Хозяйка мертвой воды. Флакон 1. От ран душевных и телесных

– Отставить вопросы! Бегом, Лан!

Бывший гончар недовольно заворчал, но все же поднялся и напялил на себя рубаху.

– Мне помощь нужна заявил он. Что я один все потащу?

Хельга выбежала в коридор и крикнула, разбудив окончательно всех прочих постояльцев гостиницы.

– Сом!

Богатырь явился к ней по первой просьбе и отдал приказ трем своим бойцам немедленно идти в арендованную под склад коморку и принести Мертвую воду.

Стражи отправились вместе с Ланом к коморке незамедлительно, прихватив по пути еще несколько человек на помощь из каждого встреченного по пути патруля. Правда Хельга не уточнила, сколько нужно мертвой воды.

В корчму на первый этаж стражи снесли все бочонки и бутыли, что нашли. Лан бегал между ними и причитал, как аист над разоренным гнездом.

– Это же все, все что у нас осталось!

Ребенка охватила лихорадка. Он стонал и издавал хрипы. Пересмысл уже стал читать какие-то отходные молитвы своим богам. Дядька Ерш вытирал пот и слезы с лица и стоял печально потупив взор.

– Все, Хельга, оставь, дай умереть в тишине, – хотел остановить девушку Пересмысл.

– Нет, старый, не дам! И тебе пусть стыдно за слова свои будет! – она толкнула старика от обиды, не сильно, но достаточно, чтобы он не спутал с случайной оплошностью.

Хельга хорошенько пропитала полотенце мертвой водой и приложила к бледной коже мальчика и… она исчезла! Ни впитаться ни испариться в одно мгновенье спиртовая настойка не могла. Девушка прикусила губу, стараясь осознать только что произошедшее. Переутомление? Морок видений? Галлюцинации на нервной почве?

– Что за..? – полушепотом выругалась девушка и ощупала живот мальчика. Вода снова проступила сквозь поры кожи больного, и не подчиняясь законам физики, притянулась к её ладони. Когда она подняла ладонь кверху, вода вышла из кожи вместе с сукровицей, черной субстанцией и с серебристо-серой взвесью. – Лан, тащи всю воду сюда! – приказала она. – Всю!

– Нет, все не отдам! – запротестовал прибежавший на ее крик Лан. – Не отдам, Хега!

– Мальчик умирает! А ты, сука, деньги считать собрался? – целительница отвесила парню пощечину.

Лан часто заморгал, схватился за красную щеку и спрятав стыдливый взгляд пошел за остатками Мертвой водой не пущенной на благовония и настои.

Начался долгий трудоемкий процесс: мертвая вода выходила в таз, каким-то таинственным образом покрывая кисти рук Хельги, словно варежки. Коснувшись кожи, искрясь в свете свечей, вода проникала в тело мальчика, чтобы через одно биение сердца выйти из его, наполненная сукровицей, пораженными клетками, и серебристой взвесью.

В комнату смел заглядывать только дядька Ерш. Он не нарушал тишины или отвлекать от её действий молодую целительницу, просто доливал из бочонка мертвую воду, менял ведро для отработанного целительницей состава. Прошло несколько часов. Ерш поменял в комнате уже третий набор свечей, а серебристая взвесь все продолжала выходить с водой из тела мальчика, хоть и не в таком количестве, как ранее.

В опустевший харчевне, сдвинув несколько столов, сидели шестеро лекарей, изучая мутную субстанцию с черными вкраплениями и серебряной взвесью. Умудренные умы совещались. Сейчас их было меньше, чем пару часов назад, многие сдались, признав свое поражение недугу мальчика. Многие, но не все. Пересмысл, после укора своей ученицы, сейчас был готов землю носом рыть, чтобы смыть позор отчаяния со своей совести. Он выпаривал над свечей мертвую воду из ведра, надеясь, что сухой осадок расскажет истину о недуге молодого господина.

Единственным кто находился здесь поневоле, был мастер Корнелиус. Он исподлобья глядел на присутствующих заплывшим от синяка глазом и выражал молчаливый протест. Но покинуть почти пустой зал не мог: Сом в доспехах городской стражи и Храбр, одетый слишком тепло для летнего вечера, играли в кости, коротая ночь и присматривая за ним.

Пресмысл поставил таз с серебристо-серым порошком на стол. Знахари собрались вокруг выдвигая теории о происхождении осадка. Все, кроме Корнелиуса.

– Что это? – спросил Пересмысл собравшихся, но ответить ему никто не смог.

