Блудов очень болен, и я не могу его видеть, ибо и сам еще с трудом выезжаю; не мог, следовательно, и стихов твоих прочесть ему. Карамзина укрепляется, и я уже на третий день родин видел ее.
Сюда приехал Ермолов. Я еще не мог видеть его. Начнет тонить с министрами и греметь о свой славе, от которой ни Грузии, ни России не легче. Корпус его тяготеет над бедными жителями Грузии, и мирное, хотя и продолжительное, действие гражданской образованности не действует там, а только одна сила военная все ломит и все давит. Все расчислено для мишурного блеска личной славы главного начальника, если все сии похождения с полудикими могут упрочить славу. Граждане, а с ними и гражданственность не процветают; им душно.
Курьер из Лайбаха приехал вчера от 31-го января, но нового еще ничего не слышно. Посылай брату в Царьград, когда что попадется хорошее под-руку. Он очень скучает по Европе и начинает беднеть литературою и политикою. Есть ли у вас оказия писать к нему? У меня два раза в месяц: 1-го и 15-го числа каждого месяца, и посылать все можно.
К Дмитриеву также послал твое послание к Жуковскому, сказав, что оно еще не кончено отделкою, но «Негодяйки» по почте посылать нельзя. Я ему уже писал о ней. Ты заехал на границу Европы и требуешь от нас того, что и у вас не совсем в свет показывается. Я всем читал ее; все ею восхищались, по и тебе, и себе беды бы наделал, если б не поступал с нею осторожно. Есть незримые Тимковские, а где их нет, туда я послал и «Негодяйку», то-есть, в Царьград.
Атаман Денисов удален, а на его место наказным атаманом назначен генерал маиор Иловайский 3-й.
Сегодня получил я из Парижа только «Histoire des Wamp?res».
359. Князь Вяземский Тургеневу.
19-го февраля. [Варшава].
Спасибо за 9-е февраля. И конечно: что мучусь; чем у меня так, с пера сорвалось. «Страшен сон, да милостив Бог!» Видно я так Каченовского ошеломил, что в нем и желчь остыла. Я, признаюсь, ожидал от него отражения, на которое принужденным нашелся бы отвечать. Но тут и говорить нечего. Напрасно нападает он на рифму: весталок, как на неизбежную. Можно прибрать палок и галок, и все это будет не hors d'oeuvre.
Что же, читал Карамзин в Академии? Стихи Воейкова очень хороши, но не слишком ли он превозносит жертву, принесенную Петром Великим? Побуждение его не совсем ясно, то-есть, не озарено историческою достоверностью.
Я писал тебе на днях по почте через Слоним о скором приезде русского путешественника, но до сей поры известие новыми вестями не подтвердилось и, Бог знает, верить ли.
Во французской Палате левые вызывали. министров пояснить поведение французского правительства в рассуждении неапольских дел. Вызов их не оправдывается партиею, но подал повод наговорить много смелых и сильных истин. Chauvelin и Lafayette отличились; первый говорил: «Il para?t malheureusement trop certain que notre monarque a re?u de ses ministres le conseil de concourir ? mander ? la barre des gouvernements absolus de l'Europe le Roi d'une nation libre; de signer avec eux l'occupation de Naples, de coopеrer, par ses nombreux agents ? Laybach, et par ses forces maritimes dans la baie de Naples ? la croisade impie qui s'appr?te, et d'intervenir ainsi dans des efforts destinеs ? la dеgradation de l'esp?ce humaine».
Lafayette: «Cette libertе sacrеe, qui est la vеritable civilisation des peuples.– Je quitte la tribune en invitant mes honorables amis ? n'y jamais monter, ? n'en jamais descendre sans renouveller ? m., m. les ministres la question que je rеp?te ici formellement; ? n'en jamais descendre sans avoir dit: «Ne secondons pas let efforts de qui voudrait attenter ? l'indеpendance des Napolitains et des peuples qui savent reconquеrir leurs droitsu.-Tout le c?tе gauche avec enthousiasme: «Oui, oui!»
Вот энергия истины, и как бледнеют перед нею все эти фосфорические огни наших фокус-покусников ума узкого и тощего сердца! Непомерные способности потребны тем, которые защищают кривой толк. Одно благородное побуждение дает неодолимую (разумеется, в нравственном смысле) силу защитникам правого мнения.
Наполеон, ополченный богатырскою решимостью в достижении цели своей, некраснеющим лбом встречал все преграды, противопоставленные ему истиною, и шпагою несокрушимою запечатлевал свои политические парадоксы. Но мы, которые утра свои проводим в манежах и на парадных площадях, которые хотим слыть либералами при женских туалетах и деспотами перед миллионон штыков, которые не имеем ни одной мысли, а много лишних солдатов, что, кроме стыда настоящего и бледного, но многими пятнами означенного листа в истории ожидает нас в награду за двуличное поведение и за всегда зыблющееся направление мыслей и правил?
