Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

Но были и другие времена (по-видимому, после 1927 года), о которых пишет сама Гамида ханум, когда Мирза Джалил выделял 50–60 рублей в месяц на каждодневные расходы.

Гамида ханум пишет и о другом:

«несмотря на наши разногласия, взаимные обиды, он (Мирза Джалил) занимался документацией моих имущественных дел в Гяндже и Тифлисе».

Во всех случаях, деньги, имущество, не стали для них предметом размолвок и взаимных обид, никому из них и в голову не приходило, что можно подумать о личной выгоде в ущерб другому.

…Тебриз

События, связанные с переездом в Иран, Гамида ханум описывает с такой подробностью, с таким вниманием к деталям, и с такой эмоциональностью, что есть все основания говорить о её писательском таланте.

Не буду касаться политической подоплёки происходивших событий, но, так или иначе, в мае 1920 года сельчане Кехризли и соседних сёл были сильно перепуганы. Различные слухи и приближающаяся оружейная канонада рождали всеобщую панику. Гамида ханум и Мирза Джалил пытались успокоить сельчан, но в общем переполохе трудно было расслышать разумные слова. Брат Мирзы Джалила, Мирза Алекпер, предложил перебираться в Иран, где у него к тому же были хорошие связи, сельчане согласились. Гамиде ханум и Мирзе Джалилу не оставалось ничего другого, как присоединиться к ним. Погрузили на арбы имущество, которое в состоянии были взять с собой, оставшееся имущество и библиотеку Гамида ханум оставила на попечении старого садовника, который остался в селе один (Фирс!?[1036 - Фирс – старый слуга в пьесе русского писателя А. Чехова «Вишнёвый сад», безгранично преданный своим хозяевам, но которого все забыли, уезжая из дома.]).

Гамида ханум запомнила этот день на всю жизнь: 11 июня 1920 года, пятница, полдень, часа 2 или 3, очень жарко, тишина, как перед грозой.

Огромное кочевье сдвинулось с места, кто верхом на лошадях, кто на фаэтонах, фургонах, арбах, многие женщины плачут, бьют себя в грудь, мужчины погоняют домашний скот, который всё время расползается, по пути к кочевью присоединяются другие, кочевье продолжает расти.

Гамида ханум вспоминает, как она смотрела на стихийно возникшее кочевье, и вспоминала слова своего отца.

Он говорил:

«Кавказ – дверь между Европой и Азией. Проходит время, эпоха сменяет эпоху, каждые сто лет наш народ начинает стихийно двигаться то в сторону Севера, то в сторону Юга. По этой причине он такой дикий и бедный, не может прийти в себя, привести в порядок свои дела, своё хозяйство, поскольку каждый раз начинаются войны, люди вынуждены становиться беженцами. Всё население, взрослые и дети, со всем своим скарбом, убегают или в горы, или в Иран, или прячутся в пещерах».

…привожу эти слова Ахмед-бека, чтобы обратить внимание как изменилось за прошедшие сто лет наше самомнение. Мы мним себя не народом, который мечется из стороны в сторону, с Севера на Юг, с Запада на Восток, а народом, который способен сыграть цивилизационную роль, как культурный мост между Востоком и Западом, Севером и Югом…

Такое большое кочевье не могло не стать приманкой для грабителей, которые рыскали вокруг.

…не могу не вспомнить ситуацию Старика, Большой рыбы и снующих вокруг акул[1037 - Речь идёт о повести американского писателя Э. Хемингуэя «Старик и море».]…

Были дни, особенно ночи, когда всюду их подстерегала опасность, и они не знали то ли двигаться вперёд, то ли повернуть назад, казалось, что можно не только потерять имущество, но и погибнуть самим.

…когда читаешь, как всё это кочевье, фаэтоны, фургоны, арбы, а за ними упирающийся домашний скот, который приходилось подгонять, переходил по старому мосту через бурный Аракс, их преследовали грабители, а сзади нарастали звуки орудий, невольно представляешь себе, что это эпизоды фильма, который мы не удосужились снять…

Но каким-то чудом, рассыпавшись по дороге на отдельные группы, растеряв изрядную часть своего домашнего скота, они невредимыми оказались сначала в Иране, а затем и в Тебризе.

Всегда думал о том, что следует побывать в Тебризе. Моё восприятие этого, столь важного для азербайджанцев города, всегда было противоречивым, с одной стороны мне казалось, что это буквально средневековье, не затронутое цивилизацией. А с другой, понимал, понимаю, это «вещь сама по себе»[1038 - «Вещь сама по себе» – см. прим. 1.], которой ещё предстоит раскрыться, а мне ещё предстоит сделать усилия, чтобы преодолеть привычное клише, и открыть для себя глубокую связь культуры Тебриза с тем, что для себя называю «шаль моей бабушки» как существенная часть моего азербайджанства.

