Игры виновных: сезон первый

– Я думаю, что сейчас она не нужна, и без того глаза закрываются, – Саша зевнул и чуть опустил своё сиденье, нажав на специально отведенную для этого кнопку, находящуюся под креслом. – Это, конечно, наша особая традиция, но иногда её можно перенести на некоторое время вперёд.

Паша ничего не ответил и сделал чуть громче звук. Через несколько минут появится табличка с приветствием въезда в город.

Трасса по-прежнему пустовала. Редким исключением были проезжающие мимо фуры. За всё время езды, будучи за рулём (после того как получил права, он старался как можно чаще выезжать в другие города в целях изучения своего края), Паша заметил, что ночное время, равно как и часы на заре, – любимое время для поездок водителей дальнего следования. Потому что в эти часы встречается малое количество встречного транспорта, что облегчает им дорогу и помогает в том, чтобы доставить груз вовремя. Днём же дальнобойщики заезжают в какой-нибудь придорожный мотель, чтобы вкусно поесть, принять душ и выспаться, а позже, ближе к закату, вновь берутся за руль, давят на газ и мчатся к поставленной цели.

Саша искоса взглянул на друга, чтобы убедиться, что его глаза не закрываются так же, как его собственные.

Дорога постепенно начала казаться расплывчатой – так бывает, когда сознание уводит тебя в сон, а ты, в свою очередь, пытаешься с этим бороться. Но это так же бесполезно, как лизать мороженое через стекло.

Паша заметил, что его лучший друг начал бороться с тем, чтобы его подбородок не упал на грудь. Он ухмыльнулся, решил убавить звук на магнитоле и прибавил газу, чтобы доставить их домой как можно быстрее.

Вокруг не было ни души, и ему захотелось плавно влететь в тот самый поворот, что разделял частные дома и кладбище. Он всегда так делал. И в этот раз тоже. Безо всяких мыслей о возможных последствиях. Да и какие могут быть последствия, когда вокруг никого, кроме утомлённого друга.

Саша всё же пытался не закрывать глаза. Хоть спички между веками вставляй, думал он. Чувствуя, как машина набирает обороты, он было дёрнулся, потом увидел, что у Паши вполне себе бодрое и уверенное выражение лица, и успокоился. Он решил опустить свои веки в этой неравной борьбе с сонливостью. Он думал, что ничего не мешает ему это сделать, а когда они подъедут к дому, Паша его разбудит. Впрочем, как и всегда.

Саша прислонился плечом к дверце, сложил руки на груди, глубоко вздохнул и напоследок, перед тем как уснуть, метнул взгляд на Пашу, который с удовлетворённой улыбкой обернулся к заднему окну. «Видимо, он снова влетел в этот поворот», – подумал Саша. И, улыбнувшись, спокойно закрыл глаза. Но громкий, очень громкий волнующий крик заставил открыть их снова.

Открыть всего на секунду.

– Сука!..

Глава 8

1

…я заорал так, как никогда раньше. – Произнесённые слова казались сухими и выжатыми. Паша угрюмо смотрел в стол и продолжал монолог: – Говорят, в таких случаях у большинства людей вся жизнь перед глазами пролетает – по ходу, я не вхожу в это большинство, – он уныло улыбнулся, – я пытался сделать всё, что казалось возможным, чтобы избежать того жуткого последствия.

Румина сидела молча, лишь изредка бросая взгляды на Пашу. Она медленно и практически бесшумно отпивала чай, стараясь не издать ни звука, чтобы не перебивать говорившего.

– Дорога была пустая, я был уверен в этом, но стоило мне только на пару секунд обернуться, чтобы посмотреть на этот грёбаный поворот… – он отодвинул от себя чашку и уставился в потолок. – Как же резко он выскочил. Причём не на встречной полосе. Он вылетел с дорожки, ведущей к гаражу, построенному около частного дома. – Паша перевёл дыхание и уставился на Румину. – Парень сидел на мотоцикле, точнее, я думал, что это взрослый парень, – Паша потёр ладонями лицо, – потом уже, – выдержал короткую паузу, – после всего, обнаружилось, что ему было четырнадцать лет. Мальчик стащил без разрешения матери мотоцикл.

