Паранойя. Почему он?

Вместо ответа он залихватски свистнул, только – только успокоившиеся птицы вновь вспорхнули с веток и загалдели. Я же поняв, что сейчас появится эта животина, хотела запротестовать, но было уже поздно. Зверюга неожиданно, словно чёрт из табакерки, выскочила откуда-то сзади, в очередной раз перепугав меня до смерти. Вскрикнув, я отскочила к кустам и в следующее мгновение закричала уже во весь голос от пронзившей ногу острой боли.

Метнув лихорадочный взгляд вниз, с ужасом обнаружила быстро отползающую, шипящую змею и укус чуть выше лодыжки с внутренней стороны. От этой картины у меня в глазах потемнело, тошнота подступила к горлу.

– Ну, что там у тебя? – сквозь шум стучащего набатом сердца, пробился недовольный голос.

– Змея, – прохрипела я, начиная задыхаться от паники.

Моя нервная система такой поворот событий после старушки Георгиевны, Сонечки, мамы и пумы, не осилила. Перед глазами всё поплыло, я пошатнулась и протянула дрожащую руку, чтобы ухватиться за какое-нибудь дерево, но вместо него наткнулась на рельефное плечо, в которое тут же вцепилась мёртвой хваткой, вонзив ногти в упругую плоть.

– Тихо, куколка, не горячись,– насмешливо пожурил «спасатель Малибу», пытаясь отцепить мою клешню от своего плеча, но я впилась еще сильнее, боясь упасть.

В это мгновение мне было плевать, что я повисла на каком-то полуголом мужике, и что его горячая ладонь скользнула по моей обнаженной пояснице, прижимая меня к крепкому, будто выточенному из камня телу. Я изо всех сил цеплялась за него, чтобы не дать сознанию уплыть. И он не позволил: встряхнул меня, словно куклу и ощутимо хлопнул по щеке.

– Ай, больно же! – возмутилась я, вынырнув из окутавшей меня темноты.

– А ты как думала? – хмыкнул этот ненормальный, и не позволяя мне опомниться, подхватил на руки, и понёс куда-то. От неожиданности и резкой смены положения, у меня вновь потемнело в глазах. Обессиленно прикрыв их, я уткнулась носом куда-то в шею моему спасителю и с шумом втянула воздух, чтобы избавиться от головокружения, но стало только хуже, стоило почувствовать терпкий аромат его кожи.

Нет, пах он приятно: как-то так бархатно, горячо, слегка горьковато. Его парфюм, слава богу, не бил с ходу по рецепторам, вышибая дух, иначе я бы точно грохнулась в обморок. Просто мне было слишком плохо, нога нестерпимо горела и меня тошнило.

– Я не могу, – всхлипнула я, зажимая рот ладонью. – Меня сейчас вырвет. Яд, наверное, пошёл по крови…

– Не истери. Змея, скорее всего, неядовитая. Здесь полно медянок, – оборвал он мои стенания прежде, чем я накрутила себя.

Опустив меня на какое-то полотенце возле дерева, он бесцеремонно раздвинул мои ноги, и устроившись между ними, с сосредоточенным видом осмотрел укус.

– Вода есть? – снимая с меня кроссовки, кивнул в сторону моего рюкзака, брошенного неподалеку.

Я показала пальцами «ок», он же быстро нашёл бутылку, и открутив крышку, без предупреждения стал поливать ранки газировкой. Ногу задергало, и я зашипела. На глаза навернулись слёзы.

– Не реви, куколка, – закончив экзекуцию, нахально похлопал он меня по бедру.

– Никакая я тебе не куколка! – огрызнулась, взбесившись. Терпеть не могла всю эту попсу. Мужик же на мою грубость отреагировал смешком.

– Ладно, как вас тогда величать, юная леди? – снисходительно протянул он.

– Анастасией Андреевной, будьте добры, – съязвила я и поморщилась от боли. Ногу опять задёргало.

– Потерпи, Анастасия Андреевна, сейчас всё сделаю и отвезу тебя в больницу.

– Нет, я с тобой не поеду, вдруг ты маньяк какой, – отозвалась я слабым голосом, понимая, что несу откровенный бред. Но мне в моём состояние было простительно.

Его, похоже, это заявление, как и всё происходящее, только позабавило.

– Я бы тогда так не заморачивался, – заметил он с усмешкой, укладывая мою ногу себе на плечо. – Оприходовал бы тебя под этим деревом да и все дела.

– Оприходовал? – шокировано хохотнула я, приходя потихонечку в себя и в очередной раз становясь одного цвета с его трусами.– Ты это так называешь?

– Нет, я это называю по – другому, но боюсь, тебе не понравиться, – подмигнул он, скользнув взглядом между моих ног и сделав глоток воды, коснулся холодными губами горячей кожи, отчего меня пробил озноб, а потом и вовсе потемнело в глазах от пульсирующей боли, когда он начал с силой высасывать яд.

– Я умру…– всхлипнув, простонала я, откинувшись на дерево. Нога горела огнём.

– В следующий раз зато будешь знать, как шляться, где попало, – «подбодрил» он, сплюнув воду вперемежку с моей кровью. Снова сделав глоток, протянул бутылку мне, жестом заставляя пить.

