Родники и камни (сборник)

Студент (Горного института).

Болен.

Но: не может – не идти.

Когда другие… под пули…

23

«Война есть общее горе, общее страдание, и уклоняться от нее, может быть, и позволительно, но мне это не нравится»… Это – один из его героев всё о той же войне.

24

Еще ни в чем не преуспел студент Горного института Всеволод Гаршин.

Учебные занятия – оставляют желать лучшего.

Любовь, – похоже, оказалась не тем, чего искал, чем почудилась поначалу.

Быт – трудный, с заботой о набойках на сапоги.

Литература – мечта, им владеющая («я должен идти по этой дороге во что бы то ни стало»), – пока лишь один никем не примеченный газетный очерк о земском собрании (текст в духе прозаиков-публицистов тех лет), плюс такой же немного значащий газетный отчет об очередной художественной выставке, да несколько рукописных стихотворений, которые и послать-то куда-нибудь стыдно.

Он идет лоб и грудь подставлять под пули, добровольно расставаясь с самой дорогой из всех возможных жизнью – с жизнью, еще – не начатой. Полной надежд.

25

«Если меня пустят, прощайте, моя дорогая; живой я, должно быть, не вернусь»…

Это он, собираясь на войну, – девушке, которую, ему кажется, что любит.

«Не смейся над моей пророческой тоскою. / Я знал: удар судьбы меня не обойдет…»

Одно из любимейших его стихотворений:

С этим знанием – что «не обойдет» – он всю жизнь прожил.

26

Он выдержал тяготы похода, храбро сражался, получил свою пулю.

Правда, не в лоб, не в грудь, – в ногу.

Удар, с которого судьба – началась.

27

«Рядовой Всеволод Гаршин примером личной храбрости увлек вперед товарищей в атаку, во время чего и ранен в ногу», – сказано в полковой реляции о сражении 11 августа 1877 года под Аясларом (в Болгарии).

Личная храбрость, спору нет, но – не только.

Когда их рота начала было отступать, Гаршин увидел на полоске ничьей земли тяжело раненого солдата, обреченного вот-вот попасть в плен к туркам.

И – не мог не броситься.

Не мог, чтобы другие подставляли вместо него лбы и груди под пули.

Он бросился вперед – и свою пулю получил.

28

Он отправился воевать, убежденный, что война есть общее горе, общее страдание.

На войне он понял, что она еще и – общее зло.

Что на войне не только лбы подставляют, но и целят другим в лоб.

29

В военном госпитале он написал рассказ.

Русский солдат, раненый в ногу, четыре дня, никем не замечаемый, лежит на тесной, огороженной высокими кустами поляне рядом с убитым им солдатом вражеским.

Рассказ не о себе, но – от первого лица.

От – Я.

«За что я его убил?.. Чем же он виноват? И чем виноват я, хотя я и убил его?»

Под знойным южным солнцем труп убитого быстро разлагается, а убийца – Я – пьет теплую воду из его фляги: «Ты спасаешь меня, моя жертва!..»

30

Рассказ тотчас напечатали «Отечественные записки», главный тогдашний журнал.

И – как принято обозначать – проснулся знаменитым.

Его – начало.

Имя Всеволода Гаршина, вчера никому неведомое, восторженно повторяла читающая Россия.

В фотографическом заведении, где он недавно снимался, нарасхват разбирали портрет молодого человека в серой солдатской шинели.

Глава вторая

1

Мне пришло в голову написать книгу о Гаршине задолго до того, как я взялся ее писать.