Наперегонки с Эхом

– Они хотят, чтобы мы им отдали девушку, и тогда они сохранят нам наши жизни и даже не разыменуют, – ответил Рем.

– Истинное учение, – продолжил толстяк, переведя дух, – столь великоразумно и многомогущественно, что даже в рядах таких богохульников как вы, наискался один сторонник Балклича, который не позволит вам уйти от вашего извызволения из пучин смутной ереси вашей.

– Ну, это ты, предположим, врешь, – с нажимом сказал Коготь, но Авик слышал, как еле заметно дрогнул его голос.

Хура вдруг вскрикнул и указал рукой вглубь пещеры. Авик обернулся. У края колодца, спиной ко входу, стояла Мавка. Вся фигура девушки выражала решимость. Она собиралась с духом, чтобы спрыгнуть вниз. Мальчика прошиб холодный пот. Что есть силы, он сжал рукоятку огнемета.

– Стой, дура! – насколько хватало легких выкрикнул он. Страшный грохот сотряс пещеру. Обжигающая волна отбросила их от входа и разметала по галерее. На четвереньках он пополз прочь от выхода из пещеры, подальше от потоков жаркого воздуха, врывавшегося внутрь. На расстоянии в тридцать локтей жара почти не чувствовалось. Он остановился, чтобы перевести дух, голова кружилась, к горлу подступала тошнота. К нему подковылял Коготь. Число белых волосков на его морде значительно выросло: он то ли поседел, то ли опалил себе шерсть. Глаза его были широко распахнуты, уши растопырены.

– Мавка? – просипел Авик.

– В порядке. Смотри, – одними губами ответил тот, указывая на стену.

Авик восстановил заклинание геопии, слетевшее в момент удара. Все пространство снаружи было покрыто сплошной стеной огня, словно бы дождевая вода вдруг превратилась в пламя. Вход в пещеру был перекрыт какой-то бесформенной черной массой, поэтому жар внутри шел на убыль, равномерно растекаясь по прохладной галерее. К ним подошла Мавка. Подбородок девушки чуть подрагивал, но глаза были сухи. Хуру и Рема отбросило в противоположную сторону галереи, поэтому, чтобы добраться до того места, где стояли Авик и Коготь, им пришлось пройти мимо перекрытого выхода. Держась рукой за противоположную стену галереи и, с опаской поглядывая на черную пробку, они подбежали к остальным. Отряхиваясь, подтянулись двое Куниц. Лишь раненный с перебитой рукой остался сторожить колодец. Несколько минут все молчали, потом Коготь прочистил горло.

– Как тебе это удалось? – спросил он Авика. Тот только пожал плечами.

Коготь дотронулся до рукоятки ближайшего огнемета черными подушечками пальцев, проверяя, не раскалилась ли она. Затем, зажав ее в кулак, он громко выкрикнул:

– Стой, дура!

Ничего не произошло, огненные струи продолжали падать, не усиливаясь и не ослабевая.

– Ну-ка, ты попробуй, – обратился Коготь к Авику.

Тот попытался повторить свой истошный крик, и снова никакого видимого действия это не возымело. Авик изменил модуляцию голоса, силу сжатия рукоятки, но только сорвал себе горло и рассмешил остальных. Коготь хохотал, привалившись спиной к стене, безумно вращая глазами и обхватив голову когтистыми лапами. «Стой, дура! Стой, дура!», – повторял он сквозь слезы. Мавка не обижалась и тоже смеялась, тихо и мелодично. Рем повалился на землю, хватаясь за живот, Хура закашлялся так, что казалось, он вот-вот задохнется.

Горстка безумцев, перепачканных, уставших и покрывшихся черной копотью, они валялись на полу или сидели на пыльных камнях. Смех гулко отражался от стен, и пройдя по кольцу галереи, эхом возвращался к ним. Взгляд Авика упал на остекленевшие глаза десятника, все еще лежавшего возле входа в пещеру. Он осекся. Языки пламени тем временем начали редеть, обнажая выжженный склон, усеянный обугленными остовами тех, кто еще недавно был безымянными. Ливень все еще продолжался, капли падали в потухающий огонь, заволакивая всё вокруг облаками пара.