И я послушалась, поздно сообразив, что даже не протёрла горлышко, а ведь всегда брезговала, но сейчас почему-то вообще не напрягалась на этот счет. Да и, собственно, какие могут быть церемонии, когда лежишь, бесстыдно раскинув ноги перед мужиком, который сосёт из тебя кровь?! Не первая помощь, а какие -то вампирские хроники. Пожалуй, я бы посмеялась, если бы не была так смущена, и взволнованна.

В какой-то момент всё вдруг изменилось. Боль стала утихать, занавес паники и страха пал, и я, будто прозрела. Огляделась вокруг: мы были на берегу озера, прохладный ветерок приятно обдувал разгоряченное тело, неподалёку в теньке расположился Жора, он с какой-то тоской наблюдал за утками, и это было так мило, и смешно, что вызвало у меня улыбку.

Удивительно, как страх искажает наше восприятие.

Жора больше не казался мне чудовищем, я смотрела на него и видела прекрасное, невероятно – грациозное, величественное животное. Мне хотелось дотронуться до него, погладить, приручить…

Горя этими желаниями, я повернулась к его хозяину, и у меня возникло чувство, будто мир замер, стал размытым, словно на него набросили мятый, полиэтиленовый пакет.

Знаю, это звучит пафосно, но оказывается, так действительно бывает: один взгляд, и бах – твоё сердце споткнулось, сбиваясь с привычного ритма. Это не про любовь сейчас, а про ту самую пресловутую искру, когда человек попадает в твой «фокус», и что-то внутри тебя щёлкает, подобно затвору фотоаппарата. Ты вдруг начинаешь смотреть не вскользь, а по-настоящему: вглядываясь в каждую черту.

И я смотрела, как прикованная, не в силах оторваться от этого мужественного лица. Он был обалденно – красив, но совершенно не в моём вкусе. Во всяком случае, до сегодняшнего дня мне нравились светловолосые, «сладенькие мальчики», как звала их Лиза. Он же мальчиком не был, да и на «сладенького» не тянул.

У него были крупные даже грубые черты лица: густые брови, придающие ему суровый вид, массивная челюсть, широкий нос, и сверкающие, словно сапфиры, темно-синие глаза в обрамлении длинных, по – девчачьи изогнутых ресниц. Его иссиня -черные волосы были подстрижены по-спортивному коротко, без всяких изысков, но это лишь добавляло брутальности в его образ. В общем-то, если так перечислять, то красивого во всём этом немного, но вкупе с бешеной энергетикой, нахальным взглядом и по-мальчишески открытой улыбкой получался сногсшибательный коктейль. И меня уложило. С размаху так. На лопатки.

Радости по этому поводу я совершенно не испытывала, напротив, чувствовала себя идиоткой. Никогда бы не подумала, что пополню ряды цыпуль, текущих при виде красивого мужика, но жизнь, как известно, веселая штука.

Когда он отстранился, чтобы сплюнуть воду с кровью, я забыла, как дышать. Взглянула на эти влажные, вишнёвые губы и окончательно пропала. Они были такие красивые: четко-очерченные, чувственные, с умилительно – капризным изгибом, что совершенно не вязалось с его мужественным лицом и в тоже время добавляло ему пикантную нотку, позволяя разглядеть даже в таком суровом мужчине «сладенького мальчика».

Эта мысль вызывает веселье, но оно тут же сменяется волнением, стоит ему склониться к моей ноге для очередного захода. Когда его горячие губы накрыли место укуса, и он стал с силой его посасывать, легонечко касаясь языком кожи, низ живота лизнула обжигающая волна, вызывая табун мурашек. Меня никогда раньше не возбуждал какой-то конкретный мужчина, и сейчас это чувство ошеломило.

Наверное, у меня вырвался какой-то звук, потому что он вдруг замер, поднял на меня взгляд, и кажется, всё понял. Уголки его губ дрогнули в намёке на улыбку, а в глазах заискрились смешинки.

– У тебя дрожь, – заметил он тихо, заставляя пылать от стыда. – Как себя чувствуешь?

– Морозит, – выдавила через силу, стараясь не смотреть на него. Мои щёки горели огнём.

– Нога онемела? Болит? Голова кружится? – допытывался он, делая вид, что не замечает моего смущения. Я была ему безмерно благодарна за эту деликатность.

– Нет.

– Медянка -значит, но всё же надо перестраховаться, – заключил он и аккуратно опустив мою ногу, поднялся.

Я выдохнула с облегчением. Ко мне только сейчас начало приходить осознание всего происходящего, и я не знала, то ли смеяться над этим дурдомом, то ли плакать.

Как вообще так? А главное, что со мной творится? Откуда взялась эта озабоченная истеричка?

Размышляя об этом, я привстала. Мужчина кому-то звонил, расхаживая передо мной взад -вперед.

– Лёха, подгони машину к озеру и захвати шлейку для Жоры, – отдал он распоряжение и выслушав ответ, отключился, после чего сообщил. – Сейчас в больницу поедем.

– Мне нужно найти собаку, – опомнилась я.

– Не переживай, найдут твою Розелайду. На обратном пути заберёшь, – отмахнулся он, так забавно коверкая её имечко, что мне стало смешно.