Веер откровений

– Если хочешь, значит буду феей. А позволь спросить почему? – Роза произнесла это вкрадчиво и продолжала поглаживать Артёма.

– У тебя медные волосы, как у феи в сказке. – В этот момент я был счастлив. Моя жизнь, похоже, менялась на глазах, в неё вернулась любовь…

– Нам пора. Позвоню позже, – вставая, сказал я. Она проводила нас до двери, я наклонился и поцеловал её в шею. Роза вздрогнула, и я увидел по её глазам – так глубоко могла находиться любовь, которая всё помнит.

Как же хотелось выпить. Службы потихоньку сворачивались. Не было желания ехать домой. Тамара. Вчерашний вечер прошёл на ура. Давно жена так не напивалась, со времён учёбы. Что вдруг взбрело приглашать меня на свидание, о каком возврате отношений она думает? Роза. Как же я дальше буду жить? Только не раскисать. Придя домой, я сильно напился и лёг спать. И опять утонул в воспоминаниях. Женился, построил карьеру, создал семью, всё как по учебнику, семья – символ успеха и прочности. А на самом деле обмотался цепями, стал пленником судьбы, обманул всех, включая себя.

Тамара получила большую выгоду от этого притворства, выстроила отличную карьеру. Но как жена и мать проиграла: холодные ночи и никакого авторитета у детей. Но я опять оказался трусом перед Розой. Мы прятались в её квартире от соседей, как студенты. А ведь то был второй шанс. Роза заслуживала большего, особенно когда стало понятно, как трепетно она относилась к Артёмке, и эти отношения были взаимными, сыну не хватало женских рук. Я любил перебирать её медные волосы, когда она расчёсывала их; с наслаждением смотрел, когда спит, на роскошное тело, будто сошедшее с полотен Кустодиева – гладкое, чувственное, земное, дарующее нежность и ласку. Хочется завыть и заорать: «Вернись!» Меня будит среди ночи Тамара: «Ты теперь по ночам будешь выть?»

– Страшный сон приснился, – тихо пробурчал я и перевернулся на другой бок. Я закрыл глаза и продолжал вспоминать, как Роза нашёптывала на ухо моё имя на все лады, слабо поглаживая тело так, что волна трепета пронизывала всего меня, и когда уже не выдерживал, зарывался в её грудь и лоно.

Роза: конец

Всё произошло быстро, в памяти остались обрывки. Я поздно возвращалась с работы. На улице было совсем темно, шёл мелкий дождь. Я ехала обычной дорогой, слушала музыку, посматривала на телефон. В тусклом свете фонарей наблюдала за косой предзимней моросью. До дома оставалось совсем немного, проехать через два внутренних двора. Дворники на стекле не справлялись. Вдруг почувствовала толчок, звук удара и резкий скрежет тормозов. Я замерла, сердце колотилось, ужас неминуемых последствий сразу парализовал меня. В голове пульсировала одна мысль – уезжай. Я обернулась вокруг, никого рядом не оказалось. Может быть, это дворняга или кошка? Руки сильно сжимали руль, будто он был защитой, сопротивляющейся импульсу выйти из машины. Но страх накрыл меня, и я нажала на газ, только быстрее уехать. Выехав на большую дорогу, я остановилась под фонарём посмотреть на ущерб. Сейчас я действовала на инстинктах, как зомби. Куда делась я, настоящая?

Левая часть фар полностью разбита, наверняка осколки остались лежать на асфальте, это плохо; сильно пострадал капот и бампер, всё под замену. Звук удара возвращался ко мне снова, сковывая тело. Тело дрожало, а голова горела от чувства вины. Я собрала остатки сил и поехала в областной центр, подальше от города. Навещу заодно тётку, завтра позвоню начальству и отпрошусь. Ночью, пока ехала, грызла себя за малодушие. Как мне дальше с этим жить? Может обойдётся? Но я и представить не могла, какое потрясение случится в городе утром, какие травмы ожидали многих, разрушение, крах надежды в жизни.