Что это за гасильные замашки в «Сыне Отечества»? Знакомая незнакомка (которой я не знаю: слава ли, совесть ли), которая минует бюст Вольтера, но с живым чувством взглядывает на Сократа. Я надеюсь, что посреди некоторых заблуждений. Вольтер завещал свету более истин, чем Сократ. Для нас Сократ в роде Геркулеса, что-то вообразительное. Смерть его – пояс Венеры, двенадцать подвигов Алкида, а жизнь Вольтера – учение положительное. Да и что за нападки на нравственность Путвина и от кого же, от племени Кутузова? Все это гнусно своим невежеством. Журнал должен иметь свою шерсть одноцветную, а не шахматно-пегую, по выражению Боброва; или по крайней мере содержать оговорки издателей, когда в присланных статьях, впрочем хороших, находятся нападки на здравую сторону. Неужели Воейков не признает владычества этой силы, которую должно силою вбить в наше общество? Сделай милость, вколачивай ему в уши эти истины.
Вымарал ли ты несколько строк в письме Сергея Ивановича во мне? Признайся, робкая и оглядывающаяся душа!
Скорый приезд р[усскаго] п[утешественника] более и более становится сомнителен.
Какие это так называемые Образцовые Сочинения, о коих говорит Каченовский в своих комментариях? Прости!
Сейчас получаю известие из Москвы об ударе Пушкина, и сердце у меня замирает.
Иван Иванович присылает мне также выписку своеручную Каченовского, но ты выпустил значительнейшее примечание обо мне в пиесе о русских постановлениях. Прости! Бедный Василий Львович!
360. Тургенев князю Вяземскому.
23-го февраля. [Петербург].
Я получил 10-е февраля, а от княгини из Москвы тоже две записки при письме, которое поспешаю отправить, ибо оно должно быть нужно, как она пишет. Вот грамотка и от Василmя Львовича, и вероятно он уведомляет тебя, что княгиня в Москве, а ты в Варшаве. Известие из польской газеты здесь хотя уже было, но не в такой подробности, и потому за него спасибо. Теперь и другие слухи прошли, но вы все прежде и достовернее узнаете. Ты, сказывают, в одно время сбираешься в Париж, Карлcбад, в Кострому, сюда, и на год нанял дом в Варшаве. Давай Бог ноги, а то и моим не успеть за тобою. Вряд ли мне удастся быть в Карлсбаде, хотя бы и нужно и кстати было: заехал бы за Жуковским. Блудов, если будет в силах, также туда поедет. Целый бы Арзамас слетелся не на Липецкия, а на Карлсбадские воды. Между тем посылаю тебе Блудова записку о твоем «Подражании Буало» и замечания его.
«С успехом мог». Не мог, а в самом деле явил Это погрешность Озеровская. «Стих мастерство одно». Едва ли точно?
«Природе в нас зажечь». Я не очень люблю такие обороты. C'est de la concision, si l'on veut, mais sans еlеgance!
«Упор его не вреден». Заглянуть бы в лексикон: таково ли точно значение слова упор.
«И с рифмой» – лишний с, конечно от переписчика (а переписчик ты).
Ласков, Херасков и т. д.: какие странные и прекрасные рифмы, и как хороша вся эта тирада и все послание! Наш Асмодей умеет быть оригинальным в самых близких переводах.
«А рифма, надо мной, ругаясь, мне».
«Я в пляску здесь» – NB.
«Из од своих бы мог». Ай, ай, Асмодей! За уши: он оскорбляет слух!
«Одеть в покрое». Должно бы в покрой, да и то нехорошо.
«Стихами белыми» и пр. – очень хорошо!
«Добровольным адом» – NB.
«Изгнанный на скалу» – NB.
«Насытить не могу ненасытимой». Полно, хорошо ли?
«Сух и вял, и холоден»: и – и! Не лучше ли: пусть холоден.
«Благодаря глупцов». Кажется, должно: глупцам.
«Где рифма на лицо, смысл может быть в неявке» – прекрасно!
«Напротив же». Опять можно закричать: ай, ай! хотя и не так уж громко.
«За дар прославлен» – NB.
Что успею выправлю, если уже не в печати. Сейчас посылаю некоторые перемены к Воейкову, которому отдал для «Сына».
Михайло Орлов женится на дочери генерала Раевского, по которой вздыхал поэт Пушкин.
То, что ты пишешь о медали в отношении к Дмитриеву и Крылову, проповедывал я здесь, направлял в услышание избирателей.
Не ошибись и ты, подобно Карамзину: стихи в «Сыне Отечества» не Батюшкова, а здешнего его представителя. Авось, он откликнется и сам.
Вчера окрестили мы у Карамзина Елисавету. Я обедал у них, а Оболенский и Е. Ф. Муравьева были восприемниками.
Куницына книга о естественном праве, для школ написанная, запрещена, отобрана и признана безбожною и возмутительною. При сей верной оказии прочтут ее. Грозят и самому автору.
Боголюбов должен был жениться в Москве на Бахметевой, хорошей, благовоспитанной и довольно достаточной девице. Вся Москва вопияла против сего, ибо узнала о качествах жениха. Отец долго упрямился и хотел выдать; но наконец справился с Молчановым и с другими, и хромоногому изгнаннику из Гишпании отказали.
Безобразова-Татищева должна была идти замуж за вонногвардейского офицера, как говорил город, но разошлось. Я не вижу их, ибо сердит за то, что не навестила меня больного, между тем, как другие дамы утешали. меня в затворничестве. Оправлюсь – поеду однако ж к Татищеной.