Обнинск. Это моя земля

Бьют дождинки по щекам впалым,

Для вселенной двадцать лет – мало.

Даже не был я знаком с парнем,

Обещавшим: «Я вернусь, мама…»

    Роберт Рождественский

Деревня Минашино, Красноярский край.

Деревушка затерялась среди глухой тайги. Куда ни глянь – лес, лес, лес… Кое-где крохотные островки вспаханного поля. Да десяток добротных деревянных изб, с сараюшками, непременным атрибутом – баньками, крепкими срубами колодцев. Сельсовета нет. Только на самом высоком доме развевается красный флаг да снизу полотнище «Даешь пятилетку за три года!»

Здесь живет артель охотников. Своеобразный народ. Тихий, замкнутый, малоразговорчивый. Но рукастый. Все, что сделано в деревне, – мужики сами, своими крепкими, ловкими, совсем не мозолистыми руками сотворили. Чаще даже без единого гвоздя. Где его нынче взять? Ехать за сто с лишним верст на ярмарку? Так не наездишься, здесь дел хватает. Вот и приходится мужикам проявлять смекалку.

Советская власть сюда пришла поздно. Уже после 20-х годов. Пытались экспроприировать у артельных людей выделанные шкурки соболей, куниц, ласк, лисиц, белок, бобров – пушнину. А еще не виданные доселе шкуры белых медведей. Но встретили их мужики не очень ласково – у всех ружья, да не абы какие, а немецкие да английские, отлично пристрелянные. Патронов – немеряно. И свое добро просто так они никому не хотели отдавать. Бились насмерть. После этого было принято соглашение – Советы получают ежегодно определенное количество пушнины, но никогда не вмешиваются в работу артели охотников. Вот так и жили – каждый сам по себе. И всех все устраивало.

Семьи охотников жили здесь же, в деревне. Детей рожали не много, одного-двух на семью, если мальчики. А девочек, тех сразу отдавали на воспитание дальним родственникам. Конечно, навещали, приезжали с подарками, забирали погостить на лето. Но особо не привечали.

И жил в этой деревушке знатный охотник Иван. Высокий, с рыжими кудрями и бородой, крепкий, сильный. Белку бил в глаз и с левой, и с правой руки, и даже с закрытыми глазами. Одна печаль была у него с женой Марьюшкой – не дал Бог детушек. Как-то раз поехал Иван с артельщиками на ярмарку, по реке, на плоту. Двое суток добирались. Прикупились: муки, зерна, материи разной в подарок, посуды, кое-что из обувки. Утром должны были отплывать. Глядь – Ивана нет. Бросились искать. А тут и он бежит, в руках что-то несет, не разглядишь. Быстренько вскочил на плот и машет – давай, мужики, быстренько, отчаливаем. И только отойдя от ярмарки на приличное расстояние, распаковал он свой узел, который бережно держал в руках. Артельщики и ахнули. На руках у Ивана крепко спала чумазая, в рваной, грязной одежде, в дырявых лаптях девчушка. На вид лет пяти-шести.

– Да откуда ж ты такое чудо отхватил? А ну как кто искать начнет?

– Не волнуйтесь, братцы! Я ее из цыганского табора увел, что рядом с ярмаркой стоял. А эта девочка побиралась там. Сразу ее приметил. Хлеба дал, квасу. Смотрю – а она светленькая, русоволосая. Глазенки – как бездонное небо синие. А худющая… В чем только душа теплится. Я с ней перебросился парой-тройкой слов. И прикипел. Понял, что не смогу уехать, бросив ее в цыганском таборе. Кем она там вырастет – воровкой? А мы с Марьюшкой ее воспитаем как родную. Обучу я ее своему ремеслу.

Помолчал, опустив голову.

– Одобряете или нет мой поступок?

– Хорошо али плохо ты поступил – жизнь покажет. Только отродясь у нас не было женщин-охотниц. Да, видно, судьба тебе уготовила такой подарок. Так тому и быть!

Жена Ивана с трепетом и радостью приняла девчушку в семью. Выкупала, приодела в новый сарафан, на ножки примерила сапожки из овечьей шкурки – и ахнула! До чего малышка хороша!

Нарекли девочку Настей – Настеной, Настюшкой. Вот и ладно.

Смышленая выросла дочь. И матери по хозяйству помогать успевала, и с отцом на охоту ходила. Скоро в деревне не было равных ей стрелков. Больше всех приносила Настя из леса добычи. Ни одну шкурку не испортила. В лес всегда ходила или одна, или с отцом. Секреты свои в охотничьем деле никому не рассказывала, не делилась. Одевалась в основном в мужскую одежду – рубаху да брюки. Так сподручнее было ходить в лесу, лазать по деревьям, поджидая добычу, спать на земле, подложив еловых веток, нести добычу домой, не цепляя подолом сарафана ветки кустарников и поваленных деревьев.

