Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 2

Кажется, этого не полагается, последние копейки отнимает у служащих беззащитных.

Трудишься день и ночь, только одно слышишь: „Если тебе мало, убирайся вон!“ Двоих уволили беспричинно. И Попову переданы права, что хочет, то и делает! Ему хорошо, напился и в кусты, потому, что у нас есть Медников, он нас научит, как делать, наживать покаместь можно идите по моим стопам, давите тех, которые беззащитные люди, потому что мы за ихнюю службу получаем чины и награды. Куй железо пока горячо, покупай имение когда денег много без контрольных…

Опросите поведение Попова и других старших, которые на пунктах вам скажут петербургские филеры Антонов, Гурьянов, Вавилин, Бажин, Михайлов, но наши, конечно не могут потому, что будут уволены.

Прибегаем к вашим стопам, просим ваше превосходительство разобрать дело. Все просим и кланяемся вам до земли, ваше превосходительство. Помогите нам, заступитесь»[162 - ГАРФ. Ф. 102. Оп. ОО. 1902. Д. 825 Ч. 23. Л. 19–20].

Поражает беспомощность и наивная вера простых служащих в справедливость и надежду на помощь. Корыстолюбие должностных лиц наносило серьезный удар по работе политической полиции, парализовало ее изнутри, но по данному письму пока не обнаружено мер по пресечению произвола. Документ не попал к Лопухину, а осел в Особом отделе. Его начальник Зубатов, видимо, не захотел выносить сор из избы и вредить своему приятелю, потому что способности Медникова он высоко ценил.

Спиридович отмечал, что Медников, «работая за десятерых», требовал полной отдачи в работе и от своих подчиненных. Нередко он ночевал в охранном отделении на большом кожаном диване, чтобы доложить Зубатову сводки наблюдения. Медников так был поглощен работой, что многие годы не ходил в отпуск. В наблюдательном деле Медников создал свою, «Евстраткину» школу.

Он сам подбирал кандидатов на службу, подолгу беседовал с ними, а затем, поставив под агентурное наблюдение и сделав установку, принимал решение о приеме на работу. Предпочтение отдавалось выходцам из крестьян. Они, как считали в охранке, были более патриархальны и покладисты. Случалось, что в филеры зачислялись провалившиеся агенты. В свое время за противоправительственную агитацию среди рабочих в поле зрения охранки попал М. И. Поддевкин[163 - Там же. Ф.102. Оп. ОО. 1904. Д. 1777. Л. 95.]. Его арестовали, подвергли трехмесячному заключению, а затем подчинили гласному надзору полиции. Зубатов решил использовать Поддевкина в качестве секретного сотрудника. Филеры схватили его на улице и доставили в охранное отделение. Вскоре новый агент «Тулупьев» внедрился в рабочую среду. Его связи охватили Москву, Рязань, Екатеринослав. Последовали аресты, и на Поддевкина пало подозрение в «провокаторстве». За помощью он обратился к начальнику московской охранки В. В. Ратко, преемнику Зубатова. Медников, возглавлявший в это время наружное наблюдение в империи, решил перевести его в Киев. В киевском розыскном отделении наружным наблюдением заведовал бывший подчиненный Медникова Зеленов, который помог провалившемуся агенту[164 - Там же. Л. 128, 151.].

Убедившись в благонадежности и профессиональной пригодности, нового сотрудника зачисляли в штат городской полиции и прикомандировывали к розыскному учреждению, а затем приставляли к старшему группы для обучения технике розыска. Филер должен был знать трактиры, рестораны, кабаки, все злачные места города, расписание поездов, маршруты конок, а затем трамваев. Особое внимание обращалось на пустыри и проходные дворы, которые революционеры использовали для проверки «хвоста». В инструкции революционерам, отобранной у Эйдельмана, отмечалось, что для выявления наблюдения следовало выйти на пустырь и «хорошо набить морду» агенту, поэтому филеры должны были обращать внимание на приемы революционной конспирации. Наблюдение велось группой в 2–4 человека, один из которых был старшим. На группу возлагались задачи по установлению и выяснению наблюдаемых лиц, их связей и мест, ими посещаемых. При выборе «лидера наблюдения», т. е. лица, которое представляло наибольший интерес для «проследки», учитывался его внешний вид и наличие в руках свертков, книг, корзинок, где революционеры могли прятать типографские принадлежности или бомбы.