Такое же противоречивое чувство оставляет Тебриз в описании Гамиды ханум, хотя отдаю себе отчёт, что всё дело в моём клише «образованного» и «не образованного народа».

Практически во всех семьях, в которых семья Мирзы Джалила и Гамиды ханум оказывались в Тебризе, их встречали с искренним гостеприимством и почтительностью к высоким гостям. Оказалось, что Мирза Джалил в Тебризе достаточно известен, и ему пришлось принимать большое количество посетителей. Сначала это были его давние знакомые, непосредственно связанные с распространением в Тебризе журнала «Молла Насреддин», потом читатели или просто те, кому было известно имя Мирзы Джалила. Эта известность радовала Мирзу Джалила, но в какой-то момент посетителей стало так много, что не успевали подавать всем традиционный чай. Количество посетителей встревожило полицию и у входных дверей они установили полицейский пост. Мирза Джалил постепенно стал уставать от большого количества посетителей, предпочитая оставаться одному, тем более необходимо было готовиться к продолжению издания журнала в Тебризе.

Многое Мирзу Джалила раздражало и в Иране, и в Тебризе.

Не успели они перебраться через Аракс, как к фаэтону приблизился конный, заставил остановиться, и, соблюдая почтительность, объяснил, что в одном фаэтоне запрещается находиться мужчине и женщине. Мирза Джалил ответил, что это не чужие для него женщины, одна из них его жена, другая – дочь. Конный ответил, что запрещено, даже если это близкие родственники. И добавил, показывая на 9-летнего Энвера, «даже этому мальчику запрещается ехать в одном фаэтоне вместе с женщинами». Мирза Джалил опешил, даже подумал, что этот конный шутит, узнав в нём «Моллу Насреддина». Не понимая, что происходит, он спросил у конного: «А я где должен сидеть?». Конный предложил ему сесть на его лошадь. «Тогда, а вы где сядете?», спросил вконец растерянный Мирза Джалил. «А я сяду на козлы». «Но в этом случае – ответил Мирза Джалил – лучше я сяду на козлы и поеду со своей семьёй. А вы продолжайте путь на своей лошади».

Новые испытания ждали Мирзу Джалила во время священного для мусульман месяца «махаррам». Ритуальное шествие пришло и во двор дома, в котором жила семья Мирзы Джалила и Гамиды ханум. Верующие, как и везде в городе, прыгали, танцевали, приходили в экстаз, до крови били друг друга железными цепями. Мирза Джалил позвал детей в дом, закрыл окна занавесками.

Оказалось, что Мирза Алекпер, когда нанимал квартиру, согласился, что во время месяца «махаррам» в большой комнате будут проводиться траурные мероприятия. Это было завещано отцом хозяина квартиры, и он не мог его нарушить. Мирза Джалил, когда узнал обо всём этом, сильно разгневался, не хотел предоставлять комнату для траурных церемоний. Мирза Алекпер с трудом уговорил его согласиться.

Весь этот священный месяц Мирза Джалил нервничал, не находил себе места, не выходил на улицу, сидел, запершись, дома.

Ко всему этому добавились материальные затруднения. Всех домочадцев было десять человек, их содержание требовало немалых расходов. У Гамиды ханум не было фамильных драгоценностей, которые можно было бы продать. Только золотой пояс матери и золотые часы отца, которые она хранила как память о родителях. В конце концов, она вынуждена была продать золотой пояс, чтобы заплатить за квартиру, купить на зиму дров, а остальное потратить на каждодневные траты.

Зима в Тебризе была очень суровой, надо было отапливать хотя бы комнаты детей. Все эти материальные невзгоды, нехватка еды и тёплой одежды, сильно удручали Мирзу Джалила, который чувствовал себя виноватым.

Детей они отдали на обучение в Американскую школу, в которой обучение и учебники были бесплатными, да ещё кормили бесплатным завтраком. В школе изучали они английский, французский и фарсидский языки.

Армянский квартал Тебриза, пишет Гамида ханум, отличался тем, что был более ухожен, окна открывались на улицу, магазины, аптеки, клубы, школы, содержались в чистоте. В этой части города располагался единственный в городе театр, в котором в 1921 году была сыграна трагикомедия Мирзы Джалила «Мертвецы», режиссёром спектакля стал сам Мирза Джалил.

В Тебризе соглашались продолжать издание журнала «Молла Насреддин», готовы были закрыть глаза на обличительную сатиру но только при одном условии, журнал должен был выходить на фарси. Мирза Джалил категорически не соглашался, он пытался объяснить, что и в Кавказском Азербайджане[1039 - Кавказский Азербайджан – имеется в виду современный Азербайджан, или Северный Азербайджан.], и в Иранском Азербайджане, и в самом Тебризе и его окрестностях, основная часть населения, тюрки.