Пётр: Рита не моя дочь

Мы поздно сели ужинать, Тамара осталась на дежурство. Ужин прошёл нервно, чувствовалось, Рита хочет нагрубить. Когда Артёмка пошёл спать, наводя порядок на столе, я спокойно спросил дочь: «Что-то стряслось? Говори, я помогу и всё улажу».

– Я видела вас! – её голос дрожал, на лице читалась ярость вперемешку с презрением, и это совсем не то, что я привык видеть. – Ты изменяешь маме? Вы любовники?

– Что ты такое придумала? – я почувствовал, как кровь прилила к голове и стало очень душно. Открыв окно, дал себе унять внезапное смущение. Что отвечают отцы на такие вопросы? – Ты что-то не поняла и бог знает что подумала, – засмеялся я.

– Мне-то не лги! – вскрикнула дочь. – Я видела, как вы целовались! Да ещё на улице при Артёме! Ты предаёшь маму! – её кулаки сжимались, тело накалилось до предела.

– Ты не можешь делать умозаключения, не зная обстоятельств, – как можно спокойнее произнёс я, сейчас все слова были жалкими. – Давай вернёмся к этому разговору, когда ты успокоишься. Я расскажу тебе правду.

– Правду? Какая ещё правда? – Рита метнула на меня взгляд, полный юношеской ненависти, будто я самый мерзкий человек на планете. – Сколько времени ты нас обманывал? Я скажу маме, пусть решает, что с тобой делать! Я ненавижу тебя!

Эти слова сильно задели меня. Маленькая дрянь, как она могла судить мою жизнь, я что был плохим отцом все её пятнадцать лет? Не доросла так безапелляционно меня обвинять! Последняя грань самообладания сломалась, гнев захлестнул меня.

– Замолчи! – я крикнул, и, прежде чем понял, что сделал, рука взметнулась и резким шлепком обрушилась на её щеку. На секунду мир застыл. Рита схватилась за лицо, глаза округлились от боли физической и той, которая бьёт в душу. Я только что всё уничтожил.

– Ты не мой отец, – прошептала дочь с ненавистью, развернулась и бросилась к входной двери.

– Постой, подожди, пожалуйста! – кричал ей вслед. Дверь захлопнулась с треском. Я поплёлся в ванную, включил холодную воду и подставил голову под кран. В голове крутилось: «Ты не мой отец». Я не шевелился, холодная вода всё лилась и лилась, остужая мысли. Как это могло случиться? Дочь убежала в ночь, я позволил ей уйти. Мысли прервал Артём.

– Папа, папа, выходи! – он кричал и стучал в дверь.

– Почему не спишь? Мы испугали тебя с сестрой? – мягко пытался успокоить Артёмку. Он схватил меня за руку и повёл к окну. Мои глаза не верили, но сердце знало ответ. Внизу на асфальте лежало маленькое тело Риты, в неестественно скрюченной позе.

Я перескакивал несколько ступенек за раз, мне хотелось подвернуться, упасть, сделать себе больно. Я и так был в бездне, но хотелось лежать на дне и не дышать. Опустившись на колени, трясясь от ужаса и отчаяния, я пытался привести в чувства Риту. Её глаза были раскрыты и смотрели удивлённо в тёмное небо, кровь растекалась по волосам, сливалась с лужицами на асфальте. Дочь слабо дышала. Моя дочь. Моя девочка. И тут я заорал, разрывая ночь. К окнам прижались лица, это был маленький шанс найти свидетеля. Приехали бригады, криминалисты. Тамара ждала дочь в больнице. Всё, что я пытался месяцами скрыть, рухнуло в секунду. Это я её убил. Не водитель, не машина. Я. Мне с этим жить.