Ну, – сказал Коготь, – собираемся в путь, пока они не оправились.

Авик сделал несколько шагов в сторону выхода, когда знакомый голос прозвучал прямо в его голове:

– Пожалуйста, не пугайтесь, я сейчас спущусь к вам.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Авик поднял голову и, сквозь толщу камня, посмотрел на небо. Его примеру последовали и остальные. Видимо, они тоже слышали голос. В зените, наполовину скрытый редеющими грозовыми тучами, неподвижной округлой тенью чернел воздушный корабль. Отделившийся от него небольшой прямоугольный предмет, едва различимый сквозь камень, дым и струи дождя, приближался к вершине холма.

Пробка, закупоривавшая вход, ввалилась внутрь. В пещеру хлынул дневной свет и запах недавно залитого водой, недогоревшего пожара и паленого мяса. Авик бросил взгляд на странную пробку – черные лохмотья, закопченные доспехи, аквамариновая корона. При свете дня он различил очертания трех спекшихся друг с другом человеческих тел. Спасаясь от огня, трое предводителей бросились, отталкивая друг друга, под сень пещеры, но застряли в узком проходе.

В отверстие осторожно просунулась знакомая голова с завитой колечками черной бородкой, а потом показалась и вся огромная фигура кеена все в той же серой хламиде, казавшейся теперь серебристой. Гость выпрямился во весь рост, мгновение помедлил, вглядываясь в темноту, а затем чуть заметно пошевелил рукой где-то под хламидой. Галерею залил яркий, равномерный свет. Холодного огня или другого источника видно не было. Мавка сделала неуверенный шаг вперед.

– Это ты? – спросила она. – Я представляла тебя совсем другим. Где ты пропадал так долго? – Авик почувствовал укол ревности.

– Ато, аз, отроца моя… – начал кеен на таком старом диалекте хоривского языка, что даже бабушка Авика его бы вряд ли поняла.

– Когда твой голос говорил у меня в голове, я понимала тебя лучше, – отпрянула девушка.

– Потому что при передаче мысли, передаются не слова, а их значения, – прозвучал неслышный уху голос. – Я не смог прибыть раньше, прости.

– Беда нам речити, – добавил он снова вслух.

– Кажется, он хочет побеседовать, – догадался Рем, более других подкованный в языках. Странный гость согласно кивнул и опустился на землю. Остальные последовали его примеру. С выражением некоторого неудовольствия на лице, кеен извлек из-за пазухи какой-то небольшой предмет из желтого металла. Предмет имел форму двояковогнутого диска с ручкой, как у маленькой сковородки, и был весь покрыт письменами, отдаленно напоминавшими рунические знаки. Кеен покрутил его в руках. Авик впервые увидел его кисти. Смуглые, очень крупные ладони, длинные пальцы поглаживали странную штуковину. Пришелец произнес непродолжительную речь, из которой следовало, что он прибыл с Летающих Островов, чтобы помочь им справиться с нависшей над ними угрозой и что они не должны более опасаться ни его самого, ни врагов. Мальчики украдкой улыбались, так как говорил он дедовским языком, каким обычно изъяснялись священники в особо торжественных случаях, но при этом вворачивал имперские словечки так, как это делают хоривские щеголи, желающие казаться утонченными, образованными людьми. Вращая в руках странный предмет, он повторял свое сообщение снова и снова, и с каждым разом его речь становилась все чище и понятнее.

– Простите, я слишком давно не говорил по-хоривски, а передача мыслей, во-первых, слишком утомительна, а во-вторых, не слишком подходит для разговора с большим количеством собеседников, – наконец произнес он на чистом и современном хоривском языке, убирая странный прибор за пазуху. У Авика по спине побежали мурашки. Сколько же ему лет, если ему доводилось говорить на таком древнем хоривском?