Румина, не переставая слушать и не задавая лишних вопросов, наполнила из чайничка его чашку.

– Я пытался выкрутить руль в нужном направления, но ничего не вышло. На такой скорости приходится надеяться только на чудо, – его взгляд остановился на входной двери бара на несколько секунд. Он продолжил: – Чуда не произошло, и мы столкнулись лоб в лоб. Пацан вылетел из сиденья, как воробушек из гнезда. Только у воробушка есть преимущества – это крылья. – Паша показал жестами рук взмах крыльев и резко опустил ладони на стол.

Шмяк!

– У малого же их не было, и единственное, что его остановило, это дерево, о которое он разнёс голову. – Паша сделал глоток чая и погрузился в молчание.

Румина не решалась как бы то ни было комментировать услышанное. Со стороны было видно, что она еле сдерживает слёзы. Её нижняя губка сотрясалась чуть ли не после каждого произнесенного им слова, и она то и дело нервно перебирала подол платья.

– Смотря в тот момент на Сашу, я пожалел, что отказался от подушек безопасности, но обрадовался, что заставил натянуть ремень, что сделал и сам. Вот только он ослабил его, перед тем как начал засыпать. Именно это его не уберегло. Нашу машину начало раскручивать в стороны, я ничего с этим не мог поделать, вокруг был лязг, шум, противный скрип… а потом я уже смотрел в треснутое лобовое окно – треснутое из-за головы Саши.

Румина прикрыла лицо руками, на виду остались лишь испуганные глаза. Паша продолжил:

– Когда машина остановилась, точнее, мы боком въехали в дерево около обочины, я крепко ударился о боковое стекло головой, но, слава богу, не потерял сознание.

Паша нервно сглотнул слюну, в его глазах как будто отражалось отчаяние вперемешку со злобой и грустью. Он не умолкал:

– Я сидел и смотрел на окровавленное лобовое стекло, покрывшееся трещинами, напоминавшими паутину. Я сидел и смотрел на окровавленное лицо Саши и, кажется, не дышал. Я не мог дышать, словно мне раз и навсегда перекрыли кислород. Я вообще ничего не мог делать. Просто сидел и смотрел.

Румина заметила, что глаза Паши наполняются влагой, и подумала, что они вот-вот разрыдаются вдвоём, но он сдержался и продолжил рассказ:

– Позже стало понятно, что скорую и полицию помогла вызвать одна пожилая дама, которая развозила молоко в это время. Она стала громко звать на помощь, и из некоторых домов выбегали люди. Я не помню лиц большинства, потому что молчал и смотрел на своего друга. – Он пристально посмотрел в глаза собеседнице и прошептал: – Румина, мне впервые стало по-настоящему страшно.

Она не могла больше сдерживаться. Из её глаз тоненькими ручейками покатились слёзы. Она настолько внимательно слушала, что даже не обратила на это внимания. Паша вытащил платок из нагрудного кармана рубашки и помог ей и дальше не обращать внимание на них.

– Помню только суету. Помню, как нас вытащили из машины, как громко рыдала мать того мальчика. Помню, как медики забрали нас и как раскидали по разным палатам.

Паша сжал кулаки так, что они хрустнули. Затем начал монотонно тыкать указательным пальцем в стол и снова направил взгляд на входную дверь.

Он продолжил:

– Всё время, что мы находились в разлуке со другом, я ненавидел себя. Ведь по сути это я был виноват. Я допустил всё это. Я не знал, как буду смотреть в глаза его замечательным родителям. При этом поймал себя на мысли, что я обязан это сделать. Я должен впитать всю их ненависть ко мне. Я был готов ко всему, лишь бы хоть на минуту увидеть Сашу или чтобы кто-нибудь сказал, что он жив. Ты понимаешь меня?