Он разъяснял:

«русское правительство разрешило мне выпускать журнал на тюркском, а вы, в мусульманской стране, не разрешаете. В Тебризе издаётся четыре армянские газеты, хотя ни один из вас не говорит на армянском. Я знаю армянский, тогда разрешите я буду выпускать журнал на армянском языке».

После долгих обсуждений, губернатор, наконец, согласился, чтобы журнал «Молла Насреддин» выходил на тюркском, но с условием, что передовая статья журнала будет выходить на фарси. Мирза Джалил снова не соглашался. Пришлось его уговорить, иначе разрешение получить было бы невозможно. Точно также ему пришлось согласиться с тем, что журнал не будет задевать высокопоставленных духовных лиц.

Наконец, в феврале 1921 года журнал вышел в свет, и уже в первый день было продано шестьсот экземпляров.

Журнал то закрывали, даже проводили обыск в квартире, в которой жили Гамида ханум и Мирза Джалил с семьёй, то вновь разрешали. В конечном счёте, в Тебризе вышло 8 номеров журнала «Молла Насреддин»….

В один из дней, Мирза Джалил получил сообщение из Баку, что выбран комиссаром просвещения, и через какое-то время (1921 год) семья Мирза Джалила и Гамиды ханум покинула Тебриз, и на специальном поезде, отправилась в Тифлис.

…советские годы

Скажем откровенно, по заявленным принципам, Советская власть была своей для Мирзы Джалила, и чужой для Гамиды ханум. Другой вопрос, что сама Советская власть далеко отошла от заявленных принципов.

После возвращения из Ирана, прежде всего, пришлось заниматься бытовыми проблемами.

…Смешно и грустно читать, как Мирза Джалил вместе с Гамидой ханум ходили в Народный комиссариат, чтобы новая власть помогла им с необходимыми предметами быта, купить было негде, да и денег не было, им предложили составить список всего необходимого, уже дома, когда Гамида ханум составляла список, Мирза Джалил стоял над головой и всё повторял «только самое необходимое, только самое необходимое». Потом с разрешением и составленным списком они пошли в склад на улице, которая тогда называлась Большая Морская, оказалось, что в складе нет ни одного целого предмета, только сломанные столы и стулья, старый шкаф, нуждающийся в ремонте, посуда из разных наборов. Этот эпизод Мирза Джалил описал в своём рассказе «Амбалы»…

Мирза Джалил пытался заниматься журналом, но необходимо было получить разрешение от новой власти. Гамиде ханум дали мандат на руководство ткацкой фабрикой в Шуше, а сельчане из Кяхризли просили её вернуться в село, без неё невозможно было наладить хозяйство. Жить в Баку было не на что, Мирза Джалил сам попросил Гамиду ханум вернуться в Карабах, чтобы всем как-то прокормиться.

Гамида ханум вернулась в Кяхризли.

Узнав о её приезде, в мгновенье ока сбежалось всё село, женщины обнимали её, плакали, мужчины стояли чуть в стороне и тоже не могли сдержать слёз. Они видели в ней спасительницу, которая поможет справиться с разрухой.

Положение действительно оказалось крайне тяжёлым, мельница требовала серьёзного ремонта, в кяхризах практически не было воды, а без воды выжить было невозможно.

Жизнь налаживалась с трудом, свирепствовал сыпной тиф – жара, комары, нехватка воды, недоедание, сделали своё дело. Не меньше сыпного тифа свирепствовали разбойники, от них постоянно приходилось защищаться. Гамида ханум получила письмо от Мирзы Джалила, который писал, что разрешение на издание журнала не получил, пытается получить деньги, которые ему обещали за переезд из Тебриза, и приехать к ним, в село.

Через два месяца, в декабре 1921 года, Мирза Джалил приехал в село и столкнулся с отчаянным положением.

Голод. Мирзе Джалилу пришлось все дни проводить на мельнице, чтобы помогать не только собственной семье, но и остальным сельчанам.

Болезнь. Гамида ханум пыталась помогать заболевшим сельчанам, но в результате сама заболела сыпным тифом. К этому прибавилась серьёзная болезнь брата Мирзы Джалила. Он работал в Шуше, у него украли пальто, он простудился, заболел, у него начался процесс в лёгких.

Мирза Джалил буквально потерял голову. В одной комнате умирал от туберкулёза брат, в другой комнате, без сознания лежала жена, дети были голодны, так и слышалось хлеба, хлеба, хлеба.