Новенький

–Пап, пйивет, а я лук найизаю, – воодушевленно хвасталась дочка своими достижениями, ведь не каждый день ей доверяют такое опасное и ответственное задание. Она – вылитая мама. Черные локоны всегда небрежно, но при этом как-то по киношному спадали на её открытый лоб. Глаза- пуговки карего цвета, в которых живёт детский озорной огонёк. Большие реснички, заставляющие умиленно смотреть в глаза не отрываясь, и черные, словно нарисованные бровки. Аккуратный носик и до безумия красивая улыбка. Именно такой улыбкой и сразила меня Милая в день нашей встречи. Они даже характером похожи, нежные, заботливые, милые и такие хитрые: когда им что-нибудь надо, пускают в ход всё обаяние. И ведь невозможно отказать. Я пытался. Тщетно.

–Ты моя сладкая, такая уже взрослая, скоро сама будешь нам с мамой завтраки готовить.

–Аха, – произносит Ралина, даже не отвлекаясь на мой поцелуй в щечку. Прям что ты, что ты, деловуша блин.

Ну, вариантов оттягивать разговор нету, надо идти сдаваться своей любимой, которая, чувствую, специально не смотрит в мою сторону. Боится понять по глупой улыбке, что всё прошло удачно. Наверное, ни один шеф повар так сосредоточено не следил за процессом приготовления блюда, как она в данный момент. Даже когда я подошел со спины, и, нежно обняв притянул к себе, сделала вид, что ей нельзя отвлечься ни на секунду. Она не хотела слышать, не хотела говорить о сегодняшнем дне, не хотела ничего спрашивать, потому что всё уже понимала. Я не решался начать разговор об утреннем собеседовании. Друзьям я бы мог часами, взахлеб, пересказывать каждый миг сегодняшнего дня, но только не ей и не сейчас. Знаю, что творится у неё на душе. Знаю, что она боится услышать правду. Как же она вкусно пахнет.

Уткнувшись носом в её темно-каштановые волосы, я всегда обретал спокойствие, так же, как и сейчас. Целуя нежно шею, я забывал обо всём.

– Не трогай. Опять Рекса всего залапал. Иди мой руки, кушать будем.

Она говорит со мной, и это уже хорошо.

– Я мигом моя! – боясь разозлить её, рванул в ванную, но резко спохватившись, вернулся и поцеловал умную и сдержанную фурию, попутно подмигнув дочке. И вспомнив, добавил:

– А где Богдан?

– А где может быть твой сын? Бросил портфель, схватил мяч и куда-то убежал, – ответила Милая сердясь.

Сын молодец. Восемь лет уже парню, мужиком растёт.

Мне хотелось ответить, что, по её мнению, наверное, было бы лучше, если бы он не бегал по улицам, а сидел за компьютером круглые сутки, но чудом удержался. Иначе этой маленькой зацепки хватило бы, чтобы обрушить плотину и низвергнуть на себя поток слов, которые сейчас кипели в её голове.

– Картошка просто бомба!– обжигаясь, нахваливал я наш ужин, – и лучок так красиво нарезан.

– Не подлизывайся, – и, выдержав паузу, добавила, – Что сказали?

– Сказали берут, – не поднимая глаз ответил я, продолжая усердно работать вилкой, – всё нормально, я им подхожу.

Ноль реакции. Никакой. Тишина. Это тот случай, когда отсутствие реакции, намного хуже любого варианта развития событий! Ну скажи, что ты против, разозлись, и мы снова поругаемся, снова будем мусолить заезженную тему, что и здесь можно работу найти, что меня в любую охрану возьмут. Или скажи, что я молодец, что всё-таки добился, не зря в шесть утра уходил на пробежку, пока все спали. Нет же, молчит…

Аж бесит.

Столько эмоций внутри, а в какое русло выплескивать непонятно. Вот и приходится жевать и надумывать все возможные варианты в голове. А она сидит напротив, молча перебирает салат вилкой и думает всякие гадости. Ну наверняка же думает.

– Пап, а знаешь чё? Мы сегодня ежика видели. Он такой майенький во двойе бегал. Мы ему молока налили в тайелочку. Ну не в тайелочку, ну в кйышку от банки, – вдруг вспоминает Ралина.

Как же она вовремя. Люблю её!

Пока они помыли посуду, стелили постель, я разобрал вещи и пошёл принять душ. День был насыщенный, а впереди ещё ждал тяжелый разговор, и мне хотелось стоять под этими бодрящими струйками воды как можно дольше.

– Выходи уже, твоя принцесса уснуть не может, пока не поцелует тебя, – послышался за дверью голос милой.

Свет везде уже был приглушен, и лишь ночник в детской освещал мой путь.

– Спокойной ночи, Король, я тебе завтра ежика покажу, харашо?

– Конечно, принцесса, завтра снова его покормим, – не в силах противоречить, смиренно согласился я.

–Аха, – кивнула в ответ наша кудряшка и отвернулась спать, обняв куклу Катю.

