Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1820-1823

/

, le roi travaillait dans son cabinet, quand tout ? coup une forte dеtonation s'est fait entendre non loin de ses appartements. Les grilles du ch?teau ont еtе fermеes de suite; les troupes ont pris les armes, et les recherches les plus minutieuses ont еtе faites dans le palais. On a trouvе que l'explosion еtait partie au-dessous du cabinet du roi, et au-dessous des appartements de madame, dont les vitres ont еtе cassеes. L'explosion a еtе si forte, qu'elle a еtе entendue du P nt Louis XVI. Il n'est heureusement rеsultе aucun accident de cet еvеnement, qu'on ne peut attribuer qu'? la plus abominable scеlеratesse ou ? une nеgligence bien coupable. A six heures une explosion a encore еclatе sur la place Lescot, pr?s le Louvre, mais elle n'a causе aucun dommage. Avant-hier au soir un pareil еvеnement est arrivе ? dix heures sur la place du Palais Royal, au moment o? monseigneur le duc d'Angoul?me revenait de Compiеgne».

«L'explosion est provenue d'un baril de poudre de la contenance de six livres environ. II avait еtе placе entre la muraille et un coffre ? bois.

Генерал Donnadieu смертельно ранен в поединке с адьютантом Richelieu. Ты знаешь, что после его бесовской речи, он на улице преследовал ругательствами Richelieu.

Спасибо за письмо от 26-го января. Воля твоя, я понимаю предпочтительное благоволение к себе Дмитриева и поздравляю искренно его с тем. Жуковский был гражданином-песнопевцсм в событиях Двенадцатого года, Батюшков – никогда; где и когда мог, он ополчался против просвещения, забывая, что не нам нападать на злоупотребление, когда и употребление самое еще не в употреблении. Тот и другой не написали строки, которую ценсура не могла бы благословить, а в пашем положении откупить ценсорское разрешение, значит обязаться не огласит ни одной мысли, не исключая и самодержавных, ибо «История» Карамзина, подверженная горнилу Тимковского, не явилась бы в свет нетронутою. Говорить о луне с августейшим лицом можно, но с глазу на глаз; я и сам позволяю себе непристойности житейские, пью и распутствую по целым ночам с людьми, на которых краснея смотрю при рассвете, но, по крайней мере, не оглашаю нагло своей шалости и если не совершенно оправдательно, то извинительно противоставляю мужественный образ мыслей, смелое исповедание души независимой беспорядочным порывам чувствований своевольных и превратных.

Зачем не печатаете вы моего «Гизо», расставщики ковык и строчных препинаний? Исправьте, что хотите: прозу отдаю вам. Пускай и ценсура чего не пропустит: точки, да точки! они отныне будут вывескою мыслящего пера. Пускай и всего не пропустит, и то не бесплодно. Архивы ценсорские завалятся моим письмом. Придет день суда, и расправа учинится. За что же вам, друзьям моим, зажимать мне рот?

Перекрестись! Зачем и как не посылать «Негодяйки» Ивану Ивановичу? Что ты думаешь о себе? Для тебя ли одного пишу? Сейчас отправь Ивану Ивановичу, или никогда доставлять тебе ничего не буду.

В стихах Воейкова есть прелести:

Тот сорван с высоты и брошен в заточенье.

Этот стих – сорванец. Но встречаешь и жалости, например, те стихи, в коих он предпочитает ужину и чашке чая лицезрение Бога и хор серафимов (стр. 185). И давно ли он стал такой духовидец? У меня есть стихи эти, но лабзинства того в них нет. Уже не с тем ли, чтобы тебе угодить? Прости!

355. Тургенев князю Вяземскому.

9-го февраля. Утро. [Петербург].

Сейчас прислали мне сказать, что Катерина Андреевна родила благополучно дочь в третьем часу ночи. Она совершенно здорова. Третьего дня я пил у них чай, а накануне сбиралась она навестить меня и подняться на мою лестницу, по Николай Михайлович не пустил, и дело сделал. имени еще не дано, но вероятно дадут Елисаветы.

Письмо твое и послание к Жуковскому получил. Блудову еще не читал. Он очень болен и в постели. Теперь немного лучше. Но читал с Карамзиным; он полагает, что нельзя сказать встарь: это слово не заменяет встарину. Игумена хорошо бы сменить каноником – для ценсуры, но тогда ты на – , и выйдет – как каноник. Нельзя ли этого избежать, и я пожертвую тебе каноником.

