Повседневная жизнь осажденного Ленинграда в дневниках очевидцев и документах

Из репродуктора полилась музыка, стало быть, починили трансляцию, кажется, и обстрел прекратился, но свет не дали.

Ба, и свет есть. Пора за работу, а то коптилка осточертела.

23 февраля 1943 года

День Красной Армии. Новостей много. Двенадцатый час ночи. Только что пришел пешком с завода. С половины 5-го до 8 наш завод яростно обстреливали. Сначала шрапнелью, потом фугасами.

После обстрела обедал и ужинал. Пока шел до Финляндского вокзала – тревога. Пришел домой – отбой. И вот всего пять минут было покоя и вновь – тревога. Дома получил письмо от брата Николая. Был ранен. Сейчас учится в школе лейтенантов. ‹…› За него теперь я совершенно спокоен. ‹…›

4 марта 1943 года

Напечатал «Дружиннице», «Стихи о заводе». Отдал в печать «Я буду мстить». Готовлю к печати «Наша весна». Обдумываю стихи «О матери».

На заводе очень много работы, устаю, как грузчик. Выдыхаюсь к вечеру. В феврале был всего один выходной, и всего один раз за месяц я посетил сестру и пробыл у нее три часа.

Мать увижу не скоро. Она живет хорошо. За нее я спокоен, за сестру и брата тоже. От Самуила и Венедикта приходят тяжелые письма. Кроме тоски по родине они переживают полуголодное существование, всевозможные лишения, заботы и хлопоты. Я, кажется, лучше всех живу в данное время.

Посетил Якубовского, но пробыл у него ровно пять минут, и то на кухне и в прихожей. Виктор спешил в кино с командиром. Проводил его до «Спартака»[12 - Кинотеатр в бывшем здании лютеранской церкви Св. Анны на ул. Кирочной (в то время Н. Салтыкова-Щедрина).]. Погода стоит чудесная. Была оттепель, последние три дня морозы до 11 градусов, днем солнце, вечером метель, и вот сейчас десятый час, ветер воет вокруг дома, лезет в трубу и рвется в окна. Ветры сумасшедшие по ночам, даже дом начинает качаться, расшатанный от сотрясений при бомбежках. ‹…›

Читаю Бальзака «Отец Горио». На очереди «Далекое и близкое» Репина. Смотрел кино во втором «Титане» – «Песнь о любви». Чушь несусветная, присущая американцам. Бессодержательная, бездарная картина, жалкое подражание «Музыкальной истории».

Работа в стенной печати осточертела. Скорей бы тепло!

Союзники сволочи. Конца войны не видно, а с резервами (по моему мнению) не так уж благополучно.

Бродяга-ветер наступает по всем щелям и швам. Приятный звук! Где-то сейчас Алексей Мартынов? От Калашникова давно нет весточки, уж не на фронте ли? ‹…›

Вчера взяли Ржев и Льгов. Дорого обходится наше наступление. Много кровушки впитает земля русская, много невинной. ‹…›

Ко дню Красной Армии давали водку. Напился как сапожник среди посредственной среды. Утром башка трещала. Ходят пакостные слухи, что скоро будут продавать водку по коммерческой цене. Хлеба получаю с 22-го 700 г – хватает, сыт. Получаю мало денег – 500 рублей в получку на руки. Доходы стали меньше.

Мнится, что война продлится до 1944 года. Кому только не надоел этот ужас, черт знает что такое! Вот дожили до времечка. Кое-кто высказывает мысль, что весной Гитлер опять начнет контрнаступление. Народ стал острожен, скептичен. Дистрофиков меньше встречается, мертвецов давно не видел. Много эрзац-солдат.

Скоро начнется огородничество.

12-го исполнится год, как я в Ленинграде. Какая-то косность, пассивность в душе. Холодно становится. До чего же это все надоело. Всем надоело. Я еще живу довольно прилично, а каково фронтовикам. Я не теряю все же надежды на 1943 год. Венедикт пишет, что в 1943 году война кончится. Он иногда бывает пророком. Просит узнать, как получить пропуск в Ленинград. Чудак, ей-богу! Напрасно торопится. Фрицы в Гатчине сидят и ближе. Хватит на сегодня, пора спать. Глаза смыкаются. К чему это все пишу? Будет ли кто читать эти строки? Надежды мало.

11 марта 1943 года

Весна настоящая. Немцы контратакуют наши войска, заняли опять несколько городов на Украине. Это тяжело отзывается в народе. Опять уныние.

Получил бронь до 1 января 1944 года. Завод разворачивается, расширяется.

В воскресенье приезжала Нина Поль. Подарила мне книгу «Мир искусства», VIII том. Пекли блины. Ходили в парк. ‹…› Потом обедали у меня и вспоминали прошлое. Она выглядит лучше, чем до войны. Продает вещи. Мне мнится, еще кое-откуда добывает средства. Провожал ее в 8 часов вечера. Шел крупный сырой снег.

Вчера приезжала К. Я спал и не слышал звонка. Она целый час прождала у двери. Была зла до чертиков. Потом обогрелась, наелась и стала солнечной.

От Николая получил два письма. Он в полном неведении о нас и пишет по старому адресу. От Самуила стали приходить печальные письма. Трудно приходится закадычному другу, и больше ему помочь не в силах. Зарабатываю мало, расходов много. Работы много и писать хочется. Вышли новые стихи, опять переписываю военный дневник. ‹…›

Война осточертела. Конца ей не видно. Опять на завод нужно ходить с противогазом. В мастерской удушливый воздух от электросварки. Постоянно искусственный свет портит зрение. Устал до невозможности. Хочется творить, но восприятие стихов у людей слабое. Все устали. Только спустя годы уцелевшие будут с волнением читать сегодня написанные строки.