При работе по Русско-кавказскому кружку в поле зрения филеров попал его руководитель М. Егупов. Не имея навыков конспирации, он раскрыл практически все явки. «Я Губов» – называл его Зубатов, намекая о роли Егупова в провале товарищей.

Групповые «проследки» повышали конспиративность в работе, что позволяло развивать наблюдение. Искусство шпионажа заключалось в том, чтобы выявить как можно больше связей и адресов, оставшись при этом незамеченным. Филеру запрещалось приближаться к революционеру, обнаруживать себя или вступать с ним в контакт. Помимо расширения наблюдательных возможностей конспирация ограждала филера от революционного влияния. Но в целях срыва революционных контактов филеры «раскрывались», т. е. тем или иным образом обнаруживали себя, и революционеры не могли передать необходимые сведения, литературу или типографские принадлежности.

На гражданскую одежду филерам охранка выделяла специальные средства, гардероб подбирался сообразно месту и времени. Филеры одевались лотошниками, ремесленниками, монахами, солдатами и т. п. Впоследствии появилась инструкция о применении грима в сыскном деле[165 - Там же. Ф. 102. Оп. 261. Д. 205]. В ней рекомендовалось учитывать, что в большом городе из-за многообразия населения костюм можно подбирать любой, т. к. люди одной профессии зачастую не знают друг друга, а в малом – следовало учитывать возможности встречи с коллегой по профессии, где люди обычно знакомы. Потому в малом городе желательно было, чтобы филеры маскировались под посыльных, носильщиков, извозчиков, мастеровых, швейцаров, дворников, поваров, лакеев. Не вызывали внимания окружающих солдаты, крестьяне и ищущие работу, что следовало учитывать при маскировке.

Помимо переодевания филеры использовали грим. Рекомендовалось изучать манеры тех, кого хотели изобразить филеры. При гримировке извозчиком следовало учитывать, что извозчик большую часть жизни проводит на козлах, ходит некрасиво, тихо, вразвалочку, говорит медленно и односложно. Учитывалась даже такая деталь, что извозчик плюет в сторону, чтобы не попасть на коня. При «перевоплощении» в приказчика следовало учитывать «пошиб на ловкость» приторную предупредительность и угодливость. При гримировании следовало учитывать время суток и погодные условия[166 - Климов. Курсовые записки о применении грима в сыскном деле. Кельцы. 1911. С. 1–6.].

Не рекомендовалось носить бороду там, где ношение ее было не принято: в Польше, Литве, на Украине. Вообще филер своим видом не должен был привлекать внимание.

С появлением Летучего отряда масштабы деятельности филеров расширились. Филеры действовали в других городах тайно, нередко дублируя, а иногда противопоставляя свою работу местным органам. Старший филер вначале не имел права обращаться к местным розыскным властям за содействием. Затем, с ростом революционного движения, командировки летучих филеров становились все более длительными, и они постепенно стали обзаводиться секретной агентурой. Более крупная агентура оставалась за московской охранкой, а мелкая передавалась местным розыскным органам.

По этому поводу Зубатов докладывал в ДП, что он договорился с начальником Екатеринославского ГЖУ полковником Кременецким о том, чтобы тот стал вербовать на Юге России для Летучего отряда секретную агентуру. Зубатов считал, что для Летучего отряда это будет хороший агентурный центр и убедил ДП в необходимости того, чтобы старший филер встречался на конспиративной квартире с Л. Кременецким и докладывал ему о результатах наружного наблюдения, а тот, в свою очередь, информировал старшего филера о работе секретной агентуры. Полученные агентурные сведения Летучий отряд должен был докладывать в ДП. Таким образом, Летучий отряд стал превращаться в подвижное розыскное отделение, которое помимо наружного наблюдения занималось формированием агентуры центрального подчинения.