Тем боле мучусь я, чем мучусь по охоте. Не лучше ли, то-есть, не правильнее ли: Что мучусь по охоте. Впрочем, я не уверен.

Ты этих мук – нельзя ли переменять? Есть стихи прекрасные, и Державин и Херасков врезываются в память, как стихи юности первого. Воейков просит поскорее послание для журнала, но я прежде посоветуюсь с Блудовым.

Получаешь ли ты «Вестник Европы»? На всякий случай посылаю тебе выписанные оттуда примечания на перепечатанное твое послание Вот и все тут. Какая охота или, лучше, похоть уязвить et quelle impuissance! В той же книжке и Воейкову в прозе досталось. Дмитриев за все сердится или, лучше, всякий вздор сборника московского принимает к сердцу. Он пишет во мне с негодованием, что какой-то Волков помещает в «Вестнике» же грозный протест против обозрения журналов и уверяет, что стихи твои никуда не годятся, да и сам Карамзин не заслуживает своей славы. Он желал бы я против этого ополчить нашу ценсуру и думает, что это имеет дурное влияние на образование нашего юношества; а я ему напомнил об инструкциях Казанскому университету.

В Русской Академии было публичное чтение. Я не выдержал экзаметров, залился потом и уехал, не слышав ни президента о коретках, ни Мартынова о каком-то воспитании в России, ни Воейкова отрывка о Петре I из его поэмы: «Науки и искусства», ни историографа, который чтением. своим сам недоволен, ибо читал слишком скоро, и тогда уже, когда Мартынов и Гнедич утомили внимание слушателей. Воейкова стихи оживили публику и понравились министру народного просвещения. Вот они. Я читал ему твои замечания на его обозрение, и он сбирался отвечать тебе. С тобою я согласен. Что за номенклатура талантов! Это походит более на «Petit dictionnaire des grands hommes», и на что морочить несведущих в нашей словесности и смешить les experts? Кого уверишь в богатстве бедности?

Сию минуту принес мне Габбе письмо твое. Я поговорил с ним откровенно и постараюсь познакомиться с Нел[единским] и Авлеч[еевым]. О французском пороховом заговоре и нам. уже известно.

На сих днях я получил «Le Congr?s de Troppau», par Bignon, где уже и Лайбах задевают. Какая здравая логика, и как я желал выписать для тебя некоторые места! Есть мысли прямо из твоих писем во мне. прочти, если имеешь, а если у вас нет, то я пришлю тебе. Я получил еще кое-что, по неважное. Габбе мне сказывал, что ты уже читаешь Ferrand «Les trois dеmembrements», а для нас это запрещенный плод, и потому более на него позывает.

Жуковский болен ревматизмом. Я писал к нему сегодня и от него получаю довольно часто краткия грамотки. В апреле он едет странствовать. Мы ожидаем сюда Ермолова скоро, а Сперанского после. Первому дано 1-го Владимира, и по его представлению многим ленты и звезды, но я худо верю его заслугам. Он хочет блистать и хвастаться, а прочных и для блага России или тамошнего края подвигов я от него не надеюсь. Il faut ?tre grand et porter le sentiment de sa grandeur dans l'?me, а последней у него немного.

Удам сделан начальником Семеновского полка. Посланник наш в Сардинии Моцениго получил святого Александра.

В «Невском Зрителе» вышла какая-то критика на баллады Жуковского. Для чего ты не прислал башмаков с Габбе? Здесь теперь князь Андрей Петрович Оболенский с женою.

Я отбираю стихи твои, кой ты у меня требовал, велю списать их и надеюсь в следующую среду послать.

Посылаю тебе лик Батюшкова, avant la lettre; делан с портрета, принадлежащего сестре его, для образчиков Воейкову.

Прости! Читал ли «Les aventures de la fille d'un roi». Я получил, но не успел прочесть.

356. Князь Вяземский Тургеневу.

10-го февраля. [Варшава].

Спасибо за 2-е февраля и за письмо цареградское. Жалею, что многого не успел еще в нем разобрать, но по нескольким приемам надеюсь дочитаться всего. Я «Невского Зрителя» не имею, и вряд ли кто получает его здесь. О чем дело? Постарайся как-нибудь прислать. Чего же можно еще требовать от Тимвовского? Дух праздности, любоначалия по всему печатному и печатающемуся у нас катится, как по маслу. Не нахожу нигде для него препинающей кочки, разве только точки. Мы точно воспитанницы сен-сирские: для нас пишутся одни «Есфиры». Настоятели наши говорят нам: «Il faut mеditer Esther et se taire». Виноват, каламбур случился. Здесь был один, употребленный при Куруте по части выспренней полиции. Кто-то разругал его за какое-то дело. У него спрашивали: «Что это у вас было с таким-то?» «Ничего», отвечал он, «так, у меня с ним маленький каламбур случился».

