289 - Император Николай II – императору Францу Иосифу 22 октября 1908 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп.1. Д. 1127. Цит. по: Красный архив. М.–Л., 1925. Т. 3 (10). С. 44–45.].

Однако поведение Австро-Венгрии и Германии не говорили об их стремлении идти навстречу России в преодолении конфликта. 15/28 октября 1908 г. в инструкциях послу в Петербурге Фридриху фон Пурталесу Бюлов указывал, что неудачи русской политики являются следствием поворота России в сторону Англии. Эта инструкция свидетельствовала, что главной целью Германии по-прежнему являлось стремление оторвать Россию от Антанты и тем самым максимально ослабить её и подчинить своей политике[290 - История дипломатии. Т. 2. С. 194.].

23 ноября/8 декабря 1908 г. австро-венгерское правительство официально заявило, что отказывается передать вопрос об аннексии на международное обсуждение. Вена поясняла, что могла бы пойти на созыв конференции лишь при том условии, если бы все её участники заранее обязались не возражать против совершённого ею акта. Германия безоговорочно поддерживала Австрию, о чём в тот же день, 23 ноября/8 декабря, Бюлов заявил публично[291 - Там же. С. 194.].

Между тем Извольский сообщал Совету министров, что Германия готовит нападение на Францию. Николай II не верил в возможность в настоящих условиях войны между ними. Гораздо вероятнее было нападение Австро-Венгрии на Сербию, которую охватила волна народного негодования действиями австрийцев. Правительства Сербии и Черногории выступили с совместным заявлением протеста[292 - Задохин А.Г., Низовский А.Ю. Пороховой погреб Европы. М.: Вече, 2000.]. Возросла вероятность войны Османской империи с Болгарией и даже Австро-Венгрией, так как в Стамбуле были сильно раздражены австро-венгерской аннексией. В этих условиях Государь считал, что самое главное – не допустить войны на Балканах. 15 декабря 1908 г. Николай II написал Вильгельму II письмо, в котором указывал, что «аннексия Австрией Боснии и Герцеговины вызвала в России взрыв негодования»[293 - Император Николай II – императору Вильгельму II. 15 декабря 1908 г. // Переписка Николая II с Вильгельмом II. С. 422.]. По мнению Государя, «единственная опасность политического положения в настоящий момент заключается в следующем: быть или не быть войне между Австрией и Сербией?»[294 - Там же.]

Государь сообщил кайзеру, что Россия успокоила правительства славянских государств. При этом Николай II в письме к кайзеру подчеркивал: «Ты можешь себе представить, в каком затруднительном положении я бы очутился, если бы Австрия напала на одно из этих малых государств». Государь просил Вильгельма II «во имя нашей давнишней дружбы» дать понять Вене, что война на Балканах «представляет опасность для европейского мира»[295 - Там же. С. 423.].

Вильгельм II тянул с ответом. Тем временем Николай II 17 декабря 1908 г. написал очередное послание императору Францу Иосифу, в котором спрашивал: ограничится ли австрийская политика «той смутой, которую она уже причинила, или же мы находимся накануне осложнений, ещё более опасных для общего мира». Царь писал, что «по сведениям, которые до меня доходят, Твоё правительство принимает военные меры в таком масштабе, из коего можно предположить, что оно готовится к возможному в ближайшее время конфликту с Твоими южными балканскими соседями. Если подобное столкновение произойдёт, то оно вызовет в ответ большое возмущение не только на Балканском полуострове, но также и в России, и Ты поймёшь, то особо трудное положение, в котором я окажусь. Избави нас, Боже, от подобной перспективы, которая положит конец всякой возможности сохранить хорошие отношения между Россией и Австро-Венгрией и может привести Европу к общей войне»[296 - Император Николай II – императору Францу-Иосифу 17 декабря 1908 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1127. Цит. по: Красный архив. М. – Лг., 1925. Т. 3 (10). С. 49.].

В этом письме Государь был вынужден оправдывать действия Извольского, фактически признавая, что суть переговоров в Бухлау ему стала известна уже после свершившегося факта. Франц Иосиф не преминул заметить это Николаю II: «Я не могу, мой дорогой друг, скрыть удивления, что предложения эти не были предварительно представлены на твоё утверждение и стали Тебе известны после свершившегося факта в форме неожиданного и несвоевременно сделанного сообщения»[297 - Там же. С. 50.].

Что касается Сербии и Черногории, то Франц Иосиф заверил Николая II в том, что его поведение «в отношении сербских стран продиктовано мне с осени моим долгом и предусмотрительностью. Я никогда не думал посягать на их независимое существование и не питаю никаких завоевательных стремлений, могущих причинить им вред».

Между тем германские верхи пытались воспользоваться ситуацией, чтобы, с одной стороны, успокоить Россию, а с другой – оторвать её от Антанты. 18/31 декабря 1908 г., во время Новогоднего приёма в русском посольстве в Берлине, начальник Большого штаба генерал-фельдмаршал Гельмут фон Мольтке, поздравляя представителя Государя графа И. Л. Татищева с наступающим новолетием, сказал: «Желаю нам обоим, чтобы наступающий год протёк мирно. Нам с Россией делить нечего и между нами нет таких причин, которые требовали нарушения наших добрых отношений. Увеличивать ваши владения вам нет надобности, а если бы мы отвоевали у вас Польшу, то создали бы себе большие внутренние хлопоты. Однако мы союзники Австрии и должны её поддерживать, но если бы война началась, и мы бы дрались с вами и Францией, то это была бы катастрофа, равняющаяся уничтожению Европейской культуры. Исход войны никогда вперёд предусмотреть нельзя, и только одна Англия, которая в войне не приняла бы никакого участия, извлекла бы из неё существенную пользу»[298 - И.Л. Татищев – Императору Николаю II 1 января 1909 г. // ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 746 (1). Л. 17.]. Мольтке не знал, произнося эти речи, что ещё осенью 1908 г. Император Николай II знал о планах наступательной войны Германии против России[299 - Записка о распределении германских вооруженных сил в случае войны. 22 августа (5 сентября) 1908 г // РГВИА. Ф. 1343. Оп. 8. Д. 33. Л. 98–106. Также: Сергеев Е.Ю. Образ Германии в представлении военной элиты.].