И мне вдруг захотелось остаться ночевать в детской. Вот лечь прямо здесь, с дочкой, на этом уютном диванчике и прятаться здесь до утра. А любимой сказать, мол нашей принцессе страшно ночевать одной, и она боится бабайку. Нет. Не прокатит. Она в миг вычислит, кто настоящий трус. Трус, потому что боюсь предстоящего разговора. Ну вот как так бывает? Вроде взрослый человек, прошёл службу в горячей точке, ходил на задания в составе маленькой группы, а тут просто разговор со слабой девушкой. Здесь даже бояться-то нечего! Противник хрупкий, физически слабее, приемами рукопашного боя не обладает, стрелковыми навыками не владеет, оружие по разведданным не имеется. Но всё же один взгляд, один, черт побери, взгляд, и всё, ноги трясутся. А если ещё уловишь в голосе нотки осуждения, то всё, готов с голыми руками на любую банду противника идти, лишь бы подальше отсюда.

Нет-нет, я совсем не подкаблучник, и любимая мне даже разрешает иногда кушать в зале перед телевизором, но этот взгляд…

Мне кажется, ей можно сниматься в телевизионных шоу, где приглашают людей с экстраординарными способностями. Вот взять, например, людей, которые умеют читать мысли, так вот они просто дети по сравнению с моей! Она не просто читает мысли, она их редактирует, не вынимая из твоей головы. Причём препарирует молотком и зубилом.

Одним коротким взглядом она способна не просто прожечь тебя насквозь, а перемолоть все твои внутренности, вскипятить всё нутро, и после всего безжалостно схватить тебя за яйца и подтянуть их к глотке. И вот, когда ты, весь в испаринах, стоишь вытянувшись на носочках, пытаясь взглотнуть немножко воздуха, она мягким ласковым голосом с оттенком свинца, задаст тебе любой вопрос, и попробуй ты, собака дикая, хоть на секунду замешкать или не дай бог попытаться соврать, то можешь прощаться с жизнью.

"Ему бы жить да жить, да нет. Врал" – именно так напишут на надгробье.

Ладно, смысла нет оттягивать, надо идти на плаху.

Лежит, отвернулась, притворилась, что спит. Смешно. Я же знаю, что нет. Там целый вулкан эмоций сейчас кипит. Уверен, поток критики и железных доводов уже подготовлен и готов обрушиться нескончаемой лавиной, но плотина ещё держится. Пока держится.

Хоть постель достаточно большая, но всегда, когда ей удается лечь первой, сразу пытается занять место ближе к середине, чтобы отжать большую территорию. Татарка, одним словом. А сегодня, вопреки всему, отвернувшись, легла на самый край. И хотя дома тепло, плотно укуталась в толстое одеяло, словно в бронированный кокон. Дело хуже, чем я думал.

– Не лезь, – сухое, чеканное, словно выстрел разрезало тишину спальни, в тот момент, когда рука, проскользнув под одеяло прикоснулась к её манящей талии, – давай спать, у меня нет настроения.

О, ещё бы, я чувствую всё негодование, что переполняет душу. Представляю, если бы она мне посмела сказать, что уезжает надолго в командировку. Я бы даже слушать не стал, просто поднял бы её на плечо, отнес бы в спальню и закрыл на пару дней, пока не передумает. Без права на обжалование.

Но здесь другой случай. Перечить мужчине прямо нельзя, и она это понимает.

– Не лезь говорю, – вновь отстраняясь, повторила она, когда мой штурм продолжился.

– Ну чего ты, Милая? Я же так соскучился по тебе.

– Ты? Ты соскучился? – в её дрожащем голосе чувствовалась обида.

Я ходил по краю. Поправив одеяло, посильнее обнял её и прижал к себе, пусть знает, что чувствую её терзания.

– Да, я соскучился. Меня целый день не было дома, и я всё время думал о твоей безграничной нежности, которая согревает меня, где бы я ни был.

– Да что ты говоришь? Именно поэтому ты так стремишься уехать от нас подальше?

Мне кажется, в какой-то миг, вся наша спальня вдруг стала яркой от искр, что летели из рассерженных глаз. Но они сразу погасли, утопая в слезах, что так предательски выдали её чувства. Я знаю, она не хотела показывать свою слабость, не хотела обнажать свою уязвимость и нагружать меня своими переживаниями, но стена рухнула. В одно мгновение, из сильной и гордой девушки, она вновь стала маленьким и уязвимым цыпленком, которому нужна моя сила, чтобы спрятаться от всех невзгод.

Притянув к себе этот всхлипывающий комок, я поцеловал её в голову.

– Так надо, Милая. Какая же ты у меня ещё маленькая и глупенькая – произнёс я, прижимая к себе. Да, в плену своих чувств, я в сотый раз наступил на одни и те же грабли. Эх, а всё так хорошо начиналось.

–Я? Я маленькая? Я глупая? Да это ты ребёнок каких свет не видывал! Ты всё в войнушки играешь! Вот зачем тебе это, а? У тебя семья уже есть, у тебя уже дети растут, а ты! К чему опять это?

Как же она красива, когда злиться. Особенно в мягком свете ночников, когда вот так вот хмурит свои черные бровки, когда пытается быстро говорить, чтобы успеть за своими собственными мыслями. Такая забавная, такая смешная, видели бы вы её мимику в этот момент, просто загляденье.

Удар под дых вернул меня в реальность.

– Ты чего там улыбаешься? Твоя мама стала седой, пока ты там служил свою срочку, тебе этого мало, теперь ты хочешь, чтобы я седая ходила? Ты хоть думаешь о нас? Ты вообще думать умеешь?