Лайбахские дела, кажется, развязываются. Какое бы последствие ни было, но все, кажется, русскому путешественнику должно воскликнуть: «Берег, отечество, благославляю вас»! (то-есть, чорт с вами!), и тогда я тотчас лечу в Москву и надеюсь, хотя и мельком, поглядеть на вас, возвращаясь в Варшаву. Поедем вместе на воды, только европейские. Жене моей непременно нужно, и по всей вероятности нынешним летом будем в Карлсбаде. Шутки в сторону, перевари эту мысль.

Отдавай «Халат» мой в «Сын». Я с некоторого времени в самом дательном расположении и на часть «Благонамереннаго» выдал пропасть мелкотравчатых произведений. Отыскивай их: все тебе незнакомое. Только под «Халатом» выставить, что он сшит в 1817 году.

Не знаю, по каким причинам Шишков не дает медали Крылову, но радуюсь за Дмитриева и за вкус, что их награждением не сравняют, когда они заслугами не равны. Я, может быть, предпочитаю Крылова Дмитриеву как басенника и признаю в нем более того, что составляет поэзию; но на язык, на образование Дмитриев действовал успешно и постоянно, а тот выпустил только несколько острых стихов и счастливых выражений. Как же не тремя медальми украсить Жуковского и Батюшкова, если помыслить о медали Крылову! Да и Дмитриева это бы так обидело. Он почел бы это оскорбительною честью, и по делом. У нас Дмитриев живой классик, как Chenier говорил о Делиле. Конечно, по Сеньке шапка, но, не менее того, оно так.

О Боголюбове ничего не знаю: расскажи. Правда ли, что замуж идет Безобразова-Татищева? За кого? И если да, то как ни слова не говоришь мне о том. Что они делают?

Вот тебе портрет: отгадывай. Только прошу не пускаться ни в какие заключения: по чести нечего заключить. Здесь Розалия Ржевуска; только портрет не ею писан. Кажется, весть о поединке Dounadieu несправедлива. Есть у меня и другой портрет, но до другого раза: лень переписывать.

Увы, стыд и поношение! Вот объявление Австрийского двора. Не только мы дозволяем, но, в случае неудачи военной, Австрийский император говорит, что Российский обязывается помогать ему войском. О Прусском – ни слова… прусское правительство отвергает ролю второстепенную, а наше, волочившись шесть месяцов по следам австрийского, принимает ее на себя в деле столь несправедливом и оправдываемом столь нелепыми отговорками. Заставь перевести себе, если нет у вас еще венских газет. Вот добрый случай кипеть негодованию. Сердце рвется с досады. Прощай!

Прочти в статье: «Austrya» приветствие императора Австрийского Лайбахской гимназии.

357. Князь Вяземский Тургеневу.

11/24-го февраля. Варшава.

Получено вчера известие, хотя неоффициальное, но достоверное, что государь, проехавши в Венецию, будет в 1-му марта нового стиля в Вене и пробудет там два дни. Таким образом дней через десять ожидаем его сюда. Прости!

На обороте: Его превосходительству, милостивому государю, Александру Ивановичу Тургеневу. В доме г-на министра просвещения, в С.-Петербурге.

358. Тургенев князю Вяземскому.

16-го февраля. [Петербург].