Для получения агентурных данных филерам рекомендовалось вступать в доверительные контакты с бродягами, проститутками, нищими.

После создания сети розыскных и охранных отделений старший филер Летучего отряда пользовался конспиративными квартирами старших филеров тех городов, куда он приезжал по делам службы. Потому в охранке имелись адреса старших филеров других городов.

Работа Летучего отряда вызывала недовольство у тех розыскных органов, где розыск был поставлен слабо. Особо неистовствовал по поводу работы Отряда и деятельности Зубатова начальник Киевского ГЖУ, «краса и гордость» Корпуса жандармов генерал В. Д. Новицкий. Он искренне считал Зубатова революционером и буквально засыпал ДП доносами.

В 1896–1897 гг. в Москве и Петербурге были введены участковые и вокзальные надзиратели. Они, по требованию офицеров и чиновников охранки, наводили справки об интересующих охранку лицах, делали выписки из домовых книг, расспрашивали гостиничную администрацию о проживающих, их деятельности и т. п., докладывали дежурному по охранке обо всех происшествиях на их территории.

Вокзальные надзиратели передавали филерам наблюдаемого, получали от них данные о сборе материалов для составления формальных справок. Они участвовали в охране высокопоставленных особ, вели наблюдение за происходящим на вокзалах, присутствовали при прибытии и отправлении поездов, содействовали филерам при их отъездах с наблюдаемыми, принимали и отправляли грузы охранного отделения, вызывали для охранников извозчиков. С появлением вокзальных надзирателей часть функций старшего филера перешла к ним, что освободило наблюдательный состав от бумажных дел.

Филер Летучего отряда

Работа в охранном отделении требовала четкого взаимодействия всех служб и подразделений. Этого не всегда можно было достичь приказами. Нужны были взаимоотношения, побуждавшие к поддержке и взаимовыручке. Специфика работы «агентурной» и «наблюдательной» служб, их взаимозависимость подталкивали их руководителей Зубатова и Медникова к сближению.

То, что не получалось у секретной агентуры Зубатова, «дотаптывалось» медниковыми филерами и наоборот. Собственно, эти два человека, Зубатов и Медников, составляли суть московской охранки. Разные по воспитанию, образованию и мировоззрению, эти люди в розыске составляли единое целое и дополняли друг друга[167 - Спиридович А. И. Указ. Соч. С. 56.].

Зубатов доверял Медникову и передал в его руки кассу. Прямых доказательств о нечистоплотности Зубатова нет. Однако покупка для отделения коляски на резиновом ходу – по тем временам шик, обеды с петербургским начальством в лучших и дорогих ресторанах наталкивают на мысль, что Зубатов тоже имел отношение к «комбинациям» Медникова.

Зубатов доверил Медникову связь с рабочей агентурой. У любовницы Медникова, шансоньеточной певички, находилась конспиративная квартира, где проходили встречи с важными лицами и особо секретными агентами.

В связи с готовившейся реформой в 1901 г. отряд был увеличен на 20 человек, но реорганизация наружного наблюдения была проведена после создания в августе 1902 г. розыскных отделений.

По созданию при розыскных органах наблюдательного штата потребность в командировках московских филеров отпадает. В то же время возникает необходимость координации действий филеров, централизации управления ими, сосредоточении их внимания на наиболее важных делах.

С переходом в Петербург на должность заведующего Особым отделом Зубатов «перетащил» туда и Медникова, который стал «главным филером» Российской империи.

Недостаток образования не позволял Медникову занять штатную должность. Тогда Зубатов определил его по вольному найму. При этом он приложил массу усилий для того, чтобы выхлопотать Медникову пенсию. В представлении на имя московского оберполицмейстера он описал заслуги Медникова, его непосильный труд в борьбе с крамолой и «болезненное состояние», вызванное тяготами филерской службы.

Как свидетельствует сослуживец Медникова Л. Меньщиков, в то время Медников никакими заболеваниями не страдал и обладал крепким здоровьем. Но Зубатов делал все возможное, чтобы рядом с ним был «свой» человек. «Свои» люди были направлены старшими во вновь созданные розыскные отделения. Старший филер, с ведома своего начальства, направлял два раза в неделю сводки наблюдений, а частным письмом на имя Зубатова или Медникова информировал о делах в охранке. Таким образом осуществлялся негласный контроль за охранниками.