Храбр подошел к столу на котором в окружении свечей стояло маленькое фарфоровое блюдце с порошком. Недобро посмотрев на Корнелиуса он начал доставать из карманов крохотные пузырьки с бумажками привязанными к горлышку тонкой бечевкой. Храбр не спешил, но ровный строй пузырьков рос. Закончив, он выбрал одну из склянок и сдвинул к знахарям и ведунам.

– Откуда у тебя сии снадобья? – голос Пересмысла звучал с ноткой напряжения.

– Одолжил у мастера Корнелиуса. – Признался без утайки Храбр не сводя глаз с лекаря, который перестал сетовать и предрекать кары на голову парня и сидел покрываясь серебром седин почти на глазах.

Пересмысл не спеша повернул к себе бирку склянки с таким же серебристым порошком и мазнув взглядом по пергаменту передал баночку Гифею. Серебряная маска на прокаженном не позволяла понять выражение лица, но это не понадобилось. Передавая склянку дальше по кругу он засмеялся. Громко. От чего некоторые встрепенулись услышав неуместные эмоции.

Лекарь с рыжими бакенбардами первый озвучил написанное.

– “Крысиная соль”, – озвучил он с силой поставив склянку на стол. – Яд сгубил мальчика.

Ученые мужи не сговариваясь посмотрели на Корнелиуса который закрыв заплывшие глаза кажется молился своим богам.

Храбр схватил бронзовый подсвечник с замаха приложил основанием в морщинистый лоб Корнелиуса. Стул завалился вместе с врачевателем чье исказившееся от боли лицо покрывал свечной воск и кровь из разбитого лба.

Храбр набросился на старика избивая его трансформировавшимися лапами. Без слов и ругани, даже глотку Корнелиуса он заткнул его же тапком. Это происходило не больше десятка тактов сердца. Сом оттащил с скулящей жертвы Храбра обуреваемого праведным гневом, но с глазами застланными слепой яростью. В порыве гнева когти храбра оставили борозды на нагрудном панцире стража города.

Сом скрутил друга, защелкнув на запястьях и лодыжках “кандалы покорного”, полностью обездвижив, но не усмирив Храбра. Стоя на коленях, с руками скованными за спиной и пристегнутыми к лодыжкам тот еще пытался вырваться.

– Он же еще ребенок! А ты, гниль, его как крысы амбарных отравить решил!? – слова сдерживаемые в себе повалили наружу.

Корнелиус не отвечал. Лишь скулил держась руками за изуродованное лицо.

– Сом! Сними кандалы, и примерь их на коновала-отравителя. Я сдержу себя в руках, обещаю, – Храбра еще трясло, но он сдерживался, унимая внутреннего зверя.

– У меня и для мастера Корнелиуса есть браслеты. Но, извини друг вы оба отправитесь в темницу. Он за отравительство, до суда и казни, а ты на две седмицы за мелкое воровство, – Спокойно огласил Сом. – Извини Храбр, но теперь я слуга города, а не только твой друг.

Храбр выматерился на друга, но тот был спокоен. И только знахари перебирая пузырьки кидали дурные взгляды на коллегу из Аркрума.

* * *

Утро, первые лучи солнца заглянули в небольшую комнатку на второй этаж Перегрызенного кнута и выхватили из темноты две небольшие человеческие фигуры. Мальчик, измученный, но живой, теперь свободно дышал и, судя по умиротворенной улыбке на губах, видел во сне что-то хорошее. Девушка с яркими розовыми волосами, уставшая, но счастливая задремала прямо сидя на стуле и положив голову на край постели.

Как только свет озарил стены притихшего и так же погруженного в сонную негу города, защебетали ранние пташки. Дядька Ерш тихонечко прошел в комнату и отворил окно, впустив в комнату свежий воздух, наполненный ароматом свежеиспеченного хлеба и взглянул еще раз на Светозара.

На губах мальчика все так же была улыбка, а впалые щеки с сеткой розовых капилляров начал покрывать нежный румянец. Хельга и на этот раз смогла победить смерть!

Глава 14. Расплата

Четверо мужей сейчас сидели на первом этаже постоялого двора “Перегрызенный кнут” и обсуждали судьбу восьмилетнего мальчика.

– Обратно нам дороги нет, это точно, – сказал мужчина с квадратным лицом, тот что был дядькой – воспитателем юного Светорзара, – Вот только и здесь мы оставаться не можем.

– Да уж, если женщина задумает чего – все, считай пропал! – согласился с ним Пересмысл. Не смотря на беспокойную ночь, он выглядел более бодрым, чем все остальные.

Утро постепенно вытеснило остатки ночи и в запыленные окна харчевни уже видны были проблески зари.

– Куда вам велели отправить мальчика? – спросил Гифей у дядьки.

– В ваш Серый дом!

– Мудрое решение.