Роза: нет мне прощения

Уладив с машиной, под утро я стояла у двери тётки. Пока расслаблялась на её диване, телефон только успевал щелкать новые сообщения. Но мне не хотелось общаться, даже с Петром. Картинка не ушла: на фоне дождя узкая дорога, разъединяющая многоквартирный дом с пустой детской площадкой, звук удара. Закрыла глаза, руки Петра тяжело двигаются по моему телу, ползут к голове и превращаются в змей, они жалят меня повсюду, яд просачивается и обволакивает изнутри. В оцепенении я не могу говорить.

– Розалия, – услышала сквозь сон тёткин голос. Она включила новости. – Смотри, что передают! Какое несчастье! Ночью ребёнок погиб.

В репортаже Пётр с глазами, полными боли, сообщал о смерти пятнадцатилетней дочери, попавшей в ДТП у подъезда дома. Я медленно рушусь под тоннами вины. В телевизоре – просьбы отозваться свидетелям. Тётка посмотрела на меня и ахнула: «Уж не заболела ли ты? Белее смерти лежишь!»

Где-то читала, что реальность имеет несколько измерений. Что, если бы меня не задержали на работе? Или не стала бы проезжать мимо дома Петра? Если бы мы жили в разных городах и не встретились снова? Не лил дождь со снегом? Но всё предопределено, и какой бы выбор мы не сделали, оказались бы в том же самом месте, уверена. Но почему я не вышла из машины? Я такой плохой человек? Себе признайся! Расплата придёт, всё должно уравновеситься.

Тамара: письмо мужу, конец всему

Мало ли семей живут с увлечениями на стороне? Я догадывалась об измене. Но когда узнала о возобновлении прошлой связи, стало больно. Рита погибла, и кого я только не винила. Оказалось, ты всё время знал, что Роза наехала на дочь, и спал с ней. Ты использовал власть и скрыл улики. Ты соучастник! Я дала в газету доказательства вашей связи. Любовь твоей жизни была беременна на приличном сроке, я сделала ДНК. Она не посвятила тебя в счастливо-приватный аспект? А знаешь, это не главное! И даже не тюрьма, которая тебя ожидает. Ты уничтожил себя: карьеру, семью, дочь, Деда, Розу, своего нерождённого ребёнка. Я не злорадствую, мне жаль тебя. Письмо отправляю на общую почту прокуратуры.

Пётр: кто убийцы

Я узнал, кто виноват в смерти дочери, за три месяца до гибели Розы. Около года она ходила сама не своя и на мои вопросы не отвечала. Догадывался ли я? Это предположение было размыто, да, осколки стекла и металла были похожи на краску и форму машины Розы. Но свои подозрения я прятал даже от себя. Только когда Роза озвучила то, что месяцами её мучило, я сказал ей, что беру паузу. О беременности она умолчала. Я пришёл к Деду предупредить: сожжение плаща вместе с листвой в бочке ему не поможет, крошки ткани остались. Охотничьи ружья в городе наперечёт, проверят все. Но Дед перебивает и просит отвезти в полицию. «А как ты узнал о Розе?» Дед приносит листок, где Артёмкиной рукой нарисован он сам, выглядывающий из окна; у подъезда лежащая под красной машиной сестра, а с другой стороны стою я и держу за руку Розу. Из окна от сына летят множество сердечек к Розе. Я оставляю рисунок сына дома для жены, и вместе с Дедом едем в полицию.

Мари Анатоль.

НИСЭЙ

1

Седовласый старик в дорогом халате с бархатной оторочкой сидит за огромным дубовым столом. Морщинистое лицо гладко выбрито, на шейном платке искрится бриллиантовая брошь. Лицо его сурово, глаза неподвижно смотрят прямо на меня. От этого взгляда холодеет внутри. Губы старика растягиваются в неприятной улыбке, и он произносит шипящим шёпотом:

– Нис-с-с-э-э-эй!

Вдруг голова старика наклоняется вперёд, отделяется от тела, будто срезанная бритвой, и падает на стол…

Я очнулась от кошмара. За окном моего номера едва брезжил рассвет. Боже! Приснится же такое! Сама виновата, Хэлен, напросилась на место преступления – вот теперь получи!