Из колодца, с концом вервия, обвязанным вокруг пояса, наконец появился посланный вниз Куница. Он осторожно огляделся, удивляясь яркому свету и необычному посетителю.

– Я чертовски извиняюсь, – передразнивая манеру гостя начинать мысль с извинения, сказал Коготь, – но если мы не покинем сего уютного уголка, из нас, скорее всего, сделают фарш еще до наступления темноты. Я предлагаю уносить отсюда ноги, пока не поздно.

– Я же сказал, об этом вам не следует беспокоиться, – отвечал кеен, – жидкий огонь фрегата испепелит всякого, кто подойдет к холму.

«Жидкий огонь» и «фрегат» он произнес по-имперски, но это уже не казалось забавным.

– А это случайно не «Аммистарму»? – спросил Авик.

– Может, и «Аммистарму», – ответил кеен, внимательно посмотрев на него.

– А вы тогда, должно быть, Авихетеку?

– Ты можешь звать меня Посланником, – был ответ.

– Но вы ведь пират, не так ли? – продолжал допытывался мальчик.

Посланник недовольно поерзал.

– Нет, я не пират, я – аситемари, то есть мудрец, обучающий варваров премудрости, а еще немного исатиора, или волшебник, управляющий подземным огнем и горячими ключами, – этих слов не было ни в хоривском, ни в имперском, поэтому для того, чтобы объяснить их смысл, кеен прибегнул к мыслепередаче, – ну и кроме того, я – штурман летающего корабля. – Добавил он по-хоривски.

– И каких же это варваров вы обучаете? – с подозрением спросил Коготь. Он развязал мешок с припасами и теперь передавал по кругу вяленых рыбешек.

Гость развел руками, как бы говоря: «ну а как вы думаете»? Одна из рыбок попала в руки кеену, тот машинально повертел ее в пальцах и передал дальше, даже не удостоив взглядом.

– Союз Свободных Кетемов давно прекратил всякие сношения с наземными племенами, прямое обучение ныне строго запрещено, поэтому мне и горстке моих единомышленников приходится делать свое дело втайне ото всех, включая самих… обучаемых. Я многие годы создавал Астральную Карту этой девушки. Мне пришлось прибегнуть к некоторым хитростям. Подменить кое-какие имена второго слоя, наполнить скрытым смыслом обыденные заклинания на ее Карте… Поскольку она намуна, (так называют человека, животное или предмет, чары, наложенные на который, передаются всем подобным объектам рядом с ним), – в голове у Авика снова прозвучало значение неведомого кеенского слова: видимо, Посланник имел в виду то, что Рамис назвал «деигмами», – младенцы, родившиеся в это время в окрестностях Хорива были здоровее, спокойнее и сообразительнее…

– А почему ты мне этого не сказал? Ты обманывал меня? Ты никакой не дух? – сердито спросила Мавка.

– Я много раз говорил, что мои чары помогут не только тебе, но и всему твоему племени. И в тот, последний раз, когда злосчастный заколдованный выследил тебя на обратной дороге, я говорил тебе то же самое. Я не мог раскрыть своего происхождения, – виновато развел руками пришелец. – Да и зачем тебе было это знать?

– Я хранила твою тайну под страхом смерти, а оказывается, что сама не знала правды! – воскликнула девушка.

Посланник на мгновение смутился.

– Теперь ты знаешь, – наконец сказал он.

– Я до конца оставалась в родном доме на краю леса, полного оборотней! Я-то считала, что это мои родные стены защищают меня!

– Твое чувство тебя не обманывало. На хуторе было установлено меситавети, – кеен так разнервничался, что забыл сообщить значение этого слова,– я бы сумел защитить тебя, если бы ты не уехала оттуда.