Румина покачала из стороны в сторону головой, показывая, что не понимает. У неё никогда не было лучшей подруги, и она никого никогда не теряла. После такого ответа он облегчённо выдохнул.

– И хорошо, что не понимаешь. Терять своих близких – это словно одно из самых жестоких наказаний в аду. Боль, пусть и выносимая, но боль, – Паша указывал на сердце. – Вот здесь. Через несколько дней ко мне зашла его семья. Я был готов ко всему. Но его мама меня обняла. Без лишних слов – просто обняла.

Румина увидела, что глаза Паши снова становятся мокрыми, но он всё равно продолжал:

– Она сказала мне спасибо, что уберёг от смерти её сына. После этих слов во мне закипела кровь, но не от злости, а от радости. За эту фразу я полюбил её как родную. Понимаешь? Она дала понять мне, что они меня любят и что, самое главное, Саша жив! – Он искренне улыбнулся. – Чуть позже я узнал, что мой лучший друг впал в кому. Врачи не отходили от него. Семья от него не отходила, я от него не отходил. Мы дежурили по очереди, я старался брать больше смен. И не переставал чувствовать за собой вину.

Паша опустил голову, потёр ладонью затылок. Посмотрел по сторонам, наткнулся взглядом на пачку сигарет, но за столиком, где они сейчас сидели, курить было запрещено. Отвёл взгляд от пачки и продолжил:

– И так прошло около десяти месяцев. Его поддерживали искусственным питанием, ставили кучу всяких уколов и капельниц. Но всё было бесполезно. В один день они предложили отключить его от препаратов. Я даже не хочу говорить о реакции его семьи, не то что о своей. Естественно, мы были против, так как верили в чудо, верили в Сашу. – Он расположил сигарету в пепельнице и, сделав пару глотков чая, продолжил: – Но это длилось ещё месяц. И родители пришли к решению. Если ещё через месяц ничего не изменится, то нужно отключать и прекращать все эти мучения. – Паша выставил перед лицом девушки свои руки: – Мы все опустили руки, Румина. Все.

Она не отрывала взгляд от его рук – они дрожали, как дрожали её губы. Румина взяла их в свои и попросила его продолжить. Попросила не словами, достаточно было её сочувствующего и полного внимания взгляда.

– И тогда, в самый последний момент, и произошло чудо. Саша открыл глаза. Мне не передать то счастье, что чувствовали мы все. Я даже не знаю, с чем сравнить это чувство, – и он снова улыбнулся.

Румина тоже улыбнулась, и снова потекли слёзы, только теперь не от горя. Она вытерла их рукой и произнесла:

– Как же хорошо, что всё так вышло. Боже, как же это прекрасно.

– Ты права. Спустя какое-то время мы забрали его домой. И каждый из нас был его учителем. Мы подсказывали забытое им, иногда это были простые жесты или названия продуктов, а иногда серьёзные вещи. Мы были настолько продуктивны, что позавидовал бы любой тренер. Поэтому, Румина, я испугался, когда он впал в отключку после того, как ты запульнула в него бутылкой, поэтому я грозился придушить тебя, если бы был такой же исход.

Румина хохотнула. Паша поддержал её смешком, кажется, уже было можно это делать.

– Поэтому он иногда медлительный в действиях и уж тем более по отношению к тебе. Я думаю, – Паша прочистил горло, – он влюблён в тебя.

– Я догадывалась. Его взгляды обо всех чувствах рассказывают, – она засмеялась, но её щёки покраснели. – И это прекрасно, Паша, потому что наши чувства взаимны.

Он одобрительно кивнул и предложил стукнуться чашечками чая.

– Знаешь, я так испугалась за него. Там, в парке. В его глазах было столько ненависти – и столько же страха. Даже несмотря на то, что он кричал, я чувствовала все эти эмоции, как будто он считал, что все эти обвинения адресованы ему, как будто он увидел что-то ещё.

– Ты права, всё так и было. Я тоже боюсь. Боюсь, что это может повториться снова.