Деревушка хоть и в тайге пряталась, но молва о чудо-девице-охотнице далеко разошлась. Многие молодцы хотели увидеть воочию принцессу тайги, да больно дорога далека, да и не сидит она на месте, все время в разъездах.

Вернувшись из тайги с очередной партией пушнины, Настасья увидела возле своей избы странного старичка. В тулупе, в шапке-ушанке, больших серых валенках. Прыгает с ноги на ногу, стучит варежками друг о друга, нос прячет за воротник.

– Дедушка, вы к кому? Смотрю, замерзли очень. Прошу вас, пойдемте в избу, у печки согреетесь, чайку попьем.

Дедушка не стал противиться и довольно резво засеменил в избу. Настенька зашла следом.

– Мама, у нас гости!

– Да знаю я, доченька, знаю. Этот гость тебя уже третий день дожидается. В избе сидеть не хочет, все на улице тебя ждет.

Настя удивленно посмотрела на гостя и вдруг громко расхохоталась. Дедушка на поверку оказался молодым статным юношей. Он, робея и стесняясь, переминался у печки, грея замерзшие ноги.

– Давай-давай к столу! В ногах правды нет!

А на столе уже дымилась картошка, розовое сальце с мороза блестело капельками воды, хрустящая маринованная капустка со свеклой из погреба призывно манила попробовать ее. Хозяйка аккуратно отрезала ломти свежеиспеченного хлеба.

– А где батя?

– Так вы разминулись с ним. Он на дальнюю заимку пошел. Теперь дня через четыре вернется.

За столом шел неспешный разговор. Незнакомца звали Василий. Он аж из Калужской губернии сюда добирался. Долго, трудно. Почему зимой? Да работы в это время года поменьше в доме. Урожай убран, сено запасено, амбары от зерна ломятся, год хороший был. Зачем сюда приехал? Да на хозяйку тайги посмотреть. А вдруг брешут?

Тут уже и хозяйка дома, и охотница расхохотались.

– Да с чего ты взял, что я – хозяйка тайги? Ну, охочусь, да, много пушнины заготавливаю. Но ведь это мой хлеб. Как потопаешь – так и полопаешь. Вот как у нас говорят.

– А ты это, говорливая. Тебе палец в рот не клади. Вот такая мне жена и нужна.

Все разом умолкли и удивленно посмотрели друг на друга.

– Ты это чего? Какой замуж? Мне всего-то 16 годков. И кто тебе сказал, что я согласна?

Василий встал с лавки. Поклонился.

– Разрешите мне дождаться хозяина. Свататься я хочу. Домой не вернусь без Настеньки.

Прошла неделя. Василий без дела не сидел. Помогал в хлеву со скотом: убирал, воду носил, кормил. За лошадьми ухаживал. Учился шкурки выделывать, штопал валенки. Никакой работы не чурался. Рукастый парень оказался. И Настенька на него стала с интересом поглядывать.

Когда вернулся отец с охоты, молодые уже понравились друг другу. Василий попросил у хозяина отдать за него Настеньку.

– Да как же так-то? Без благословения твоих родителей? Не гоже это, не по-людски.

– Да родители мои согласны. Старенькие они уже. У нас хозяйство большое. Рук не хватает. Четверо моих братьев уже женаты, своими семьями живут. А я младший – значит, мне и досматривать родителей.

– А что, наша дочь согласна замуж идти?

– А вот мы у нее сейчас и спросим. Настюша, подь сюда!

Из-за занавески, зардевшись, вышла дочь, теребя косу руками, низко опустив голову.

– Согласна ли ты быть женой Василия?

– Да… – еле слышно прошептала охотница.

– Мать! Неси икону! Так и быть, будет наша Настасья мужней женой!

…Обратно, на родину Василия, молодые добирались на хороших, добротных санях, запряженных двумя лошадьми, везли приданое – одежду, посуду, Настины ружья со всей амуницией и много шкурок зверья разного. А еще – хороший мешочек золота. Это завсегда в хозяйстве пригодится.

Родители мужа встретили Настю настороженно. Долго разглядывали и что-то хмыкали себе под нос. Невестка младшего сына их разочаровала: невысокого росточка, худенькая (какая из нее работница-то?), не робкого десятка – вона как с вызовом смотрит, такая пресмыкаться и ходить тише воды, ниже травы не будет. Того и гляди, покрикивать начнет. Нет, не такую они ждали помощницу в дом. Глазища-то какие! Так и полыхают! Ох, хлебнет с ней Василий горюшка!