Журнал «Юность» №03/2022

Журнал «Юность» №03/2022
Коллектив авторов

Журнал «Юность» 2022 #3
«Юность» – советский, затем российский литературно-художественный иллюстрированный журнал для молодёжи. Выходит в Москве с 1955 года.

В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Журнал «Юность» №03/2022

© С. Красаускас. 1962 г.

Тема номера: отцы и дети

Вера Богданова

Когда она станет хорошей

Рассказ

На новогодние каникулы Леночка ездит к маме.

Бабушка надевает на Леночку теплые колготы с выпуклой полоской, джинсы, свитер с Микки-Маусом – зеленым почему-то, – заплетает Леночке косичку, вручает банку сливового варенья, провожает до метро. Когда Леночке исполнилось девять, мама сказала, что уже можно и самой доехать: одна лишь пересадка, а дальше до конца ветки, сразу у выхода метро конечная автобуса, до остановки, по счету седьмой, там мама встретит.

Автобус Леночка находит сразу. Садится на бугристый дерматин сразу за спиной водителя, к окну, дышит на стекло, вытапливая проталину побольше, через которую пока видны лишь фонари и яркий, обведенный лампами абрис «Союзпечати».

Рядом садится тетенька. На ней плотное пальто – плохо гнущаяся драповая труба – и каракулевая шапка, тоже цилиндрическая, как обрезок трубы поменьше. Сумку с надписью Pucci тетенька ставит на колени, протирает носовым платком запотевшие очки. Убирает носовой платок в карман, достает другой, сморкается.

– Ты куда одна? – спрашивает она, щурясь на Леночку.

– К маме, – отвечает Леночка. – Мне до ДК. Седьмая остановка.

– Я тебе скажу, когда выходить, – кивает тетенька.

Леночка тоже кивает, сидит и ждет.

Она вообще-то знает, где ей выходить, все-таки уже второй раз едет – первый был на майских в том году. Но с тетенькой не спорит. С тетенькой рядом ей спокойнее немного, драп и мех как будто поглощают звуки, особенно со стороны прохода, где теснятся пассажиры, вы мне ногу отдавили, выходить на следующей будете, дайте тогда пройти, не толпитесь у выхода, люди.

Двери с шипением закрываются, автобус трогается. Мир катится за автобусным, пропитанным бензинным духом боком. Мокрые дрожащие звезды фар проносятся парами, совсем как в хороводе, который Леночка с классом танцевали на хореографии. Вывески, понятные частями: «укты» и «цве ы», по тротуару бредут укутанные тени, подсвеченные снизу свежим снегом, подхваченные ветром. Тетенька следит, куда едет водитель, и вид у нее целеустремленный, как у капитана на обложке Жюля Верна.

Мама ждет на остановке. Не улыбаясь, она перехватывает пакет с банкой варенья, меряет взглядом сначала банку, после Леночку. В зимнем тлении фонарей ее лицо делается цвета и структуры пемзы, на губах красная помада, а вокруг губ морщинки, которые не расправляются, даже когда мама говорит:

– Пошли, Лен. Не тормози.

Мама идет, чуть подавшись вперед, будто что-то волочит. Так первоклашки несут в школу рюкзаки – портфели в половину роста, и нужно немного наклоняться вперед для равновесия, иначе упадешь. Лена идет за мамой, старается не отставать, прыгает в глубокие мамины следы – дороги во дворах не чистили, и снега намело по щиколотку.

У мамы новая семья. Новый Муж раньше работал на рынке, теперь таксует по ночам. Еще у них Новая Девочка, она живет в маленькой комнате. Когда Лена видела ее в последний раз, она умела лишь лежать и плакать, но теперь покрупнела. Заметив маму с Леной, она встает в кроватке и раскачивает ее, держась за бортик и грозя перевернуть. Разувшись, мама уходит к Девочке, берет ее на руки, закрывает дверь спальни за собой.

Лена раздевается. Встряхивает куртку, и линолеум пятнает снег, который быстро тает, смешивается с талой грязью с Лениных сапог. Из большой комнаты появляется мамин Новый Муж.

– Привет, – подмигивает он, вручает Лене «твикс», а сам обувается – снова уезжает.

«Твиксу» Лена очень рада – бабушка такое не покупает, иногда приносит плитку шоколада, когда ей дарят, но тот обычно горький, с мелкой рудой орехов и балериной на обертке, Лена такой не очень любит. К Новому Мужу она относится лучше, чем к горькому шоколаду. Он вроде бы нормальный: много улыбается – за себя и за маму сразу, часто шутит и не пьет.

Новый Муж уходит, а Лена перебирает на мамином серванте косметику и прочие магические вещи для особых ритуалов, которые могут совершать лишь взрослые женщины, прекрасные, пахнущие духами, пудрой и цветами, одетые, как в «Бурда Моден». Духами Лена душится, причем сразу тремя. Мажет помадой губы. «Насыщенный сливовый» ей не очень-то идет, как и оттенок «сатиновый алый». Услышав мамины шаги из коридора, Лена быстро вытирает рот, размазывая сатиновый алый и насыщенный сливовый по тыльной стороне ладони (теперь на языке горько от духов), задвигает ящик.

– Лен, иди есть. Я рассольник разогрела.

– Рассольник?

Рассольник с перловкой иногда дают в школе на обед: зеленовато-рыжее варево, подернутое тонкой пенкой. В такие дни Лена обходится вторым.