По себе чувствую, что из десятка страниц мозг воспринимает две-три. Остальные забываются. Это даже если читаешь интересную книгу, а я сейчас читаю Бальзака.

Весеннее настроение испортилось после поступления неприятной сводки о падении ряда украинских городов.

Сегодня идет дождь и дует сильный ветер. Заходил к Якубовским, но Виктора не застал.

Народ выглядит сносно. Умирать почти перестали, но все же дьявольски устали. Ожидают еще много неприятностей. ‹…›

Дров осталось на две топки. Зима осталась позади. Чувствую себя сильным, но и сильно уставшим.

12 марта 1943 года

Пишу при свете коптилки. Только что по радио передали: наши взяли Вязьму. После сообщения продолжился симфонический концерт оркестра под управлением профессора Ойстраха. Пишу стихи о матери. Ленинград живет. Продолжает создавать великое искусство и сражаться. Заходил днем в редакцию «Заводской правды».

14 марта 1943 года

8 часов вечера. Только что проводил на поезд старшего брата Василия. Около двух лет не виделись. Он едет на неделю с фронта отдохнуть. С ним было еще три бойца, которых он до сегодня не знал.

С 2 часов и до половины 8-го они пробыли у меня. Варили обед, делились фронтовыми новостями. Они стоят на финском фронте в 17-м укрепрайоне[13 - Входил в состав дислоцированной на Карельском перешейке 23-й армии, командующий – генерал-майор (с 1 сентября 1943 г. генерал-лейтенант) А. И. Черепанов.] в Верхних Никулясах[14 - Верхние Никулясы – упраздненная в 1939 г. деревня во Всеволожском районе Ленинградской области.]. Василий все тот же шутник и весельчак. Побывал в большом переплете под Лиговом, где его контузило, и за Колпином. Испытал много трудностей и многое повидал за время войны. Но не трус, судя по рассказам, предприимчивый и смелый, олицетворение солдатской сметки и находчивости. Заметно постарел, но вид молодецкий, настроение бодрое, может быть, потому что едет на отдых, а не с отдыха. Поделились новостями.

Один из его спутников – ленинградец, жидковатый и мешковатый солдатик. Другой – тверяк, с 1938 года в армии и не знает, где его семья. Третьего не спрашивал, но он самый молодой и неразвитый из четверых. Вид у них у всех усталый – настоящие фронтовики. Быстро прошли 5 часов. Смеркалось. Дул сильный ветер. Мы стояли на высокой насыпи у станции, когда подходил поезд. Последние секунды, нацеловались и расстались. Увидимся ли? Только защемило грудь.

Вчера после обеда – звонок. Из редакции сообщили, что меня ждет Баранов. Я пулей – «наверх», взял увольнительную и через две минуты после девятимесячной разлуки мы крепко жмем друг другу руки. Он выглядит лучше, чем до войны, тем более после последней встречи в июне. Одет, как и я, в фуфайку. Настроение неопределенное. Я кратко рассказал о своей жизни. ‹…›

При проверке у него отобрали военный билет, так как была просрочена бронь. Это его сильно удручало. Я ему дал соответствующий совет, за который он ухватился и сразу же повеселел. Боится оказаться на фронте! Поехали ко мне. Я сварил обед. Показал стихи, написанные и напечатанные, он дал соответствующую критику. Пробыл у меня до семи часов, обещал быть сегодня, но не заехал. Оно и кстати. ‹…› С утра писал стихи и прорабатывал «Маяковский в РОСТА». ‹…›

24 марта 1943 года

Боже мой! Как летит время! Скоро конец марта. Весна. Настоящая весна. Работы по горло. Чуть не влип в неприятную историю на работе, еле выпутался. Ответственность большая, [работа]сложная, помощников нет, за всем следи сам. На участке тяжелый воздух и ослепительный свет от электросварки, устают глаза, тяжелеет голова. К вечеру задыхаешься.

Черчилль уже заговаривает о [19]44-м годе. Его речь произвела удручающее впечатление. Артисты эти англичане и американцы! Наши люди устали, очень устали, и их подобные выступления англо-американских плутократов приводят в бешенство.

Весна на редкость дружная, ранняя, солнечная. Немцы начали контрнаступление. Идут кровопролитные бои.

В Ленинграде жизнь улучшается. Дистрофиков стало меньше.

В воскресенье утром заезжал Василий. Пробыл у меня с бойцами часа два, вскипятили чай, сварили суп, рассказал о положении на фронте, прелестях жизни в доме отдыха, о змеях, о Гитлере. Всем надоела война. После чая проводил их до Кушелевки.

Вчера звонил Зимбули. Он в субботу приезжал ко мне. Рассказал о жизни на Большой земле, о покое в тылу, о жизни впроголодь, о заставах на Ладоге, своих делах и делишках. Я его помучил изрядно своими стихами, кольнул его сердце. Нанес пощечину самолюбию, пытался оторвать его от косности. Началась тревога. Он пошел пешком. В воскресенье поехал в редакцию «Заводской правды», через час вместе с Ниной Левинберг пошли смотреть «Партизаны в степях Украины». В середине фильма объявили тревогу. Зашел к Нине Поль. Она не смогла меня принять. Забежал на Моховую. У ворот дома меня окликнули:

– Куда?

– В квартиру 50, там никто не живет, и там временно должен жить Чистяков.

– Чистяков уже на том свете.

Мне подробно рассказали о его трагической смерти. Пошел на улицу Каляева. Виктор был дома. В этот день, 21 марта, у Венедикта день рождения, я днем послал ему телеграмму в Казахстан, а вечером потянуло побывать у него на квартире, где каждый год бывал в этот день, читал стихи и пил вино.