Спасибо за письмо без числа, но с выписками из книги, которая у меня уже есть, и о которой я также писал в тебе на прошедшей почте. «Сердце сердцу весть подает»: и мне она очень понравилась. Мой экземпляр здесь единственный и оттого в разброде. Присылай, если есть лишние у тебя. Сейчас прочел я «Histoire de la fille d'un Roi». Это – история французской конституции в аллегории. Лица, о которых по участию их в участи этой конституции намекает автор аллегорически, ты верно, угадаешь, особливо Шатобриана, Benjamin Constant. Выпишу и тебе некоторые места из брошюры au risque que vous l'avez dеj?. Дочь королевская, описав несчастья ед, от неприятелей или от ultra-приятелей ее постигшие, рассказывают о себе: «J'еtais toujours bien seule, bien triste sevrеe de toute esp?ce de nouvelles; cependant, comme membre da la famille, on m'envoya, des deux Royaumes voisins, des lettres de faire part pour m'annoncer la naissance des deux cousines (ишпанской и неаполитанской конституций), dont l'apparation imprеvue avait causе du chagrin ? leur p?re qui ne lies attendaient pas si t?t; on ajoutait par postscript um, qu'ils les avaient reconnues, et que leurs, peuples avaient assistе avec joie ? leur bapt?me. Depuis j'ai entendu dire, que ces deux princesses, nеes au milieu des camps, pourraint bien devenir la source de grands dеbats, et que d'autres princes voulaient les еtouffer d?s leur berceau, de peur qu'elles, ne grandissent et ne prissent plus tard la fantaisie de voyager dans leurs еtats; on assure enfin que les grands parents doivent se rеunir dans une ville du Nord pour dеcider, si elles seront lеgitimеes et admises dans la famille, puissent-elles еchapper aux tribulations, que. j'endure, et faire le bonheur de leur p?res adoptifs et de tous leurs sujets. La g?ne que j'еprouvais, les chagrins de mes amis, le silence m?me qui ne laisse pas de devenir ? la longue une sorte de supplice pour notre sexe, tout m'accablait, tout altеrait en moi les principes de la vie: je finis par tomber sеrieusement malade. Une nuit il faisait un temps affreux; le vent de Nord soufflait avec violence; mon sommeil еtait fort agitе; milles r?ves sinistres avaient dеj? traversе mon imagination, lorsqu'un gеnie m'apparut. – «Jeune infortunеe, me dit-il, rassure-toi! Ne sais-tu pas que ta sainte patrone (английская конституция) a aussi connu le malheur? Tant?t je l'ai vu florissante et souveraine, tant?t je l'ai vu proscrite, mutilеe, chargеe de fers. C'est elle qui jadis, pour trois cent guerriers rеunis ? sa voix, fit de la mort une vertu; c'est elle, qui, sous un autre ciel, inspira une dеmence sublime au grant citoyen, qui devait la sauver au prix du sang de son fils; c'est elle, qui nagu?re chez le peuple des montagnes guida la fl?che immortelle d'un p?re et d'un hеros; c'est elle, qui planta ses еtandards sur le sol du monde sauvage; c'est elle, qui dans les еtats de son p?re se leva si fi?re et

si terrible pour repousser les menaces et le joug de la domination еtrang?re; c'est elle enfin, qui vient ? la faveur de son flambeau, de rajeunir la vieille terre du fanatisme. Et crois-tu qu'? travers tant de si?cles et de rеvolutions son triomphe n'ait co?tе ni pleurs, ni sang? Elle a eu ses bourreaux, elle a eu ses martyrs; mais inaltеrable au sein des tourments, elle a chantе dans les cachots, elle a souri sous la hache homicide, elle s'est assise traquillement au milieu des cendres et des ruines! Et toi tu murmures de quelques outrages, de quelques larcins, faits ? tes droits! Va, encore une fois: rassure-toi! Ton auguste p?re ne t'a point fait don de la vie pour t'abandonner si jeune encore: esp?re en sa bontе, compte sur ma puissance!» – Et le gеnie agita ses ailes, et disparut.

Это место мне очень понравилось, ибо рождает в сердце какую-то надежду.

Novus ab integro nascitur ordo!

Везде пробивается зелень конституционного порядка. Она выживет гниль самовластия и в самой закоснелой пошве. Это – эпоха человечества, подобная той, которая возникла от новой, прекрасной религии за 1800 лет. Семена разлетелись с шумом и с бурями; заброшены и там, где мы их теперь и приметить не можем; но и теперь

Томящейся душе невидимое зримо!

И сколько по белу свету сих томящихся душ! Кто их знает? Не нам, не нам, Господи, но хоть детям нашим!

Ты себя не обидел в параллели с Жуковским и Батюшковым, но есть и справедливое нечто. Только не надобно на Жуковского смотреть из одной только точки зрения, с которой ты на него смотришь, – гражданского песнопевца. У него все для души: душа его в таланте его, и талант в душе. Лишь бы она только не выдохнулась! Но ее бережет дружба, самая нежная и для тебя невидимая. Я ее узнал, и все мои надежды на Жуковского оживают. В нем еще будет прок. Он не пропадет ни для друзей, ни для России. Вчера я послал к нему твое к нему послание, подражание Буало.