На основании доклада от 10 октября 1902 г. Летучий филерский отряд был упразднен, а на его основе был создан Центральный отряд филеров. В его состав вошли наиболее опытные наблюдательные агенты из 20 человек. Остальные филеры были распределены по вновь образованным розыскным пунктам. С учреждением Центрального отряда филеров штат наблюдательных агентов был увеличен до 60 человек[168 - ГАРФ. Ф. 102. Оп. ОО. 1902. Д. 825. Л. 168об.].

Опыт работы филеров Летучего отряда и московской охранки лег в основу «Свода правил, выработанных в развитие утвержденного господином министром внутренних дел 12 августа 1902 г. „Положения о начальниках розыскных отделений“ и Инструкции филерам Летучего отряда и филерам розыскных и охранных отделений» от 31 октября 1902 г. При ГЖУ для усиления агентурной работы были созданы агентурно-наблюдательные унтер-офицерские пункты.

По «Своду правил» способы внешнего наблюдения определялись распоряжениями ДП и начальники отделений за них не отвечали. Начальники отделений указывали старшим филерам лиц, подлежавших наблюдению, а выполнение технической стороны наблюдения лежало на старшем филере[169 - Там же. Л. 122 об.]. Но по существу все пункты «Свода правил», касающиеся деятельности филеров, были направлены на то, чтобы вывести их из подчинения охранке и поставить в прямую зависимость от ДП. Этим ДП стремился сосредоточить в своих руках наружное наблюдение.

В Инструкции подробно были расписаны документы текущего наблюдения: установки и выяснение наблюдаемых и мест, ими посещаемых, появление в сфере наблюдения новых лиц, о перемене наблюдаемыми места жительства, об их выбытии куда-либо, о сходках, конспиративных свиданиях, появлении у наблюдаемых подозрительных предметов и их передаче. Особо важные сведения докладывались немедленно.

При сопровождении наблюдаемого в другой город филер при удобном случае сообщал об этом своему начальнику и Медникову и если там останавливался, то сообщал своему руководству свой адрес. Из практики работы московской охранки был взят прием конспирации, когда о наблюдении под видом торговой корреспонденции в «контору» на имя Е. П. Серебрякова или «Павлова» (Медникова) приходили телеграммы «торговых людей»:

«Товар Черного везу Тулу» или «Товар Кашинский встречайте 27 января Николаевский вокзал 9 вечера вагон 3-го класса» и в ДП знали, что В. Л. Бурцев (филерская кличка «Кашинский») приезжает в Москву. При передаче наблюдения телеграмма гласила: «Товар Кашинский сдан московским приказчикам».

Инструкция требовала, чтобы филер подписывал телеграммы своей фамилией, но на практике филеры пользовались псевдонимами. Так, старший филер московской охранки Ершов, взявший под наблюдение Эйдельмана и выследивший 1-й съезд РСДРП, проходил в розыскных документах под кличкой «Сычев». Он сообщил в «контору», что в Минске проходит «свадьба». Состав Зубатов выяснит на дознании.

Своему начальству и Медникову филер ежедневно сообщал заказными письмами о результатах наблюдения. Рекомендовалось сдавать письма на вокзалах или опускать в почтовые ящики поездов. Все письма из одной местности должны были иметь общую порядковую нумерацию и указание, когда и где они составлены и заверены подписью.

Проходящие по наблюдению лица получали кличку, под которой фигурировали в документации охранки. Кличку рекомендовалось давать короткую, из одного слова. Она должна была характеризовать внешность наблюдаемого или выражать впечатление от него. Кличка давалась такая, чтобы по ней можно было определить, к кому она относится, к мужчине или женщине. Не рекомендовалось давать одинаковых кличек и следовало использовать первоначальную кличку.