9 января 1909 г. Государь получил наконец ответ от кайзера Вильгельма на своё письмо от 15 декабря, в котором кайзер утверждал, что для Германии австрийская аннексия была столь же неожиданной, как и для России. Кайзер жаловался, что политика России «постепенно всё более и более отклоняется от нас, всё теснее примыкая к комбинации держав нам враждебным»[300 - Император Николай II – императору Вильгельму II 09 января 1909 г. // Переписка Николая II с Вильгельмом II. С. 425.]. Вильгельм II объяснял «величайшую сдержанность» германского правительства к предложениям Извольского «стремлением русской политики опереться на Англию и Францию», которое «особенно проявилось во время теперешнего кризиса»[301 - Там же.]. Главная мысль, которую Вильгельм II проводил в своём письме, заключалась в том, что если бы Россия обратилась с самого начала к Германии, то «мы бы подали мысль о предварительных конфиденциальных переговорах между кабинетами. Такие переговоры доставили бы нам ни один случай оказать России ценные услуги. Если бы Россия вовремя посоветовалась с нами, то дела не оказались бы в таком запутанном состоянии». Кайзер выражал уверенность, что Австрия не нападёт на Сербию и что, несмотря на многочисленные серьёзные затруднения, удастся уладить дело мирным путём.

О том, как на деле Вена и Берлин собирались «улаживать дело мирным путём», стало ясно в ближайшие месяцы. На антиавстрийское движение, поднявшееся в Сербии, Вена ответила военными приготовлениями. Эренталь выдвинул план раздела Сербии между Австрией, Болгарией и Румынией[302 - История дипломатии. Т. 2. С. 195.]. Тем не менее Вена не была готова одна начинать войну против Сербии из-за опасения русского вмешательства. Ключ от мирного решения конфликта лежал в Берлине, а не в Вене. Нужно было воздействовать на кайзера с тем, чтобы тот оказал давление на австрийские правящие круги. Николай II написал Вильгельму II 30 декабря/12 января 1909 г. очередное письмо. Царь пояснял, что Сербия и Черногория «принадлежат к славянской расе и исповедуют ту же религию, что и мы. Вот почему национальное чувство России так всецело на их стороне. По отношению к Германии нет никакой враждебности». Николай II указывал кайзеру: «лишь Ты один в состоянии помочь нам всем, оказав дружеское воздействие на Вену в смысле смягчении курса её политики»[303 - Император Николай II – императору Вильгельму II 12 января 1909 г. // Переписка Николая II с Вильгельмом II. С. 427.].

Однако кайзер был глух к просьбам Николая II. Наоборот, Вильгельм всемерно поощрял агрессивные действия своего союзника. 13/26 февраля 1908 г. Германия оказала большую помощь Австро-Венгрии в заключении договора с Турцией, по которому последняя, в обмен на 2,5 млн фунтов стерлингов, отказалась от своего суверенитета над Боснией и Герцеговиной[304 - История дипломатии. Т. 2. С. 196.]. В январе – марте 1909 г. шла активная переписка между Мольтке и Конрадом о взаимодействии в случае начала войны Австрии с Сербией или Россией. Мольтке обещал австрийскому командованию военную помощь и в случае прямого нападения России на Австрию, и даже в том случае, если Россия вмешается в австро-сербский конфликт[305 - Conrad von H?tzendorf. Op. Cit. Bd. 1. S. 631.].

Весной 1909 г. Германия считала себя готовой вступить в войну как против России, так и против Франции. Но для Берлина также было выгодно и то, если бы Россия отступила. Этим, по мнению германского руководства, она показала бы свою слабость и скомпрометировала себя в глазах балканских народов. Поэтому кайзер, Бюлов и Мольтке всячески подстрекали «военную партию» в Вене действовать решительнее. 7/20 февраля Эренталь известил Бюлова, что мобилизация и выступление против Сербии назначены на середину марта. Сербии будут предъявлены требования: отказаться от притязаний на компенсации, от протеста против аннексии и дать заверения, что она не питает агрессивных замыслов против Австро-Венгрии. Если Белград не удовлетворит этих требований, Австрия предъявит ему ультиматум, а в случае его отклонения последует война[306 - История дипломатии. Т. 2. С. 197.].

Между тем в Думе и в прессе шла яростная кампания в поддержку Сербии. Газеты помещали самые провокационные сообщения, которые могли дать повод австрийцам к эскалации конфликта. Так, «Русское Слово» 10 февраля 1908 г. писала: «Из Вены. Вчера отправлено на сербскую границу 50 000 солдат. В общем на границе Сербии расположено уже 200 000 человек. Ввиду намерения австрийского правительства удвоить число войск на днях ожидается призыв запасных. В здешней печати циркулируют слухи, будто уверенность Сербии и ее вызывающий образ действий по отношению к Австрии объясняются негласным обещанием поддержки Россией на случай войны. По уверениям газет, в Петербурге победила дипломатическая партия, стоящая за активное вмешательство России в балканские дела»[307 - Русское слово. 10 февраля 1909 г.].