– Другого нет.

Мама помешивает суп в кастрюле, пробует с ложки, оставляет булькать на маленьком огне. На столе лежит раскрытый детектив, текстом вниз, мягкой обложкой вверх, уголки закручиваются, как после бигуди. Мама углубляется в него. Лена садится на табурет у клетки с хомячком, и хомячок бежит, бежит, бежит к ней в колесе. Колесо погромыхивает, хомячок косит на Лену загнанным безумным глазом. Лена болтает ногами в такт, потом раскачивается вместе с табуретом. Скучно. Но она привыкла ждать. Рассольник закипает. Мама откладывает книгу, выключает газ и наливает – полтора половника себе, полтора Лене. Ставит тарелки на стол.

– Мам, да я не буду… – Лена хочет сказать, что она не голодна, но мама понимает все иначе.

– Упертая, в отца вся, – бросает поверх книжки разочарованный взгляд.

Это плохо, понимает Лена, быть в папу, потому что с папой у мамы непростые отношения еще с тех самых пор, как он запил.

Отца, вечно небритого и громкого, Лена давно не видела – она живет у бабушки лет с четырех. Помнит только кисловатый спертый воздух мытищинской квартиры, запахи масляной краски, скипидара, подписки Пикуля и Льва Толстого, спирта в рюмках, сигарет. Неужто и от нее семья будет бежать в ночи в пуховике, наброшенном на пижаму, ловить машину на шоссе – скорей, скорей, пока он не проснулся, – ехать к Тете или Бабушке? Она не хочет так, она же не такая вовсе.

Она хочет быть хорошей. Когда-нибудь она ей станет, и мама заберет ее совсем, поселит в комнате с Новой Девочкой. Там есть диван, в той комнате, он стоит рядом с Девочкиной кроваткой, и Лене на нем всегда спокойно спать. Жаль, редко получается.

Лена ест. Вкус у рассольника даже ничего, если о нем не думать. Если просто глотать, следя, как снег вальсирует в черном переломе космоса снаружи.

Недавно Лене подарили энциклопедию про астрономию. Как оказалось, в центре Млечного Пути есть черная дыра массой в четыре миллиона Солнц. Сила притяжения этой дыры так велика, что с ее поверхности не улетает даже свет. Поэтому она абсолютно черная. Непроглядная ловушка для всего.

– Лена молодец. Одни пятерки за полугодие, Аня, смотри, как надо заниматься, – говорит Тетя. Аня, двоюродная Ленина сестра, куксится, а Лене неудобно, хоть похвала приятна.

В мае, в последний день учебы, Лена получила грамоту за «отличные успехи» – это легко, не правда ли? Не получи она грамоты, вот тут-то все бы удивились, ведь Лена – это синоним пятерки и зубрилы. А спустя месяц-два любой успех теряет значимость, и Лена снова погружается в топкое и темное ничто, уходит за горизонт событий, где нет ни звука.

– Лена башковитая у нас, – кивает мама и идет на кухню, разгружать пакет.

Ей помогает Вторая Бабушка, звенят бутылки – мама шампанское купила, долго выбирала в магазине. Шуршат пакеты и бумага, в которую на рынке завернули палку копченой колбасы. Мама рассказывает, как она сама в школе была хороша в математике, поэтому к математике у Лены талант врожденный и вроде бы уже немного не ее, а мамин.

Тетя, Дядя, Аня и Вторая Бабушка живут в ламповом хаосе, резко пахнущем котами, старыми обоями, табачным дымом. Обувь свалена у входа, на крючках столько вещей, что повесить сверху куртку невозможно, приходится класть ее на тумбочку под зеркалом. Пол скрипит, шкафы приоткрыты, показывают тряпичные языки, у окна навалены коробки, в которых тоже вещи. Лена осталась бы жить в этом пропитанном семейной жизнью беспорядке. Забилась бы за коробки с бельем, зарылась в кучу пыльного тряпья в углу, устроилась на подоконнике рядом с кошкой – почему она сама не кошка? Бродила бы целыми днями по квартире, смотрела из окна на кухне. Ее бы гладили и кормили, просто так, потому что она – это она.

Они с Аней картошку с котлетами не будут – не-а, есть не хочется, – потом тихонько тащат бутерброды с копченой колбасой и шоколад из коробки ассорти, пока мама и Тетя со Второй Бабушкой заливаются шампанским. Потом Дядя уезжает, он тоже работает в ночную смену, но не таксистом, а в метро. Лену с Аней укладывают спать – Аню на нижний ярус кровати, Лену на верхний. Они спать не хотят, ерзают, бегают по очереди в туалет («да сколько можно бегать, не слышишь меня совсем, сил нет с тобой, вся ты в отца, ложись спать уже, да сколько можно»). Мама, Тетя и Вторая Бабушка курят на кухне, о чем-то тихо говорят. Под их разговоры, чувствуя легкий привкус дыма в воздухе, Лена засыпает.

Ее будит назойливый звонок в дверь.

За окном еще темно, на будильнике час ночи. Слышен встревоженный шепот. В коридоре вспыхивает свет, бьет Лене по глазам, а звонок бьет по ушам, снова. Кто-то снаружи держит кнопку и не отпускает, грохает по двери кулаком.

– Кто там пришел? – снизу шепчет Аня.

– Не знаю, – отвечает Лена.