Например, В. И. Фигнер носила кличку «Березовая», Б. В. Савинков – «Театральный», И. И. Рябушинский – «Кошелек», А. Ф. Керенский – «Скорый», М. И. Ульянова – «Баба Мишке» (видимо, кличка была связана с тем, что Ульянова проживала в доме Мишке).

Лицо, попавшее впервые под наблюдение, должно было быть подробно описано, и сообщены обстоятельства, при которых оно появилось. Описания проводились согласно «словесного портрета».

О наблюдаемых домах, помимо адреса и фамилии владельца, сообщалась квартира, входы, этаж, флигель, окна и другие подробности. Особое внимание следовало обращать на посещение наблюдаемыми магазинов и мастерских с указанием адреса и их владельца.

С карточек, находящихся у входов, рекомендовалось списывать все данные о владельце дома. В целях конспирации не рекомендовалось обращать на себя внимание, ходить заметно тихо и не оставаться на одном месте в течение продолжительного времени.

Сведения по наблюдению филер заносил в филерский листок, где подробно, с точностью до минут, указывал все сведения. Особое внимание обращалось на передачу наблюдаемого и уход его из-под наблюдения. Групповые «проследки» позволяли маскировать наблюдение. В особо людных местах филеры почти вплотную подходили к наблюдаемому, когда людей было мало, они «отпускали» наблюдаемого на расстояние и по возможности чаще менялись на маршруте. «Передавая» друг другу поднадзорного, филеры уменьшали вероятность провала. Для обнаружения «хвоста» революционеры использовали прием, когда революционер проходил мимо спрятавшегося революционера. Следовавший за ним господин мог оказаться филером. Таким образом, революционеры для выявления наблюдения использовали «стационарные посты». Такой прием стационарного наблюдения применялся филерами для наблюдения за типографиями, динамитными мастерскими, квартирами нелегальных. Подбирались квартиры, чердаки, подвалы, позволяющие следить за нужным объектом. Этим целям в определенной мере служили участковые и вокзальные надзиратели, которые ориентировали филеров о продвижении революционеров.

Впервые стационарное наблюдение на местности применил Г. П. Судейкин, расставивший филеров по маршруту прохождения народовольцев.

В случае появления нового лица у революционера группа делилась, сопровождая революционера и его связь.

В ресторанах, трактирах, кофейных и других общественных местах филеры «запирали» выходы. Они устраивались у дверей и под видом обывателей незаметно наблюдали за своим клиентом. Для повышения оперативных возможностей филера ему выдавалась «гармошка» – фотографии революционеров с их словесным портретом.

Вспомогательным звеном в наблюдении были извозчики. «Ваньки» использовались для доставки филеров за поднадзорными, если те пытались уйти от наблюдения, служили стационарным постом наблюдения и обслуживали чиновников охранки. Содержался конный двор негласно. Оплата за экипажи, лошадей, фураж, квартиру, промысловый налог и сбор в пользу города проводились по счетам, представляемым в охранное отделение старшим извозчиком от имени частных лиц. Инициатором их создания был Медников. Спиридович отмечал, что филер стоял извозчиком так, что самый профессиональный революционер не мог признать в нем агента.

Возглавляя наружное наблюдение империи, Медников сумел организовать и направить работу на совместное решение розыскных задач. Он вел переписку со своими бывшими сослуживцами, давал советы по организации розыска. Оживленная переписка завязалась у Медникова с начальником симферопольского, а затем киевского охранного отделения ротмистром Спиридовичем. Доброжелательные отношения у них сложились еще в московской охранке, куда Спиридович прибыл для прохождения службы. Их внимание было сосредоточено на задержании террористов-эсеров М. М. Мельникова и Г. А. Гершуни. О Мельникове Медников пишет: «он – все, он боевая сила, он и член Боевой организации, и всякая в нем блажь – он и сам может работать ножом и револьвером прекрасно»[170 - Письма Медникова к Спиридовичу // Красный архив. 1926. Т. 4 (17). С. 195.].

На его задержании было сосредоточено все внимание ДП. В Киев был направлен почти весь Летучий отряд. В случае неудачного задержания на юге, что Медников считал недопустимым, ближе к северу Мельникова ждала «рамочка» – наблюдение с четырех сторон.